Мне бы в небо

— А что может быть страшнее и в то же время привлекательнее для шахтера, который большую часть времени проводит под землей, в темноте, в ограниченном пространстве, дышит не совсем подходящим воздухом? А когда выходишь из самолета на высоте четырех километров, и облака под тобой, и земли не видно, и тебя ничего не держит, у тебя есть минута свободного падения со скоростью 50 метров в секунду, а потом, когда открывается купол, еще 5-7 минут паришь в небе, то ощущения диаметрально противоположные. За эти несколько минут ты успеваешь понять о себе все и проверить, чего ты стоишь на самом деле.

Ощущение, что люди, которые прыгают с парашютом, просто молодеют на глазах. Такой дикий выброс адреналина мало где можно получить. Встречаешь потом друзей, с которыми вместе прыгал, а они еще несколько часов после прыжка ни о чем говорить не могут… Прихожу на другой день на работу и слышу: «Ну что, Николаич, когда в следующий раз прыгать будем?» И тут я понимаю: все, засосало, это наш человек.

— С удовольствием. Записывайте: директор шахты Дмитрий Тупикин, зам-

директора по производству Дмитрий Матыленко – у него больше всего прыжков, около десяти. А еще: заместитель главного механика Алексей Белкин, горный мастер Алексей Нагубнев, начальникучастка Юрий Матвеев, главный энергетик Александр Киряков, замдиректора по ОТ и ПК Артем Акимов, электрослесарь Вадим Лебедев. Есть у нас несколько человек уже в возрасте – заместитель главного механика Владимир Старченко и горный диспетчер Владимир Курочка. Еще к нам присоединились два человека из исполнительного аппарата компании – заместитель технического директора Валерий Заболотских и менеджер по инвестициям Вячеслав Шуклин.

Мы уже и семьи, детей своих завлекаем в клуб. У Димы Матыленко дочка шесть или семь раз прыгнула. Я недавно своего восьмилетнего сына сбросил, правда, в тандеме с инструктором. Никто не верил, а он прыгнул.

— Честно говоря, сам не очень верил, что клуб у нас получится. Мне-то проще, я со школы еще прыгаю, а потом в армии в парашютно-десантной службе авиационного полка служил. А вот другим каково? Тот, кто каждый день ходит в шахту, знает цену жизни, знает свой порог. Если он сказал, что прыгнет, значит, прыгнет. А кто-то говорит: нет, это не мое. Его бесполезно уговаривать. Кого-то на «слабо» взял: «Да я-то не прыгну?!»

— И все-таки это, наверное, страшно?

— У меня 311 прыжков, но каждый раз перед выходом из самолета мандраж присутствует. Страх высоты у любого есть. Считаю, это нормально. Если его не будет, этого страха, я могу неправильно парашют уложить, неправильно зачековать. А я знаю, что от этого зависит моя жизнь, и пять раз проверю каждый этап укладки у себя, у всей команды. Страх пропадает, когда делаешь шаг из самолета за борт. Отделишься от летательного аппарата, и у тебя включается программа выживания: как правильно провести свободное падение, как не уйти в беспорядочное падение, а это очень опасно – может обмотать стропами или вытяжным парашютом. Но в воздухе уже не страх, а инстинкт самосохранения работает, и делаешь все правильно, вспоминаешь, как учил инструктор. Доказано же, что в момент опасности у человека выявляются все резервы организма, даже скрытые.

— У меня многие об этом спрашивают. А я отвечаю: этот спорт как раз и учит любить жизнь, относиться к своей безопасности вдумчиво, проверять и перепроверять, все ли ты правильно сделал. Так же и в шахте: прошел метры, закрепил, проверил, дальше пошел. Человек, который занимается парашютным спортом, в шахте никогда ничего не будет делать спустя рукава. Забота о безопасности у него уже в крови. Если бы шахтеры хотя бы наполовину выполняли те меры, которые выполняют парашютисты, то травм и аварий в шахте было бы гораздо меньше.

— Своим коллегам, друзьям вы помогли осуществить заветную мечту – оказаться в небе, полетать. А сами-то о чем мечтаете?

— Есть у меня голубая мечта: однажды на День шахтера организовать показательные выступления парашютистов шахты «Первомайская» и приземлиться на центральной площади города в самый разгар праздника…

Фото из архива

Вадима Дранишникова.