Как красавица стала чудовищем

Сейчас Ирине К. (имя изменено) 34 года. Возможно, появись она на улицах своего посёлка, то кто-то из мужчин оглянулся бы ей вслед. Молодая, стройная, без обручального кольца на пальце. В общем, свободная женщина приятной внешности.

Но на самом деле Ирина не свободна. Она — за «колючкой», в колонии-поселении. На волю выйдет только в 2022 году. А в зоне уже 8 лет. За разбой и убийство с  особой жестокостью.

Разгулялась до края

Родилась и выросла Ирина вовсе не в асоциальной, а в обыкновенной семье. К тому же, как говорят,  полной.  Есть  оба  родителя: мама и папа. И училась Ирина не в коррекционной школе, а тоже обыкновенной. Никаких отклонений в психическом и физическом здоровье не замечалось. Девочка как девочка. Ни родные, ни соседи, ни знакомые не могли и подумать, что превратится Ирина из слабого пола в настоящего монстра. Своей жертве она нанесла 57 ударов топором.

— Я была пьяной и ничего не помнила, не понимала, не осознавала — так, понурив голову, тихо отвечала Ирина на мои вопросы по поводу, как дошла она до такого зловещего края.

«Не верю!» – хотелось сказать ей. Но я ведь не следователь, который вёл её дело, не прокурор, требующий наказания, ни судья, зачитавший приговор. И даже не адвокат, собирающий смягчающие вину убийцы обстоятельства. Так что не поверила  я  Ирине  молча. Вернее, нет, продолжала задавать вопросы, пытаясь всё-таки докопаться, с чего всё началось. После школы Ирина поступила в техникум. Очень даже неплохой. С такой  специальностью, которая могла быть обозначена в дипломе, без работы не останешься. Но до диплома Ирина не дошла. Была отчислена за неуспеваемость.

Вместо диплома получила свидетельство о рождении дочки. Вот теперь-то, став матерью, надо было взяться за ум. Увы… Снова за рюмку, наполненную до краёв. А малышка-то требовала пусть не материнского молока, но покупного. И одевать, обувать её тоже надо было.  Ирина же так и не вышла из роли нахлебницы своих родителей. Отчаявшаяся мать была вынуждена собрать документы на лишение непутёвой дочки родительских прав. Так бабушка девочки стала ещё и опекуном.

Конечно, при желании Ирина могла бы восстановиться в родительских правах. Первый шаг — к трезвости. Ан нет. Продолжала гулять. И поводы находились не только по красным дням календаря.

Одна тысяча рублей за погубленную жизнь

Вот и тот осенний день был во всех отношениях чёрным, а не просто будничным. Ирина с такой же собутыльницей — приятельницей выпивала. Около 22 часов спиртное закончилось. И денег нет. А у этой приятельницы, Елены, была соседка, выручавшая не однажды энными суммами. Пошли к ней, захватив топор. Не откроет дверь — взломают. Но хозяйка, знавшая Елену, дверь открыла…

«Мама ни за что бы не впустила Ирину. Она говорила, что боится её — молодую, наглую», – так скажет на суде сын убитой.

Когда Ирина — нежданная и нежеланная гостья — оказалась в квартире пенсионерки, то Елена, оставшись во дворе, заняла наблюдательную позицию. Она (как, опять же, скажет на суде) не ожидала, что Ирина не просто пригрозит хозяйке, отказавшейся на этот раз одолжить деньги, а пустит этот топор в ход. Воочию я эту подельницу Елену не видела. Отбыв свой срок наказания (пять с половиной лет лишения свободы), она-то сейчас на свободе. Но и ей я бы сказала: «Не верю!» Ведь топор-то был взят именно из дома Елены. И явно не в качестве самообороны.

Да и не могла Елена не слышать криков несчастной женщины. В своих показаниях настаивала:

«Убивать мы никого не собирались. Ирина действовала в одиночку».

Но ограбили-то уже растерзанную и окровавленную жертву вместе. Вся добыча составила 1000 рублей. Прихвачен был и сотовый телефон.

Свою одежду со следами крови Ирина сняла и сожгла. Так что всё-таки помнила и пьяной головой соображала, что надо заметать следы преступления. Натянув халат, вызвала такси. И  за него, и за вино, которое привезла, расплачивалась деньгами уже бездыханной жертвы. Из 57 ударов топором по разным частям тела 19 ударов было нанесено по голове. Такая вот не человеческая, а звериная и чудовищная жестокость. Но, садясь за спиртное уже после кровавого побоища, Ирина, смеясь, объявила ещё одной знакомой: «А мы бабку убили». Ей не поверили. Подумали, что несёт чушь в пьяном угаре.

— Я правда ничего не помнила. Я раскаиваюсь, — вновь говорит осуждённая Ирина.

В участке колонии-поселения, где она отбывает наказание, можно носить и не «зэковскую», а гражданскую одежду. Сейчас на Ирине клетчатая блузка. Похоже, что новая. Физически здоровая и трудоспособная осуждённая Ирина получает за свою работу деньги. Отоваривается в магазине. А ещё получает посылки из дома. И на свидания к ней приезжают. У Ирины 15 поощрений за добросовестное отношение к труду, хорошее поведение и участие в культурно-массовых мероприятий. Эх, всё бы это — да на воле!

Я хотела задать Ирине ещё один вопрос: «А где отец вашей дочки?» Но раздумала. А уже потом из материалов дела узнала, что отец девочки тоже был (или до сих пор есть?) в местах не столь отдалённых.

— Вы бы не хотели для своей дочки такой судьбы, как ваша? —  этот очередной вопрос был не «на запаску». Просто чисто женский, человеческий.

— Конечно, нет! — ответила Ирина. В её глазах блеснули слёзы. Или мне это только показалось? Или желаемое я выдала за действительность?

P.S. На комиссии по помилованию, где рассматривалось ходатайство Ирины, я была в числе тех, кто голосовал за сокращение  срока наказания. Жаль было  маму осужденной,  заболевшую после трагедии. Но большинством голосов Ирину К. не помиловали. Есть у неё ещё один шанс выйти на свободу. Формальный срок условно-досрочного освобождения наступает в марте следующего года. Но жертва-то очередной весны не дождалась…