Шахтеры не сдаются!

Александра Шерина много лет звала к себе гора Счастья. Так, в переводе с кабардинского можно еще перевести Эльбрус, самую высокую точку России.

Зачем? Чтобы сверить прожитое-пережитое, с таким трудом обретенное обычное счастье, настоящее – с прошлым и будущим. Человека, сломанного пополам страшным обвалом, но не сломленного. Прикованного навсегда к коляске, но свободного. Пережившего предательство, но ставшего еще сильнее. Рожденного ползать (под землей), не в смысле образном, уничижительном, как писал о разных типах людей еще в веке девятнадцатом Горький. А в смысле прямом и по-кузбасски гордом. Рожденного шахтером в крепком шахтерском роду, всегда мечтавшем летать…

… И вот, наконец, горы слева. Горы справа. Посредине – странная для них и для края восходителей вещь – инвалидная коляска — прыгает, дребезжит, «выговаривает» всем и вся в багажнике. Машина осторожно, медленно ползет по дороге вверх. Уставшие за почти неделю пути худые руки в мозолях вцепились в руль. Фары с трудом пробивают туман, по которому «плывет» машина с кузбасским номером. Впрочем, где кончается туман и начинается пухлое облако, разрезанное горой, заночевавшее у ее сырого бока и набравшее к рассвету еще больше хляби, разобрать невозможно. Но навигатор ведет по курсу, бесстрастно предупреждая, что впереди, и не слыша взволнованных повторов шофера:

— Сколько-сколько обещаешь, осталось, старушка? Пятьсот метров?

И, наконец:

— Вы на месте.

— Прибыли! – кричит всегда сдержанный Саша. – Привет, Эльбрус!

… Хлопает пассажирская дверка. Рыжая макушка мальчишки-сына, огоньком мелькнув в тумане, исчезает. Открывается багажник. Через пару минут сын возвращается, шумя по острым камням коляской, чтобы помочь отцу с ее помощью «ступить» и «пройтись» по Кавказу. Пересев в коляску, закрепив ремнями неподвижные ноги, жадно дыша сбывшейся мечтой, Саша следит за родным огоньком, прыгающим в тумане, тоже пляшущим от радости,  рядом. И думает, вот странно, когда-то со мной похожее было, но когда, где?…

 Могила

Одиннадцать лет назад, в шахте, его нашли по слабой точке света, с трудом и чудом пробившейся сквозь завал, сквозь гору угля!  А отрыли его… И, глотнув воздуха, придя на миг в себя, увидев в темноте окружившие его огоньки касок, Саша навсегда запомнил бешеную радость свою и бригадников. Что смогли. Что успели…

Он тогда жил и работал в Междуреченске. Из родного Березовского, с шахты «Березовской», его, после армии, уговорили переехать — юг Кузбасса посмотреть и на других шахтах поработать — друзья.

— Мне в Междуреченске сразу понравилось. Прижился быстро, женился, «заболел», как и все в этом городе,  горами, тайгой, речным сплавом, — вспоминает 42-летний Саша.

Мы встретились с ним дома. Путешествие закончено. Его «хендай» отдыхает. Дети шумят во дворе, играя и помогая в огороде бабушке. Сегодня сделаны последние покупки к школе. Цветы вокруг дома – уже осенние. Саша, перебирая кадры с Кавказа и листая старый альбом с историей семьи, уже несколько раз мягко и мечтательно сказал: «Сколько же хорошего в моей жизни было, сколько – будет!» И я, слушая, заражаясь его жаждой жизни, понимаю: «Да! Будет!»

— Шел июль 2006-го, — возвращается к дню, изменившему привычную жизнь, Саша. – В конце месяца мы с другом решили пойти на резиновой лодке по реке в поход. Работали  — он горнорабочим, на ленте, на доставке, я тоже горнорабочим, только очистного забоя на МУК-96 (это в будущем стало частью «Распадской»). График у нас был – три дня рабочих, один выходной. А нам, для сплава, нужны были дополнительные дни. И так мы договорились, и вышли 6 июля, в свой выходной, на работу.

…Всё случилось в конце смены. Оставалось двадцать минут. Я свою работу закончил, поднялся помочь ребятам. Так положено, чтобы быстро порядок навести, подключаешься в конце, помогаешь. И вот, всё. Ребята ушли. Я остался последнее проверить: так, здесь подогнано, и здесь всё подогнано… Забой отработанный, очистной. Комбайн прошел. Двигаем секции, привод. Секция – это конструкция, которая держит кровлю (верх туннеля. – Ред.)

И вот уже и я тоже зашагал на выход. Как вдруг услышал справа треск. Раз – забой «пошел». Стену повело… Так, значит, произошло нарушение.

Гора мелкого угля обрушилась на меня…

… Упавшая стена угля была (прикидывает Саша и кивает на стену большой комнаты-зала) длиной – вот, с нее. Метров десять. Высота – примерно два двадцать…

Обвал ударил уже побежавшего Сашу. Его так на бегу и сложило: нога впереди, голову к ней прижало, вторая нога – позади… Засыпало полностью.

— Как пришел в себя, понял, дышать нечем. Далеко вверху в стороне слышу: перекличку начали. Чтобы понять, все ли целы после обвала. Я перекличку слышу, а сам думаю: «Быстрее, быстрее назовите меня! Меня!» Наконец, кликнули и меня. Кричать я не мог — задыхаюсь. Да и не услышали бы… Старший снова мою фамилию крикнул. Тишина. Да, тишина. И еще раз: «Шерин!» И тут им все стало ясно, и меня стали искать. Успели понять, где, и отрыть живым только потому, что, рассказывали потом, вроде огонек с каски из-под земли им раз показался. Саму каску обвалом пополам сломало. А лампочка уцелела!

Ребята спешили, разгребали завал руками. Уголь, комочками, поддавался, но сыпался и назад.

Я пробыл в завале минут десять. А как достали и на спину, на уголь положили, кто-то за носилками побежал, я сквозь боль проверил: цел, но спина! Боль в спине адская, и ног не чувствую. Значит, позвоночник сломан. Подумал, что ж, это конец, и снова сознание потерял.

Сын и дочка папу обожают. Фото: из архива семьи.

 Папа-герой

…Он очнулся потом оттого, что лежал на сколоченных досках-носилках, все там же, на глубине 150 метров, и горняки торопились, несли его, сменяя друг друга в подземной тьме.

— Каждое движение, каждый их шаг отдавался страшной болью. Я торопил, про себя, и снова проверил ноги. Они были, но их словно не было, — вспоминает Саша.

А потом были тяжелая операция в центре охраны здоровья шахтеров в Ленинске-Кузнецком, и слова доктора, как открыл глаза после наркоза:

— Жить будешь, но ходить – нет. Разрыв спинного мозга.

… Отчаяние. Страх. Бессилие… Они зашкаливали тогда вдвойне, потому что Саша отвечал не только за себя. А еще – за двух малышей, за Димку и Настю, трех и двух лет. К тому времени он уже был отцом-одиночкой.

— Семья распалась еще в начале лета 2006-го. Не сложилось у нас… И мы с бывшей женой порешали еще в июне, что дети останутся со мной. Я их в июне и отвез из Междуреченска в «мой» Березовский, к моим родителям – сначала чтобы погостить. Сам планировал в Междуреченске до отпуска в августе доработать, рассчитаться и к детям уехать. А в июле – беда пришла, завалила… — говорит Саша. – Бывшая жена, когда я после операции еще в больнице лежал, навестить приехала. Я ей честно сказал, надежды, что встану, нет: « И.. надо тебе это? Подумай. Как скажешь, так и будет». Она ответила: «Оставим все, как было». Уехала. Одна. Дети остались со мной…

Ради них Саша с тех пор и живет. Говорит, что без них ничего бы не смог, никаких бы подвигов не свершил и вообще в них – смысл жизни и его ответ перед родом Шериных, перед богом…

Поднять детей парализованному Саше помогли его родители, тогда еще не пенсионеры. Большой дом еще строился. Саша стал «домовым» и учился все успевать и даже заниматься спортом. Он учился снова быть, как все.

Выше неба

А как подросли дети (Диме уже 14, Насте – 13), Саша несколько лет назад пересел с коляски на машину с ручным управлением. И, показывая пример, что важно ставить цели и их добиваться, мечтать, что невозможное – возможно, стал, как всю жизнь хотел, путешествовать, с каждым разом все дальше отъезжая от Кузбасса.

— Впервые на Кавказ мы съездили на машине в прошлом году. На «разведку» и по путевке в Пятигорск. А в этом году маршрут выбрали насыщеннее и сложнее. Заехали в Волгоград, в Элисту. Мы с сыном постояли у памятника Родине-матери, вспомнили деда моего Павла Акимовича и медаль его за Сталинград… И, конечно, на Кавказе где только ни побывали. И на Эльбрусе были…

Везде парализованному водителю-сибиряку, проехавшему 4300 км, удивлялись, ему жали руку.

Пока что Саша с сыном и с бабушкой поднялись на первый уровень Эльбруса, по канатной дороге.

— Эльбрус красив просто невероятно как! А Россия – внизу – еще больше!

У подножия Эльбруса. Фото: из архива семьи.