А как это по-русски?

«Она вкрашилась в этого кринжового дуера? Вы меня не рофлите? Тогда это полный зашквар!» Если вы ничего не поняли, то этот материал для вас. Если в беседе с подростками вы ловите себя на мысли, что неплохо бы иметь переводчик с русского на русский, читайте. И если вам любопытно, какие изменения произошли в родном языке и что его ждет в ближайшее время, это интервью с доцентом кафедры стилистики и риторики КемГУ, кандидатом филологических наук, лингвистом-экспертом Кемеровского НИИ судебной экспертизы Станиславом Оленевым для вас.

Интернет диктует моду

– Станислав, не секрет, что язык – живая система, он не может быть законсервированным. Но каковы границы нормы? Есть ли они?

– Норма стремится к тому, чтобы не меняться. Для чего это нужно? Например, для понимания текстов 200-летней давности. Сегодня мы читаем произведения Пушкина и понимаем в них почти всё, кроме, возможно, некоторых названий блюд, одежды. Норма постоянно колеблется. Где-то она более стабильна, где-то нет. В лексике слово может появиться, три года активно использоваться, а затем про него все забывают. Например, 15-летний сегодня не знает, что такое «пейджер».

Грамматика довольно стабильна, но и в ней происходят изменения. Все исследователи говорят о том, что современный русский язык становится более аналитичным, как английский. Например, появляются несклоняемые слова. Сегодня в рекламе практически повсеместно не склоняются названия брендов. По норме должно быть «купил в «Макдональдсе», а в рекламе мы слышим «в этом месяце только в «Макдоналдс».

В области синтаксиса изменения, как правило, начинаются в устной речи, потом, если набирают популярность, могут перекочевать в письменную. Вот раздражающий всех в речи молодых людей оборот «то, что». Например, «она жалуется, то, что не успела приготовиться», хотя правильно сказать «на то, что». В устной речи молодых людей до 16 лет – это уже норма. Исключение, мне кажется, составляют лишь те, кто читает много хорошей литературы.

– Думаю, на речь подростков сегодня влияет интернет. Это так?

– Молодые люди себя более активно проявляют в сети. Если средний 30-40-летний человек обходится фейсбуком и инстаграмом, то у молодёжи сегодня ТикТок, завтра АскМи, потом Формспринг. Появляется много всего, подростки в этом варятся, все они играют в онлайн-игры, а там любое действие называется жаргонным словом. А молодёжные словечки типа «рофлить» распространяются молниеносно. Какой-нибудь блогер с миллионом подписчиков начал так говорить, и они повторяют за ним.

– Как воспринимать вот эти «хейтить», «рофлить» и другие слова в речи подростков?

– Мне кажется, это нормально. Если ты в юности не пользуешься жаргоном, это странно. Если продолжаешь им пользоваться в 50 лет, это тоже странно. В 90-е годы, во времена нашей юности, тоже были словечки типа «вышак», «отпад», «вилы». Сейчас молодёжь уже так не говорит.

– Может, пора выпускать переводчики с молодёжного на русский?

– Они существуют. По крайне мере, в англоязычном интернете есть хороший сайт, где собраны абсолютно все английские сленгизмы. Русские можно просто поискать в интернете.

Основа незыблема

– Станислав, деловой язык тоже достаточно пластичен и обрастает всё новыми заимствованиями: «спич» вместо «речи», «амбассадор» вместо «лица компании»…

– Активные заимствования характерны больше для маркетологов, ивент-менеджеров, финансистов. Эти сферы склонны копировать западный образец экономики, образа жизни, ценностей. В речи москвичей этого я слышу больше.

В IT-сфере встречаются термины «митап», «дэмодэй», заимствованные из Силиконовой долины. Все слова английские, и можно догадаться, о чём речь. Например, «форсить» – «раскручивать, усиливать», «форсить хэштеги». В некоторых случаях их сложно заменить русским аналогом. К примеру, «дэмодэй» – это специальная конференция, на которой сотрудники выступают с рассказом о том, что они сделали за месяц или неделю.

– Нельзя это назвать простым словом «отчёт»?

– «Отчёт» не передаст всех оттенков значения. Дэмодэй, по сути, это демонстрационный день. Причём более важная часть – это обратная связь, реакция, которую даёт аудитория. Есть слова, которые заменить сложно, но некоторые – легко. Мне, например, не нравятся многие слова из сферы общественного питания. Зачем печенье называть «кукисами»? Это такие американские овсяные печенья с шоколадом, которые продаются поштучно, но стоят как килограмм. Видимо, поэтому и «кукисы».

– То мы немцев и голландцев любили, то французов. А сейчас такое мощное английское влияние…

– А оно сейчас везде. Англо-американская культура оказалась очень влиятельной, благодаря в том числе литературе и тому, что английский язык прост для усвоения. Шутка есть такая: «Какой сейчас самый распространённый в мире язык?» – «Плохой английский».

– Взявший к тому же на вооружение интернет…

– Интернет ускоряет все языковые процессы. Возьмем слово «маска». Пять лет назад не было выражения «попробовать новую маску». Теперь, благодаря снэпчату и инстаграму, оно есть. Там в историях есть возможность наложить на видео разные маски: брови, усы, корону и так далее.

Общественная жизнь в целом стала более активной. Десять лет назад никто не знал, что такое автозак. Сейчас почти все знают. Многие понятия обрастают оценочными ярлыками: «хомячки», «навальнята», «дворцовство», и это тоже языковое творчество.

Новое моментально осваивается и так же моментально забывается. Переживать по этому поводу не совсем правильно. Литературный язык остаётся таким же, как был. Писатели и журналисты как писали, так и пишут. Всегда привожу в пример бывший популярным в нулевых годах так называемый «язык падонкаф» – орфографически максимально неправильное письмо. Все говорили, что это погибель русского языка. Ничего подобного. Осталось буквально несколько выражений «пеши исчо», «аффтар, выпей йаду», «готично».

Изменения это нормально

– Масса людей поколениями говорит «лОжить», «звОнит». На каком основании и кем определяются правила и нормы русского языка? Может, пора их менять, идти навстречу носителям языка?

– Решают лингвисты, но делают это на основании наблюдения за реальной практикой. Помимо частотности употребления, есть ещё шесть-семь критериев, нужных для того, чтобы признать какую-либо единицу нормативной. Если появляется какой-то вариант, он должен выполнять дополнительную функцию. Допустим, вариативное ударение в слове: одно используется в профессиональной речи, как «компАс», а «кОмпас» – в общелитературной. В случае со словом «звОнит» есть несколько критериев, по большинству оно уже проходит, кроме социального одобрения и признания образованных людей. Когда так начнут говорить известные политики, журналисты, писатели, филологи, тогда оно точно попадет в словарь. Хотя я бы его уже включил как просторечное или разговорное.

– Какой срок требуется новой норме, чтобы укорениться?

– По-разному. В случае с ударением десятилетия. Поначалу был «маркЕтинг», сейчас у всех слышу «мАркетинг». Слова «одевать» и «надевать» народ уже не различает. Или, например, слово «кофе» уже попало в словари как слово мужского и среднего родов. И это вполне объяснимо. Изначально «кофе» заимствовалось как существительное мужского рода с «й» на конце: «кофей» либо «кофий». Потом, по аналогии со словами типа «депо», «меню», «кашне», «шоссе», «саше», «й» отрезали, и слово по общему правилу должно было стать среднего рода, как все несклоняемые заимствования на гласную, обозначающие неодушевленные объекты.

– Станислав, какой ваш прогноз на ближайшее время?

– Он оптимистичный. Даже если что-то будет меняться, это ни в коем случае не плохо. Русский язык переживал и не такое. Влияние французского в XIX веке мы пережили – и ничего. Основа осталась, грамматика у нас русская, а не французская, порядок слов всё ещё более свободный. Приходит новая лексика? Это тоже нормально. Думаю, через какое-то время довольно сильно должны обновиться словари. Слова типа «звОнит» и «одевать» в значении «надевать» через пару поколений войдут в них. Язык – штука стабильная. Надо очень сильно постараться, чтобы он полностью деградировал.