Чердак для игрушек
Скажу сразу: опыт этот можно считать неудавшимся. И главной причиной видится первоисточник – пьеса молодого нижегородского драматурга. Антон Марков взял, в общем-то, благодатный материал – существование забытых игрушек отдельно от детей, которые ими играли. А сейчас перестали играть. Литература знает немало примеров, когда такая ситуация становилась основой шедевров – от гофмановского «Щелкунчика» до стихов Агнии Барто. «Игрушки» Маркова до нее далеко не дотягивают. Здесь помещенные на антресоли медвежата и обезьяны отчего-то находятся в состоянии перманентной войны друг с другом. Понятно: автор пьесы знает, что «для драматургии нужен конфликт», вот и постарался реализовать этот тезис. Но отчего-то все конфликты в этой пьесе сводятся к одинаково драчливым разборкам, за которыми не всегда улавливаешь суть: а из-за чего, собственно, весь шум-гам? Бесконечные же войны, которые ведут между собой игрушки, подозрительно напоминают компьютерные «стрелялки» — взамен утраченной «игрушечной» жизни тут же появляется вторая-третья-четвертая… В результате никого не жалко, а действие бродит по кругу с занудной повторяемостью.
Вторая причина неудачи – адрес нового спектакля. Судя по нарочито ярким, «мультяшным» костюмам, спектакль рассчитан на аудиторию самого нежного возраста. Однако текст пьесы, в которой речь идет, в сущности, об очень взрослых вещах, явно не вяжется с такой «раскраской». Когда зритель усилием воли продирается, наконец, сквозь драки и споры персонажей, становится ясно: разговор идет о жизни после жизни. О проблеме умирания. О памяти, которая остается с нами и после нас. О любви и верности. О долге. О привязанности. (Быть может, такое изобилие затронутых тем – тоже одна из проблем спектакля? Невыстроенные по порядку, эти глобальные вопросы бытия просто наскакивают один на другой, забивая друг друга). Разговора «о главном», который, вероятно, хотел затеять режиссер, адресуясь к самым маленьким зрителям, тут не получается. Точнее, расслышать его, понять, к чему в конце концов склоняется автор спектакля, очень трудно даже взрослому зрителю.
Третья проблема – актерская игра. По сути дела, в памяти остается одна только стервозная кукла Лена (Эльза Котикова), которая напропалую кокетничает со всем мужским составом игрушечной братии, выстраивая сложные любовные интриги. Остальные же игрушки, каждую из которых автор вроде бы и наделяет своим характером, выразить его, этот характер, адекватно, точно и увлекательно для зрителя – не могут. Абсолютно никаким получился ослик Пестрик (Андрей Гарбар). Ловчила Заяц, стремящийся угодить и нашим и вашим, в исполнении Андрея Заподойникова вышел просто каким-то суетливым монстром. Невнятно ведет свою партию хамка-Обезьяна (Ксения Шеломицкая). И даже мудрый медвежонок Белогрудка (Иван Крылов) и его верная подруга олененок Ася (Евгения Сафронова) оставляют послевкусие каких-то туповатых от собственной усталости персонажей, которые сами не знают, чего хотят.
Вероятно, такая невнятица получилась от того, что взрослая пьеса в данном случае изо всех сил маскируется под детский спектакль. Будь она поставлена на другую аудиторию, и акценты, вероятно, в этом спектакле были бы расставлены по-другому, и вопросы жизни и смерти зазвучали бы с приличествующим этой теме трагическим накалом, и рефлексия персонажей выглядела бы вполне оправданной… Исчезло бы, правда, одно: новая строчка в афише «детского репертуара». Ну и Бог бы с ней!
Ведь при данных обстоятельствах афишу эту новый спектакль тоже не украсил…