Человек весны: фильм «Весна на Заречной улице» оказался судьбоносным для снявшегося в нём кузбассовца

60 лет назад, зимой 1956-1957-го, кинопремьера «Весны…» сразу началась с аншлага. И даже сейчас, в давно изменившейся стране, в эпоху многих закрывшихся заводских проходных, этот фильм любят до сих пор. За что?

– Я и сам удивляюсь, за что?! – подносит к глазам обрезок старого трофея – киноплёнки –81-летний Анатолий Ступаков из Гурьевска. – За… веру в счастливое будущее. Она должна быть, вера. Без нее никак. Фильмов о любви много, и о рабочем классе, и о работе. А «Весна…» – одна! Мне она особая память. Я снялся в восьмой части картины, вот эта круглая морда, левее смотри, вот, моя!

Он – рабочий, я по диплому – филолог, учительница русского языка и литературы. Он посмеивается, не подбирая слов, оставаясь самим собой. И разве что немного смущается оттого, что однажды попал в большое кино.

И пока я силюсь разглядеть на тусклой пленке хоть что-то, Анатолий Георгиевич достает из ящика комода толстый альбом. Узловатые пальцы неловко листают листы с поотлетевшими фотографиями и наконец выхватывают распечатку дорогого ему кадра. Ну, конечно же: у парня, идущего в кадре слева, те же веселые глаза, те же широкие скулы Ступакова!

О том, как он попал в кино, как фильм повлиял на его судьбу и что было за кадром на съемках, Анатолий Георгиевич рассказывает читателям «Кузбасса».

О приработке

– Как вы оказались в Запорожье в апреле 1956-го, когда там заканчивались съемки «Весны…»?

– Мы были четверокурсники, приехали на «Запорожсталь» на преддипломную практику, с Енакиевского металлургического техникума, с Донбасса. Нас трое: я, мой лучший друг с Краматорска, вместе в общежитии жили, – Владлен Подгорный, и еще мой школьный друг Саша Лисовенко, из-под Воронежа.

Отметились, по прибытии, на комбинате. По объявлению пошли вдвоем с Владленом и сняли у деда Толока, жившего одиноко, комнату в квартире, на Ленина.

Меня с Владленом прикрепили на практику к сталевару Баклушину, опытному, средних лет. А Сашу – к другому сталевару, и мы потом редко виделись… А завод, конечно, поразил. Современный, там печей шесть, все большегрузные. Масштаб. Силища… На практике работали полный рабочий день. К печи нас, по инструкции, не подпускали. Мы изучали процесс и собирали данные для дипломных работ. Я писал диплом по кузовной стали.

А в мае, как жарко стало, могли отпроситься у «нашего» сталевара и сбегать на речку, окунуться и вернуться. Или сбегать в заводскую столовую, попить кваса, любимого напитка сталеваров…

А про то, что на «Запорожстали» снимали фильм, даже не слышали. Позже понял: «наша» печь в предыдущих съемках, вместе со всеми печами снялась. Но «наш» сталевар про актера Николая Рыбникова не говорил. Значит, актера вёл, учил, как вести себя у печи, другой сталевар.

И вот раз рано утром дед наш Толок, придя с работы, давай будить. Он работал сторожем в ДК, пришел с ночи и в крик – с порога: «Хлопцы, вставайте!» – «Шо такое, деда?» – «К нам кино приехали сымать, нужны люди в массовку!»

Мы пошли на смену, видим, и правда: мастер записывает народ в массовку. Записались с Владленом. И Саша тоже. Отпросились у «своих» сталеваров.

Рассредоточили нас. Старший на съемках кричит, кого ближе, кого дальше ставить. Меня вперед. Владлена метрах в десяти позади, Сашу – еще дальше.

Объяснили задание. Им нужно снять, как люди, много, идут со смены и на смену – по территории завода и по пешеходному мосту над ней – внизу электровозы гудят, мост узкий, метра два в ширину. Идти – молча. Не улыбаться. Не разговаривать. Уйти в свои мысли.

Раз прошли. Назад всех вернули. Второй дубль. Третий. Я видел, что, идя на работу, обгоняю остановившихся чужих парня и девушку, актеров, значит. Но шел, вроде не замечая их. Хотя даже в драмкружке никогда не играл.

– О, всё. Я узнала ту сцену! Это же объяснение на мосту инженера Крушенкова и Али Алёшиной, второй истории любви в фильме. Их сыграли Юхтин и Шорохова. Ну и как, удались им образы заводчан?

– Честно? – видно, что собеседник никого не хочет обидеть. – У них вышло не очень. Слишком чисто одеты.

– А вы для съемок, что, не приоделись?

– Не на что было. И для кино нужна правда. Кепка на мне – в клеточку, любимая, старенькая. Старое полупальто типа пиджака, обычные брюки, туфли. Заводская пыль на всем. В чистом на работу не ходили…

– Интересно было сниматься?

– Азарт! Мы ходили пять дней. Два дня впустую, прождали зря, забыли про нас. А три дня да, снимались.

– А как массовке вели учёт?

– На полном доверии. Каждый день подходишь к старшему на съемках. Назовешь фамилию – он найдет тебя в списке первого дня и поставит очередную галочку. А закончились последние съемки – подошел, назвался «Ступаков», и там же, на улице, он выдал мне, не требуя паспорта, не попросив даже расписаться, 75 рублей. По 25 рублей за каждый день съемок, и так каждому. Деньги небольшие, быстро проелись, при нашей стипендии в 360 рублей. Мы на стипендию в техникуме лишь недели три жили, а потом питались в буфете под запись, в долг. Выживали на хлебе и за счет сала, которое Владлен из дома возил.

О водке

– А актеров Нину Иванову и Николая Рыбникова, сыгравших главные роли, сталевара и учительницу русского языка в вечерней школе, вы видели?

– Нет, и не знали ни про них, ни и о чем кино. Это было тайной. Дед Толок, может, и видел. Он неделю «сымался» во время работы. Говорил, что снимали в ДК сцены танцев и вроде ресторана, буфета: там были столы, закуски, водка. «Ели, пили мы вволю!» – хвалился. Но про водку дед загнул, позже признался: «Не водка то, вода была, за этим строго следили, чтоб пьяных на съемках не было…»

– Но пиво в Запорожье вообще было? Как пел Рыбников в фильме про кружечку пивка в любой торговой палатке…

– Было. Отличное. В бочках! – чуть с ностальгией говорит Анатолий Георгиевич. – Но рядом с заводом – ни-ни, никакой продажи.

А уехала киносъемочная группа, закончилась практика – мы вернулись в техникум, защитили дипломы на пятерки. Приехали с Владленом по распределению работать на металлургический завод в Гурьевск. И первый фильм, на который нескоро в клуб выбрались, оказался… «Весна на Заречной улице»! Мы только где-то к середине фильма заволновались: а не «наш» ли это фильм? И вот видим – знакомый мост, я иду! (Ступаков идет в фильме несколько секунд, когда инженер Крушенков говорит Алёшиной: «Аля, почему вы меня избегаете?». – Авт.)

Ни Саша, ни Владлен в фильм при монтаже крупно не попали, слились с толпой. Как нет в кино и деда Толока. Зато младшая дочь моего друга Владлена, Аня Самохина, позже стала актрисой.

О судьбе

– И что, киношники угадали? Им были нужны настоящие сталевары, и они выбрали из массовки – для крупного плана – ваше лицо. Вы классным сталеваром стали?

– Стал «Почетным металлургом», – говорит Анатолий Георгиевич про высший знак отличия, которым по праву гордится. – А на гурьевском заводе начинал подручным сталевара, потом сталеваром, мастером на разливке, старшим мастером на разливке так и проработал до пенсии. Металлургический стаж – 35 лет, ни одной аварии. Еще 15 потом – слесарем – на другом заводе и в АТП. Общий трудовой стаж – 50 лет.

Друг Владлен сталеваром – да, тоже стал, но умер рано, в 34 года. А друг Саша после техникума ушел в строители.

– А теперь, с высоты вашего опыта, посмотрев «Весну…» в 50-й раз…

– Нет (поправляет, покачав головой), в сотый, я сталевар, и рожден весной, и люблю, смотрю этот фильм бесконечно…

– Хорошо, в сотый. Вы можете сказать, есть ли в кино недочеты? И в рацпредложении по печке героя актера Рыбникова вообще было что-то стоящее?

– В его тетрадке-то расписанное? Нет. И в том месте фильма, где учительница пришла на завод – посмотреть на учеников в работе и в первую очередь – на сталевара, сыгранного Колей Рыбниковым, – не всё верно. Помнишь, он в конце бум, бум-м-м – ломом по стенке печи, плавку пускал. А на самом деле у печи есть сталевыпускное отверстие. Оно запечатывается особым способом магнезитовым порошком. Когда пора, ты берешь, как бы попроще сказать, типа прутка с крючком, и корябаешь, корябаешь, потом – ломом туда. Но при этом нет такого бум-м-м! Рыбников в фильме для эффекта ломом по железке стучал. Ну, не сталевар Рыбников…

– Но огненная река, хлынувшая в фильме, настоящая?

– Во! – поднимает большой палец старый сталевар и, отвернувшись к окну, за которым вдали – заводская труба, помолчав, признается: – Как же я на пенсии скучаю по моему цеху! Работа снится…

…Видя, что муж, уйдя в воспоминания, затосковал, жена Анатолия Георгиевича, Раиса, тут же принесла ему кружку кваса с кухни. И сникшие плечи распрямились…

Они, Анатолий и Раиса, вместе уже 15 лет. И их, овдовевших рано в первых браках, соединил фильм «Весна на Заречной улице»!

– Я всю жизнь тоже любила «Весну…», – присела за стол всё носившаяся по хозяйству Раиса. – Знала каждую сцену, каждое слово, лицо. А как с Анатолием Георгиевичем случайно познакомились, обоим было за 60, и стали мы рассказывать о прожитом, и вспомнил он про съемки, я про себя ахнула… Значит, мы должны были в жизни встретиться! Он – из «Весны…» Я – Заречнева…