Работы над ошибками

Портрет – особый жанр. Мистический. Вспомните Оскара Уайльда, Гоголя… Или первобытные племена, во многих из которых существует жесткое табу на изображение сородичей. И тем не менее будь я художником – рисовала бы только портреты! Ведь нет ничего интереснее человека.

Когда я начинаю развивать эту мысль перед знакомыми художниками, те насмешливо хмыкают: «Ага, а жила бы на что? Портрет – самый непродаваемый жанр. Кто захочет, чтобы в его интерьере висело изображение чужого человека?»

Это замечание отрезвляет.

И все равно есть среди наших художников один, кто пишет исключительно портреты. Александр Осипов – преподаватель Кемеровского художественного училища, выпускник знаменитой Санкт-Петербургской академии имени Репина – тот живописец, который (быть может, единственный в Кемерове!) владеет мастерством русского реалистического портрета. Небогатый (последний раз у него несколько работ купили китайцы, оптом, за смешную цену). Редко выставляемый (персональных выставок, несмотря на его 59 лет, в Кузбассе у Осипова не было). И тем не менее упорно продолжающий писать портреты. В его мастерской их десятки, если не сотни. И у каждого – свой характер. Вот юное создание на заре своей женской судьбы. Вся – словно сочится розово-янтарным, нежно-абрикосовым светом. А вот – совсем иная персона. Роковая, яркогубая женщина-вамп. И ничего, что в ее биографии явно прочитывается и склонность к алкоголизму, и усталость от бедного быта — штормы страстей влекут ее за собой.

— Александр Михайлович, почему вы пишете портреты?

— Я недавно задумался: а почему я вообще пишу? Можно ведь ограничиться только преподаванием. И понял: пишу, потому что у меня все плохо получается.

— ?!

— Ну, я каждый раз, становясь к мольберту, думаю: вот сейчас, сейчас сделаю так, как задумал. Возишься целый день – нет, опять не совсем то, что хотелось! Думаю: ну, завтра-то уж точно получится! И опять спешу сюда, как привязанный. Это же мука мученическая! Евгения (художница Е.Юманова – жена Осипова. — Прим авт.) говорит: «Ну нельзя же так! У тебя выражение лица дикое, когда ты пишешь. Будто лимонов объелся…». А меня такая досада берет на свое несовершенство!

Разговаривать с Осиповым – одно удовольствие. У него парадоксальное мышление и абсолютная откровенность в ответе на любой вопрос. Уверяет, например, что если бы не инвалидность (в детстве переболел полиомиелитом), ни за что не стал бы художником.

— Мама говорила: быть бы тебе тогда военным или физруком!

Он родился в простой семье, в Юрге, мама и отец – заводчане, станочники. И мало кто знает, что биография Александра Осипова могла бы сложиться совсем иначе, если бы не катаклизмы ХХ века. Питерские корни, интеллигентные предки – все это тоже его «закваска».

— Отец родился в Кронштадте, тетка – в Петергофе… Дед был комиссаром в Кронштадте. Троцкист. Его и расстреляли как троцкиста. Бабушку репрессировали, отбыла десять лет в Карлаге, в Караганде. Отец воспитывался в детском доме в Красноярске. Потом воевал. Он ведь у меня фронтовик, десантник.

К слову, спортивные данные дали о себе знать и в следующем поколении. Несмотря на тяжелые последствия полиомиелита (одна нога закована в ортопедический аппарат), Осипов всегда отличался спортивной активностью.

— Меня и в училище так и запомнили – не как художника, а как «того парня, кто на костылях в футбол играл». К слову, я вообще костыль как костыль не воспринимаю – это для меня вроде спортивного снаряда. Знаете, как с костылем прыгнуть далеко можно?

Правда, до училища ему еще надо было дожить.

— Родители все судили-рядили, куда меня такого отдавать. В сапожники? Сопьюсь. В музыканты? Ой, это играть на похоронах и свадьбах – тем более. В счетоводы? Так с математикой не очень…

В конце концов он сам определил свою судьбу, записавшись в изостудию, куда ходили все уважающие себя мальчишки Юрги. Просто потому, что руководил ею замечательный человек и настоящий мужчина Николай Николаевич Черкасов. Он-то и посоветовал отправить мальчика после школы в художественное училище.

— У нас группа в Новоалтайском художественном была замечательная. Золотая прямо группа! Четверо после его окончания в «Репу» поступили, трое – в «Муху» (санкт-петеребургские высшие учебные заведения имени Репина и имени Мухиной. – Прим. авт.), Оля Игнатова окончила ЛГИТМИК, сейчас театральный художник в Петербурге.

Одним из таких счастливчиков стал и Александр Осипов. Правда, покорить Питер у него получилось не с первого раза. Собственно, он, быть может, и не решился на такой шаг, если бы не его преподаватель в Новоалтайском училище Ильдек Хайруллинов. Выпускник мастерской Орешникова, специализирующийся на портретной живописи, он углядел что-то такое, родственное своим исканиям, в набросках к дипломной работе студента Осипова.

— Я, оказывается, в жизни никогда ничего сам не решаю, — смеется Александр Михайлович. – Нет, правда, человек очень сомневающийся. А диплом мой, как сейчас понимаю, был сырой, недотянутый, но он в этой недосказанности что-то такое таинственное уловил…

Так или иначе, но с третьего раза Осипов академию имени Репина покорил.

А в Кемерово приехал по приглашению. Молодому художнику со столичным образованием сразу давали мастерскую, и это соображение (плюс близость отчего дома) оказалось решающим. Здесь, в Кемеровском художественном училище, он встретил и свою будущую жену. А когда женились – удивился: «Я же ее по санаторию знал! В детстве месяцами приходилось в специальных лечебных учреждениях лежать. Помню, в одном таком работал кружок рисования. Ну как – кружок… Воспитательница пришла, поставила кастрюлю: вот, рисуйте натюрморт! Скучно ведь это. А девчонка одна, маленькая, с таким жаром эту кастрюлю рисовала! Потом я ее узнал – это Женя была…»

Сейчас в семье Осипова-Юмановой трое сыновей (кстати, художником ни один не стал). Впрочем, отец уверяет, что средний, Роман, «пошел по моим стопам» — учится на спортфаке в КемГУ.

А отец продолжает писать портреты. Сыновей. Родителей. Жены. Очень часто – своих студентов.

— Самое простое: усаживаю их за мольберты и сам вместе с ними пишу с натуры.

— И все-таки – почему портрет?

— Наверное, потому что это – общение. Ни природа, ни вещи мне так неинтересны.

— Вас красота вдохновляет? Или скорее какое-то своеобразие лица?

— Самое главное – поймать эмоциональное состояние, понять, как ты этого человека себе представляешь, свое впечатление о нем получить. Когда это есть – писать начинает хотеться. Вот у меня есть один сосед – я никак не могу запомнить его в лицо! Наверное, просто у него очень правильные черты. Но если бы я начал его писать, понял, что он – вот такой, тогда бы у меня все стало получаться. Техника подтягивается вслед за эмоцией.

Я, кстати, часто сейчас пишу сыновей. Наверное, пытаюсь тем самым наверстать то, что недодал им, чувство вины компенсирую таким образом. Это моя родительская «работа над ошибками».

— А заказы у вас бывают? Как их пишете – с фотографии?

— Ну да. Трудность там именно в том, что, если, предположим, муж заказывает «парадный портрет жены» в качестве сюрприза ей на день рождения, своего-то представления о человеке у меня нет! Ну, работаешь на ремесле, выполняешь чисто технические задачи… Хотя знаете, что было бы интересно? Если бы тебе заказывали портрет в определенном стиле. Скажем, сделайте «как Серов». Или «как Врубель». Или «как будто Ренуар мою жену написал». Вот о чем я мечтаю! К сожаленью, таких знатоков искусства среди тех, кто способен заказать «парадный портрет», в Кузбассе мало.

— Тем не менее писать портреты вы продолжаете. А думали когда-нибудь, что станет со всеми этими работами дальше?

— Ох, об этом лучше не думать… Когда у меня пытаются что-нибудь из имеющегося купить, мне бывает страшно жалко. Умом понимаю: хорошо, пусть купят, может, тогда это кто-то еще увидит. А с другой стороны… Знаете, изобразительное искусство такая капризная вещь… Полотна пересматривать надо. Они тогда по-другому открываются. Вот на защите дипломов бывает: поставим тройку. А потом, год-два-три спустя, смотришь: а почему три-то? Ведь интересная работа!

— Вы не жалеете, что уехали из Питера в Кемерово? Что вместо зарабатывания собственного имени, для чего у вас есть все данные, стали всего лишь «учителем живописи» ? Или вы так и воспринимаете свою миссию – передать по эстафете, от поколения к поколению, то ремесло, которое только так и можно передать – из рук в руки…

— Ой, ну вы уж как-то очень торжественно. На самом деле, я преподавание всегда любил, мне нравится с людьми общаться, нравится вместе размышлять, решать общие задачи.

Но про эстафету в общем верно. Тут ко мне в мастерскую не так давно приятели сына зашли – и я вдруг увидел их глазами, как это все может показаться дико. Им, выросшим с компьютером в обнимку, так странно, что есть рукотворный труд, краски, которые пахнут и пачкаются, кисти, которые можно не только увидеть, но и потрогать… Что есть реальность, которая создается не клавишей мыши, а чем-то иным.

Я подумал: если на таком фоне жизни конкурс в художественные училища год от года не падает, а растет, значит, все-таки все — не напрасно?!

Ольга ШТРАУС.

Фото Федора Баранова.