Царская верность

Михаил Климов (справа), Царское Село.

Охранник царя чудом уцелел в революции и всю жизнь жалел погибших детей Его Величества…

– Отца, Михаила Климова, служившего в личной охране Николая II, перед штурмом дворца в феврале 1917 года перевели в другое место. А так бы… Голову бы сложил, жизнь бы отдал за цесаревича, не колеблясь, – раскрыли давнюю семейную тайну сестры Валентина Тупицына и Анна Карасева из Новокузнецка.
Сам солдат молчал всю жизнь. Лишь полвека спустя его нервы сдали – в 1967-м, ровно в день очередной годовщины высылки царской семьи из Царского села в Сибирь, на казнь.
– Отец сидел на крылечке, мы все были на дне рождения. И один из гостей пошутил: «Да ты, Архипыч, однако, всю жизнь вот так тихонько на крыльце и отсиделся…»
– И как же папа вспылил, «взорвался»: «Я и царя защищал, и Перекоп брал!»
Тогда и сложились в целую картину обрывки тихих фраз, что сёстры слышали дома в детстве.

Дворец

– Отца забирали на службу дважды. Сначала он «срочную» отслужил, вернулся в наше родное село Печёново под Новосибирск. А в 1916-м его забрали в пополнение лейб-гвардии Преображенского полка. Отец был под два метра ростом, сильный, стройный, красивый, и для личной охраны царской семьи по параметрам проходил, – объясняет Валентина Михайловна. – Но главным качеством его была преданность. А личная охрана была, говоря современным языком, телохранителями. Помню, отец вспоминал цесаревича Алексея со свитой. Мальчишка как мальчишка, бегал, играл. И вспоминал Александровский парк…
Конечно, сибиряку из небольшого таежного села служба в Царском селе, на охране царицы, четырех царевен и цесаревича, не случись «переворотного» 1917 года, навсегда запомнилась бы сказкой наяву. Но пришла Февральская революция…
А прямо перед ней или в первые дни смуты, когда до Александровского дворца дошли сообщения о народных волнениях в столице, Михаила Климова перевели из Царского села. У Преображенского полка были разные «точки» службы.
– Так судьба увела отца от верной смерти. Он бы наверняка остался с царской семьей до конца. Революция – революцией, но нельзя выносить приговор о расстреле детям. Отец об этом, годы спустя, особо не говорил, время было такое… Но знаю, что жалел мучеников – Алексея, Анастасию, Марию, Татьяну, Ольгу, – убеждена Валентина Михайловна.
…А 22 февраля 1917-го император уехал из Царского села в Ставку. 28 февраля измученная эпидемией кори в Александровском дворце (болели все царские дети, с температурой 40, кроме Маши) императрица на звонок военного министра, посоветовавшего срочно увозить детей в эвакуацию, ответила отказом. И ночью, в мороз, вышла к охране и прибывшему подкреплению моряков, обошла всех, с усталой улыбкой кивнув каждому. За такое доверие солдаты были готовы «порвать» любого врага!
А в Царское село всё прибывали мятежники. И дворец окружили. Один из царских полковников записал в дневнике: «Не людьми мне казались эти серые фигуры, а дикими растравленными животными, готовыми и способными на все самое ужасное. Стихия ада!»
…Потом был первый выстрел по дворцу: снаряд упал в сад.
Переговоры.
Императрица умоляла обе стороны не стрелять, не убивать брат брата.
Перемирие.
И отречение царя, его возвращение к семье.
«Домашний» арест царской семьи длился с 9 марта по 13 августа 1917-го. А рано утром 14 августа всю семью с прислугой и охраной отправили в Тобольск, затем – в Екатеринбург.
– О расстреле детей мой отец, как и страна, долго не знал. В народе ходило, что дети уцелели. Только потом пошли слухи о казни, – рассказывает дочь. – А во время революции отец, крестьянский сын, узнав, что дадут землю, как и многие солдаты, принял новую Россию. А закончилась Гражданская война – вернулся домой, женился на долго ждавшей его невесте, и на действительно полученной земле дом начал строить. И готовился жить да радоваться, но…

Эхо революции

– В 1930-м деда – Архипа Яковлевича – объявили кулаком. И через три дня, как забрали, расстреляли. За что? За пять овечек… За дом, в котором вырастил одиннадцать детей (девять сыновей и двух дочек). Сыновья, женившись, в отчем доме в основном и оставались, в тесноте, по пять люлек в избе враз стояло. С малышами бабушка нянчилась, а все на поле пахали и тоже строиться начинали… И нашего отца вскоре, как деда забрали, тоже должны были арестовать, его уже и в списки внесли, тоже как кулака, – вспоминает Валентина Михайловна. – Но парень-сирота, выращенный в доме деда, успел предупредить моего отца о предстоящем аресте. И ночью наша семья бежала, бросив всё. На телегу отец посадил самое ценное – нас, трех дочек. И, двигаясь разными дорогами, путая след, смог спасти семью.
Потом из села «снялась» – в никуда – почти вся родня. Бежали от ярлыка «кулаки», от репрессий. И многие потом встретились… на «Кузнецкстрое»! 15 человек на КМК Климовых собралось, и там проработали жизнь с любовью и почетом…
А самой потрясающей для всей родни стала в 1930-х встреча с сыном сгинувшего в Нарыме, в лагере для «кулаков», одного из отцовых братьев. Подросток бежал из лагеря, скитался по Сибири и прибился к строителям КМК. А узнали, что жива и эта «веточка» в роду, когда мальчишка-подсобник первую зарплату в кассу пришел получать, Климов – к кассирше Климовой…
– А про революцию наш отец предпочитал до смерти не вспоминать, – говорит Валентина Михайловна. – Никого никогда не обвинял, ни «красных», ни «белых». Просто был предан России…
Лариса МАКСИМЕНКО.