«Любить на сцене очень сложно»

27 ноября в Кемеровском областном театре драмы им. А.В. Луначарского — бенефисный спектакль в честь народной артистки России Лидии Цукановой

Четыре десятилетия служит Лидия Николаевна кемеровской сцене. Сыграно более двухсот ролей в самых разных жанрах. А для юбилейного спектакля выбрана комедия: героиня пьесы «Без меня меня женили» Франца Крёца добавила несколько новых красок к творческому портрету актрисы.
Накануне праздника мне посчастливилось поговорить с бенефицианткой. Беседа с этой удивительно легкой, деликатной, сомневающейся, вдумчивой, трудолюбивой и очень открытой женщиной — для вас, уважаемые читатели.

— Лидия Николаевна, режиссерам сегодня под силу удивить вас?
— Наша работа непредсказуема. И мне со многими режиссерами пришлось поработать. Точно знаю: удивить могут все и всегда. Интересными идеями, неожиданными пьесами, уникальными предложениями.

— Отторжение бывает?
— Бывает. Иной раз предложенное не очень нравится и не устраивает. Думаешь: «Нет, роль не моя, не вижу себя в ней». Но… Это же интересно — себя преодолеть! Так что не бывало ещё такого, чтобы я отказывалась от роли или режиссерских задумок.

— А были в вашей творческой жизни такие роли, в которых вы сразу не разглядели будущего успеха?
— Случалось. Взять даже последнюю мою роль в спектакле «Без меня меня женили», который и выбран для бенефиса. И предположить не могла, что из данной роли получится то, что получилось. Неожиданно для меня самой во многом. Роль характерная. И мне нравится, работаю с большим удовольствием.

— После спектакля тишины хочется?
— Наоборот, тишина даже пугает. Перед спектаклем, особенно премьерой, ведь как бывает: большой период времени, всё время подготовки мы находимся в тонусе. Ни одной свободной минуты. А потом просыпаешься утром и понимаешь, что репетиций нет, бежать некуда. И тогда приходит ощущение какой-то депрессивной пустоты. Тогда загружаю себя домашними делами – тоже смена деятельности.

— Сегодняшний театральный зритель другой?
— Зритель меняется, конечно. Рада, что мой зритель, с которым я взрослела, до сих пор со мной. Он мудреет, взрослеет. Бывает очень приятно, когда даже в дачном автобусе подходят, спрашивают о здоровье и творческих планах. А нынешние… Они не хуже и не лучше. Они просто другие. У них есть свои любимые артисты, это понятно. Надеюсь, что среди этой категории есть и те, кто и на нас обращает внимание.

— Вас раздражает, когда во время спектакля зрители не отключают телефоны?
— Да. И это всегда очень не вовремя. Чаще всего звонок раздается именно в тот момент, когда нужна тишина. Несколько раз на одном монологе в спектакле «Поминальная молитва» (когда моя героиня помогает рожать дочери, а потом умирает) раздавались телефонные звонки. А что я могла сделать?! Я же умирала в тот момент!

— А зритель вас чему-то учит?
— Да, конечно, это взаимный процесс. Зритель учит идти в ногу со временем. Учит терпению. Мудрости. Это сложно и необъяснимо, но что-то непонятное происходит с залом каждый раз. Бывает, выходишь на сцену, а зал тебя слышит с первой минуты. Это так здорово! А бывает, зал категорически не твой. И причем это не два-три человека. А все. И ощущаешь это физически. Загадка. Недоумеваем порою всем коллективом. Я даже болею после, выжата как лимон. А когда спектакль очень хорошо принимается (и это не обязательно комедия), тогда порхаешь и до дома пешком доходишь незаметно.

— По вашему мнению, чего сцена не прощает актерам?
— Не прощает измены, предательства. Потому что когда ты начинаешь размениваться, увлекаешься чем-то другим — плохо дело. У меня всё идет кувырком, если я не настраиваюсь в одиночестве, отвлекаюсь в закулисных разговорах на бытовые темы. Сколько было случаев, когда наши талантливые актеры на время уходили из театра. Потом возвращались. Но достойных работ после этого не было. Я сейчас не о подработке, когда все идет в копилку профессии (преподавание, например).

— Вы играете для всего зала или для «зрителя в третьем ряду»?
— Обычно не видно, кто сидит в зале. Первые два ряда можно еще разглядеть. И, да, лучше не знать, что кто-то из знакомых присутствует в зале. Мешает. У меня довольно долго был страх перед зрителем. Преодолевала как? Гастролировали по предприятиям, несли культуру в массы. Пошла на это специально. Видеть глаза людей, их эмоции бывает очень сложно. Ведь все по-разному реагируют. Выходить «один на один» очень ответственно.

— А гастроли для вас важны?
— Как воздух! Небольшие гастроли есть и сейчас. А весь период до 90-х годов мы ездили на большие гастроли, по три месяца не жили дома. Целыми семьями, с кастрюльками и электрическими плитками. Столько городов и театров, а теперь уже и стран… Это особая жизнь, новый зритель, рецензии в местных газетах…

— Вы смешливая?
— Ой, очень. Меня «расколоть» на сцене ничего не стоит. У нас Олег Кухарев похулиганить любит. И муж мой, Евгений Шокин, тоже. Причем сами они — кремень. А я в процессе начинаю фыркать. Это плохо, смеяться на сцене нельзя. А еще, бывает, в спектакле оговоришься. А после — хоть не играй. Как доходишь до «этого» места – ступор! И смешно и стыдно.

— От чего вам легко отказаться?
— От ужина после шести – да, могу. От похода по магазинам, от одежды. Не завидую ни деньгам, ни богатству, ни успеху. А вот сложно, как актрисе особенно, отказаться от ролей. Ролей, которые мне предлагают. Маленьких, больших, эпизодических – не важно. От работы не откажусь никогда.

— В театре нет «лишних» людей?
— Это очень сложный вопрос. В одной из пьес Виктора Розова сказано, что театр манит всех к себе, но расставляет всех по своим местам. Артисты зависимы больше остальных: от директора, режиссера, выбора пьесы, роли, партнера, зрителя. Иногда кажется, что человек лишний. А он просто не раскрылся. Ему не дали возможности этого сделать. Не было подходящего материала, веры в него. Вера в тебя, она так важна. Вот мой Евгений всю жизнь меня долбал и продолжает долбать за то, что в себя не верю. Это дурацкое качество и мешает мне.

— В чем бы вам хотелось еще себя попробовать?
— Так бы хотелось быть драматической актрисой, которая еще и своим голосом владеет. Уметь петь – моя мечта. Можно было бы развить и слух, и голос, но не сложилось… А если бы пела, то в музыкальном спектакле попробовала бы себя обязательно!

— Вы влюбчивы?
— Да, да! Из того, что помню – влюбленность в мальчика в шестилетнем возрасте. А сколько еще до этого было! Хотя мама мне рассказывала, что в три года я умудрилась удрать с таким же юным кавалером в метро. Еле нашли. А вообще влюбляться в партнеров по работе – это нормально. Влюбляешься в талант, в игру. И вообще, я стараюсь поддерживать со всеми коллегами хорошие отношения. Так играть даже легче, мы «вытягиваем» друг друга, помогаем. «Любить» на сцене очень трудно априори. К чему еще усложнять ссорами? Плакать на сцене, кстати, тоже сложно. Но если роль выстроена верно, по всем узелочкам и сплетениям, то само всё случается. Тогда и слезы давить не нужно. А вообще сверхзадача – не самой рыдать, а заставить зрителя плакать.

-Театр научил вас разбираться в людях?
— Действительно, наша работа похожа на работу следователя. Работая над ролью, надо собрать целое досье. Наблюдательность точно развивается.

— Неожиданные подарки от поклонников были?
— Как-то на гастролях мне подарили большую куклу, сказав, что знают, что у меня есть маленькая дочь. Василисе тогда было четыре с половиной года, было очень приятно. Эта кукла Таня у нас до сих пор. Сначала дочь Василиса играла, потом старшая внучка Устинья, средняя — Анисья, успела поиграть с ней и младшая Агаша.

— Театр начинается с вешалки. А чем заканчивается? Лично для вас?
— А заканчивается… гримеркой после спектакля. Наша молодежь быстро убегает. А я не могу так. Мне нужна церемония: медленно разгримироваться, потихоньку прийти в себя. А уж после пешком домой. А там «мяу-мяу!» и «гав-гав!» (у нас несколько кошек и собака). Вот они меня и «вынимают» из роли.

— Есть ли сегодня в вашем репертуаре спектакль, в котором хочется подольше быть, жить?
— Очень люблю «Поминальную молитву», «Беккет» — неожиданная для меня работа, «Пока она умирала», «В тени виноградника». Да, я очень бы хотела, чтобы эти спектакли жили как можно дольше.

Анна Тимощук.