Как мы победили, выжив

Прошли годы, но в сердцах людей моего поколения, а тем более ветеранов, память о Великой войне жива. Очень хотелось бы, чтобы молодые тоже знали историю своей страны, задавали вопросы живым свидетелям того времени, пока еще есть кому на эти вопросы ответить. Я очень жалею, что в свое время мало вопросов задавала отцу, ветерану войны Шеметову Петру Владимировичу.

Он прошел этот ад «от звонка до звонка», вернулся домой в сентябре 1945 года. Но наше счастье оказалось недолгим, он умер: за работой, на ходу остановилось сердце, покалеченное войной, невзгодами, тяжелыми утратами. Прожил он свою жизнь с честью и достоинством, добросовестно сделал все свои земные дела: работал, защищал Родину, растил четверых детей. Он до самозабвения любил нас и нашу мамулечку, как он называл жену в своих фронтовых письмах. Какими нежными и ласковыми они были! Он изо всех сил старался поддержать нас добрым словом, мудрым советом. Больше-то он ничем не мог помочь.
Отца мобилизовали летом 1941-го, и остались мы, пятеро, фактически без средств к существованию. Мы — это мама, 39-летняя женщина со слабым здоровьем, и дети: 13-летний Юра, 11-летний Женя, сестра Августа восьми лет и я, четырех с половиной. Аттестат солдата составлял 150 рублей, а ведро картошки на базаре стоило 300 рублей, буханка хлеба тоже 300. По карточкам гораздо дешевле, но чтобы их отоварить, тоже нужны были деньги.
Выручала нас картошка — мы выращивали ее в неимоверных количествах. Лопатой вскапывали до 50 соток земли, приносили в котомках или привозили на тележке семена, садили, потом пололи, окучивали, копали. Урожай возили на той же тележке: мама впрягалась в оглобли, а мы толкали с боков и сзади. Выращивали еще просо, гречиху, а возле дома возделывали огород, для полива которого носили воду с водокачки на коромысле.
Одежонку (не новую, конечно) выменивали на базаре тоже за картошку. Год на год не приходился, но наш упорный труд приносил солидный урожай – в 1943-м, например, мы накопали 648 ведер картошки. Мне самой сейчас в это не верится, но есть папино письмо с этой цифрой, где он в ответ на наши «отчетки» хвалит нас, называет героическими тружениками тыла.
Мы, хоть и малолетки, понимали, что рассчитывать можем только на себя. Государство должно было кормить армию. Папа так и писал: «…нас ведь тут вон сколько ртов». Письма его были обнадеживающими, он утешал нас, что сыт, одет, обут. Рассказывал о том, что к ним в землянку приблудился котенок, очень храбрый – обстрелов не боится, но ленивый – мышей ловить не хочет. Писал, что друг его раздобыл гитару, такую же, как у нас дома, но играть так, как играл раньше, не сразу получилось – за три года пальцы огрубели, не слушаются. И в каждом письме звучала неизбывная вера в Победу: «Вот разобьем фашистов и снова будем вместе, мои дорогие ребятишечки!»
Ну а мы трудились и не считали себя несчастными, ведь так жили все или почти все в нашем окружении. Ждали конца войны, ждали папу, мечтали о будущей счастливой жизни, о хлебе досыта. Признаться, я сомневалась, что такая дерзкая мечта осуществима: где же, размышляла, наберется столько хлеба, что все будут есть его сколько хотят?! Пусть бы уж не совсем досыта, но только бы не биться за ним в огромных очередях, в которых мы провели все свое детство.
Буханки тогда были нештучные, их взвешивали. Выстаивая часами в очереди, я мечтала, чтобы достался к ней привесок, который, каюсь, съедала по дороге домой. Иногда (если не было привеска), немножко обгладывала край буханки, обсасывала корочку. Мама делала вид, что не замечает «следов преступления», не ругала.
Вернувшись с войны, отец сразу же впрягся в работу без выходных и отпусков, чтобы мы, дети, могли питаться получше, получить образование. Ведь до 1947 года голод был такой же, как и в войну, все по карточкам. Тогда не было понятия о каких-либо льготах для фронтовиков. Воевать в ту лихую годину было обычной «работой» для подавляющего большинства мужчин и даже для многих женщин и совсем молодых девчонок, таких как моя родственница Анна Дмитриевна Попова. Сейчас она весьма пожилой человек, живет в Анжерке с дочерью, уже много лет прикована к постели.
Дети войны тоже внесли свой вклад в Победу – они выжили. К нашему великому горю, не все: в нашей семье умер Юра, взваливший на плечи заботу о нас, младших… Ну а те, кому выпало жить, продолжали учиться, работать, растить детей, внуков, правнуков. Когда мы были студентами, потом молодыми специалистами, молодыми родителями, у нас впереди всегда была какая-то цель, мечта, радость, надежды на лучшее. Мы были востребованы, нужны производству и детям. Нас ничуть не огорчало, что жили мы не очень легко. Сами шили, перешивали, перелицовывали, вязали одежду себе и детям. Сами делали ремонт своего жилья, иногда с помощью друзей и соседей. И всегда было место шутке, празднику. Жизнь научила нас экономить, доедать остатки пищи, донашивать одежду. За это молодые нещадно критикуют нас. Они не понимают: почему мы ждем автобус, если есть маршрутка?!
Горько сознавать, что наше поколение со своими моральными устоями в современную жизнь не вписывается. С экрана ТВ льются кровь и мат, шутки «ниже пояса», и все это считается в порядке вещей. Что происходит с нашим обществом?
Я понимаю, всем и всему свое место и время, но разве с изменением общественного строя устаревают вечные ценности, такие как любовь к Родине, любовь к ближнему и дальнему своему?
Мне больно видеть, что для сегодняшней молодежи День Победы стал просто очередным праздником. С моей точки зрения, это кощунство, надругательство над памятью защитников Отечества – и павших, и еще живых. Каждое следующее поколение просто обязано знать, какой ценой ковалась Победа. Именно поэтому в канун великого дня я и решила поделиться воспоминаниями о своем военном детстве.

Инна СЕРЕДИНА,
дочь солдата
Великой Отечественной войны.
Кемерово.

НА СНИМКАХ: Петр Владимирович Шеметов в годы действительной службы в армии; Инна Петровна Середина с семейными реликвиями.
Фото Федора Баранова.