«Мне кажется, мы в начале пути…»

Имя кардиохирурга академика РАН Леонида Семеновича Барбараша на слуху у многих жителей области. Наверное, если бы его родители не переехали в свое время из Москвы в Кемерово, кузбасская кардиология и кардиохирургия все равно развивались бы. Потому что болезни сердца и сосудов стоят на первом месте среди причин убыли россиян. Но в нашем случае ход истории определила личность именно этого человека.

– Леонид Семенович, почему вы вообще выбрали профессию врача? В семье были медики?
– Ни одного. Хотя у родителей имелось по семь братьев и сестер у каждого. Мамина жизнь была связана с музыкой. Отец, имея за плечами всего четыре класса обычной школы, сумел окончить военно-химическую академию в Ленинграде, стал военным инженером. В войну и после войны он работал в главном артиллерийском управлении Москвы. В 1953-м, еще при Сталине, отца практически выслали, предложив на выбор Китай или Сибирь. Он поехал в Кемерово, устроился военным представителем на завод «Прогресс». И все наше окружение были военные инженеры.
После школы я собирался вместе с друзьями поступать в металлургический институт в Новокузнецке. А родителям не хотелось, чтобы я уезжал. И они подсунули мне книжку про хирурга Ивана Ивановича. Автора не помню, но написана она была блестяще. В итоге я поступил в Кемеровский мединститут. В 1961 году родители вернулись в Ленинград, а я остался. К тому времени я уже был женат на Нине Алексеевне Барбараш, у нас родилась первая дочь, Ольга. Через 10 лет появилась вторая дочь, Светлана. Дети пошли уже по нашим стопам.

– А почему вы предпочли кардиохирургию?
– Дело случая. Студентом я увлекался общей хирургией, по окончании КемГМИ поступил в ординатуру к профессору Теодору Израилевичу Шраеру. А в областной больнице отделением торокальной хирургии заведовал очень яркий человек – Альберт Степанович Козлов. Он делал первые шаги в кардиохирургии, которая как направление в Кузбассе тогда еще не существовала, выполнялось всего два вида операций.
Год я проработал с ним рядом и поехал на специализацию по хирургии сердца в Москву, в институт усовершенствования врачей имени Бакулева. Там мне предложили поступить в аспирантуру. Попасть туда с периферии было почти невозможно. Нина Алексеевна убедила меня учиться дальше. Она шла впереди меня: раньше стала кандидатом, потом доктором медицинских наук, доцентом, профессором… Благодаря ей я понял, что без науки развивать практическую медицину невозможно.
В аспирантуре я стал заниматься биопротезированием. На рубеже 60-70-х годов эра биопротезов только начиналась. Многие пациенты, которых нельзя было вылечить с помощью лекарств, погибали.
Биопротезирование стало ведущим направлением и в Кузбассе. Когда я вернулся из аспирантуры, заразил своим увлечением коллег. Параллельно с моей докторской диссертацией к защите готовилось большое количество кандидатских. Различные аспекты биопротезирования исследовали кардиологи, хирурги, патологоанатомы, специалисты по функциональной диагностике…
Вскоре я стал доцентом хирургической кафедры мединститута. В областной больнице был создана новая функциональная структура – кардиоцентр. Сначала его возглавил Теодор Израилевич, затем на должность руководителя утвердили меня.

– С какого года ведет отсчет большая кардиохирургия Кузбасса?
– С 1971-го. И связано это с именем академика Бураковского, руководителя НИИ имени Бакулева. Он приехал в Кузбасс и выполнил ряд успешных операций по поводу врожденных пороков сердца и протезирования клапанов. Однако уже в 1972 году заниматься кардиохирургией нам… запретили.
Мы единственные за Уралом начинали оперировать в условиях искусственного кровообращения. А в Минздраве не все были сторонниками этого нового для того времени метода. Был издан приказ, который определил перечень центров для операций на сердце, Кузбасс в него не попал. Чтобы решить проблему, потребовалось три года. Все это время мы продолжали оперировать под флагом неотложной помощи, но объемы были не те.

– А правда, что первые биопротезы клапанов сердца вы шили собственноручно, совмещая «искусство кройки и шитья» с основной профессией?
– Правда. С покойным ныне кардиохирургом Борисом Константиновичем Нехорошевым мы работали в подвале бывшего роддома областной больницы. Брали клапаны сердца свиней (их анатомические размеры сравнимы с человеческими), оставляли от них одни створки и нашивали их на каркас, обрабатывая затем приточную часть, манжеты… После изделия стерилизовались, консервировались…
Первый клапан собственного производства мы имплантировали пациенту в 1978 году. А самостоятельная лаборатория биопротезов, которую укомплектовали специально обученными медицинскими сестрами, появилась в кардиодиспансере только в 1982-м. В дальнейшем на ее базе было создано ЗАО «НеоКор», которое сегодня является ведущим российским производителем биопротезов для сердечно-сосудистой хирургии.
В 1987 году в Кузбассе было выполнено первое за Уралом аортокоронарное шунтирование. Причем мы не только поставили пациенту протез сосуда, позволивший восстановить нормальный кровоток, но и заменили сердечный клапан. После этого больной прожил более 20 лет и погиб нелепо, в результате несчастного случая.
Оперировать пациентов с наисложнейшей патологией, аневризмой восходящей аорты, первыми за Уралом тоже стали мы. Но в целом результаты работы нас не устраивали, потому что каждый четвертый-пятый больной после операции погибал. Материальная база в те годы была слабой, мы использовали то, что удавалось выпросить у друзей из института Бакулева: шовный материал, не новый инструментарий… Но главное – больные поступали в очень запущенном состоянии. Развивать дальше кардиохирургию без поддержки терапевтов-кардиологов не представлялось возможным.

– И вы начали создавать тот самый замкнутый цикл кардиологической помощи, который прославил Кемерово на всю Россию…
– Физической единицы «кардиоцентр» в то время не существовало. Но еще в 1994 году под общей организационной «крышей» мы смогли объединить все три этапа оказания специализированной помощи населению: амбулаторный, включив кардиологов всех районных поликлиник Кемерова в штат кардиоцентра, стационарный и реабилитационный.
Ядром новой для России модели кардиологической службы стали кардиологи. К ним больные обращались в первую очередь. Они должны были свое-временно направить пациентов в стационар, откуда те попадали на реабилитационный этап, после чего вновь возвращались в поликлинику. Цепь замыкалась. Все наши специалисты стали работать по единому стандарту и понимать друг друга с полуслова. В результате больные начали поступать на операции своевременно, больничная летальность снизилась с прежних 22-24% до 2,7%, а этот уровень близок к европейскому. Позже мы сформировали такой же замкнутый цикл в неврологии, для профилактики и лечения инсультов.
Параллельно шла подготовка к созданию НИИ комплексных проблем сердечно-сосудистых заболеваний и кафедры кардиологии и сердечно-сосудистой хирургии КемГМА для додипломной и постдипломной подготовки специалистов. Она должна была объединить терапевтический и хирургический аспекты преподавания и обучить врачей комплексному подходу к лечению пациентов.

– Когда вы почувствовали отдачу от выстроенной системы?
– После 2006 года, когда благодаря личному участию губернатора Амана Тулеева было достроено и введено в эксплуатацию новое 12-этажное здание и НИИ КПССЗ стал активно развивать высокие технологии в медицине.
Сейчас в кардиоцентре проводится до 4700 высокотехнологичных операций за год. Из них на открытом сердце – до 1100. В результате сотрудничества с Русско-американской медицинской ассоциацией и международным фондом «Детское сердце» детские кардиохирурги освоили современные подходы к лечению самой сложной врожденной патологии сердца и магистральных сосудов у детей. Начиная с 2013 года в клинике института проводятся трансплантации сердца. К настоящему времени выполнено уже 16.
Но самое главное достижение – создана команда, и эти яркие люди продолжают развивать кардиоцентр. Среди них и нынешнее руководство, главврач кардиодиспансера Сергей Макаров и директор НИИ КПССЗ, а также завкафедрой кардиологии и кардиохирургии КемГМА Ольга Барбараш. Это и кардиологи Марина Стихурова и Евгения Минеева, невролог Ирина Молдавская, анестезиологи-реаниматологи Борис Хаес, Дмитрий Шукевич, кардиолог-реаниматолог Виталий Херасков, кардио-
хирурги Геннадий Моисеенков, Сергей Иванов, Станислав Кокорин, Андрей Нохрин, рентгенхирурги Владимир Ганюков и Роман Тарасов и многие, многие другие.

– Формально вы больше не «рулите» кардиоцентром: работаете в должности главного научного сотрудника НИИ. Но не может быть, чтобы вы не ставили перед собой амбициозные цели…
– Все, что волновало меня ранее, осталось, я продолжаю участвовать в формировании стратегии развития кардиоцентра. Только сейчас ее реализуют мои преемники. Ну, а конкретные цели-задачи…
У нас освоены практически все известные сегодня технологии оказания помощи сердечно-сосудистым больным. Но в мире постоянно появляются новые… У кардиоцентра многообещающие перспективы в плане науки, мы вышли на новый уровень создания изделий медицинского назначения. Но пока нет вивария для крупных животных, а без него развивать тканевую инженерию невозможно… Не достроен конференц-зал, нет современного загородного реабилитационного центра… Я активно занимаюсь всеми этими вопросами.
Кто-то из философов сказал: «Традиции – это не сохранение пепла, а раздувание огня». Мне все время кажется, что мы только в начале пути.

– Леонид Семенович, у вас второй брак, какие отношения сохраняются с первой женой?
– Прекрасные, и во многом это заслуга Нины Алексеевны, потому что она мудрее меня. У нас общие дети, которыми мы гордимся. Младшая, Светлана, вот уже 19 лет живет в Америке, она тоже кардиолог.

– И последний вопрос. Какие увлечения имеются у академика Барбараша?
– Природа, рыбалка, снегоходы. Самое «свежее» – виноград. Выращиваю настоящие сибирские сорта. Есть среди них с крупными ягодами, есть с мелкими, но все сладкие. Конец августа – начало сентября – время, когда виноград вызревает. Очень красивое зрелище.

Валентина Акимова.