Военная тайна

О чем рассказала старая записка в бутылке, найденная в Карелии в местах тяжелых боев с фашистами.

Когда-нибудь об этом напишут книгу, в первом издании – с открытым финалом. Но уже сейчас без слез ее «читать» невозможно. Жизнь соединила войну и мир в запутанный детектив. При этом главный герой – Память – проходит испытания с честью…

Так думала я всё лето, с тех пор, как в почте открылось пришедшее из Карелии от поисковиков фото с запиской в бутылке, пролежавшей в земле в лесу десятки лет. И фраза на ней читалась отчетливо: «Здесь похоронен летчик Захаров Василий Федорович 1922 – 1944». Значит, могила героя, погибшего в Великую Отечественную, рядом! Но всё оказалось не так просто…

Однако давайте вернемся к концу мая, когда бутылку только-только нашли. Карельские поисковики из села Видлица тот день называют чудом…

Душа

Щуп, пронзая все еще холодную землю, ведя Николая Механикова по придорожью к стоявшему в войну возле Видлицы советскому аэродрому, ничего не обещал. Его ребята-поисковики, тоже со щупами, шли в строгом порядке рядом, когда…

– Звук! Он отличен от звука камня. Он – только он – такой, когда находит останки бойцов, – рассказывает Николай. – Мы два года искали это место, первую могилу летчика Захарова, перепроверяя по списку все первичные захоронения войны до переноса их в братскую могилу в Видлицу в 1950-1970-х.

– Зачем?

– Чтобы удостовериться, что никто не забыт, не оставлен… Донесение с его координатами нашли давно (в архивах Минобороны. – Ред.). По нему и воспоминаниям однополчан следовало, погиб Василий Захаров 27 июля 1944-го. Наши наступали, а он возвращался с выполненного боевого задания, уже с района финской границы. Был врагом подбит и, горя, хотел дотянуть до своего аэродрома, упал на западной его стороне аэродрома и – «похоронен в 20 метрах от дороги»… С годами дорога менялась, и мы проверяли здесь много раз, и в двадцати метрах проходили-искали, и дальше. И вот нащупали метрах в тридцати.

А как нашли? Думаем, герои сами выводят на места, где лежат… Сколько раз поисковиками такое рассказывалось, и с нами тоже такое случалось.

Вот и в этот раз, если не душа героя помогла нам, то все равно была нам в тот день подсказка свыше. И не одна. Ведь нашли, вскрыли мы захоронение у дороги, увидели, что останки – есть, сидим-говорим меж собой о том, что по всему это «наш» Захаров, но как подтвердить? Передохнули, встали, снова взяли металлоискатель, щупы… И вот рядышком нащупываем и достаем из земли бутылку с запиской, с фамилией Захарова!

А во второй раз задали себе контрольный вопрос («А точно здесь – лётчик?), когда уже позже, вернувшись, мы поднимали останки, чтобы перенести в Видлицу, в братскую могилу. И нашли единственное, что из формы на нем сохранилось, – правый погон летчика!

Тогда уже на сто процентов уверенные в том, что нашли останки 22-летнего Василия Захарова, поисковики отправили письмо в Кузбасс, властям города Белово и поисковикам школы №16 – с просьбой помочь найти родных. Ведь летчик был нашим земляком…

Наш земляк, летчик-герой Василий Захаров.

Семья

Приближалось 27 июля, день гибели Захарова. И его родные, разбросанные временем по стране, вспоминали его, как вспоминали все годы, и снова доставали старые фотографии…

Нина Федоровна Васильева, самая младшая сестра летчика, беловчанка, рассказала про день, когда видела Васю в последний раз. Он приезжал в Белово на побывку, после получения высокой боевой награды.

Представление к ордену Отечественной войны II степени на летчика-штурмовика Захарова ушло «наверх» 30 июня 1944-го. И он действительно был им награжден. За что? За десять вылетов в день (к реке Свирь) он «уничтожил до 16 автомашин, до 20 лошадей, 3 цистерны с горючим, поджег до 19 вагонов». А не прошло и недели, и на Василия Захарова ушло представление ко второй награде – к ордену Красного Знамени (и им он тоже был награжден) за потопленную «канонерку» (корабль) противника, мешавшую продвижению наших войск!

– А мне четыре года было, когда Вася в краткосрочный отпуск, после представления к награде, приехал. И он всё маме говорил: скоро кончится война, и всё наладится. Он был всем нам опорой. Отец умер еще в 1941-м (был председателем колхоза, надорвался, заболел, операцию ему сделали, а через несколько месяцев – война, работы еще больше стало, и было не до себя, и отец умер от осложнения), – вытирает слезы Нина Федоровна. – В отпуске же Вася уже обговаривал дома свою свадьбу… И его невеста, Надя, с ним была, она наша, жила недалеко. А только уехал, и почти сразу – похоронка. Помню, все в доме плачут, я в угол забилась… Надя, невеста, после гибели Васи на фронт тоже ушла и тоже погибла. Столько лет прошло, но до сих пор за них сердце болит…

«Но ведь не может такого быть, чтобы вы нашли сейчас нашего Васю, чтобы он в первой своей могиле остался!» – сказала я, когда на меня с запросом карельских поисковиков этим летом вышли. В 1970-х мои старшие сестра и брат уже ездили, тоже по вызову, в Видлицу, на перезахоронение Васи, в братскую могилу в село. Они, вернувшись, рассказывали, и фотографии оттуда есть. От однополчан привезли также рассказ, что когда самолет упал, и Васю выкинуло, его первой женщина, ходившая по ягоды, нашла. С ее слов, шлем был уже под головой, руки под головой. Значит, прожил он еще на земле хоть сколько-то…

– Так, значит, поисковики нашли нынче не Захарова?

– Если это был наш Вася, царствие ему небесное, – плачет Нина Федоровна. – Но все же мы все думаем – другого. А записку в бутылке старший брат написал, когда на перезахоронение ездил в 1970-х. Зарыл ее как память…

Другой?

Но зачем закапывать записку с фамилией накануне перезахоронения (или после) в 1974-м? В чем-то брат погибшего летчика сомневался? Так хотел подстраховать? Автора уже нет. Родным же о записке стало известно лишь от поисковиков, и они узнали почерк…

– Мы голову ломаем: зачем писал? Если просто на память, то в записке должно было быть: «здесь БЫЛ похоронен…», – говорит поисковик Механиков. – Не вяжется… А сверить присланные фотографии с перезахоронении в 1974-м не удалось, нет качества, привязки к месту… Но мы, все же опираясь на информацию родственников, официально решили: вернее всего, мы не летчика Захарова нашли…

– А кого?

– По документам, одни и те же координаты первичного захоронения – у младшего лейтенанта Захарова, у его стрелка-радиста, старшины Тетерина (один экипаж) и у сержанта Медведева (из другого экипажа). Они из одного полка. Захарова выбросило из горевшего самолета, Тетерина – нет, а что от него, сгоревшего, осталось, неизвестно. Медведев, с другого самолета, раненый, умер в медсанбате при аэродроме полка. Их, вероятно, и похоронили рядом всех троих. Причем офицером из всех был только Захаров.

Медведева мы еще не нашли. А нашли, где бутылка с запиской, останки двоих. Целые останки – летчика, младшего лейтенанта. Несколько фрагментов другого человека, скорее всего, его стрелка. И, вернее всего, в советское время, давно, при перезахоронении, одного подняли, а одного – нет. Может, не нашли…

– А если вы отыскали возле бутылки с запиской экипаж другого полка?

– На это место у нас координат могил с других авиаполков нет. Возможно, пока… И экипаж, несмотря на записку, мы признали в итоге безымянным. Его перенесли в конце лета в Видлицу, со всеми почестями.

В поисковом движении Карелии говорят: близ Видлицы за несколько лет нашли десятки героев войны, оставшихся на первых местах, в первых могилах, хотя с советской поры, со времен указаний укрупнить всем братские могилы они числятся давно перенесенными в братские могилы… Объясняют: возможно, в те годы приказ был срочным, перезахоронили не всех, не успев, или не найдя… А фамилии на братский монумент тогда внесли. Захаров и Тетерин на общем монументе тоже давно есть.

Война раскрыла еще не все свои тайны, не все архивы… И у истории с запиской наверняка будет продолжение. И имена героев, пока безымянных, вернутся к нам. Мы же все верим: душа прорвется когда-нибудь сквозь сети неизвестности, назовет себя, придет домой…