Садизм средь бела дня
Особый случай.
Молодая здоровая девка избивала старую и немощную фронтовичку Веру Ивановну Пестереву.
– По-мо-ги-те! – скорее шептала, чем кричала несчастная женщина. С трудом подняв и без того слабые, а сейчас еще и выкрученные руки, Вера Ивановна прикрывала голову от непрекращающихся ударов. Рассвирепев, садистка ухватила прядь седых волос своей жертвы и стала тянуть.
…Вера Ивановна уже потеряла сознание, лежа на грязном холодном полу, когда в дом наконец-то вернулись ее дочь и внучка. Теперь уже они вдвоем набросились на мучительницу Веры Ивановны. Чуть поостыв, дочь Людмила побежала к соседке, чтобы вызвать «скорую». Своего телефона в этом накренившемся на бок и от бед, и от ветхости доме не было.
I.
Истерзанную, посиневшую от побоев Веру Ивановну нельзя было оставлять дома в таком состоянии. Ближайшая больница – в Гурьевске. От Кулебакина это более двадцати километров. На дворе стоял студеный ноябрь. Надо было одеть Веру Ивановну, но, как выяснилось при тех экстренных сборах, одеть было не во что.
Глава сельской администрации Ирина Кульшитская, прибежавшая в дом своего ветерана еще раньше приезда «скорой», металась по дому в поисках одежды. Наконец ее осенило: можно надеть на Веру Ивановну куртку внучки. А на ноги – ее же кроссовки.
Ирина Сергеевна не станет задавать вопрос домочадцам, как допустили они, что при солидной пенсии ветерана войны Вера Ивановна окажется в буквальном смысле и раздетой, и разутой.
Вся деревня Кулебакино знает, что пенсия Веры Ивановны в основном пропивается. Бывшая фронтовичка, почти не встающая с постели, давно не хозяйка своей заслуженной пенсии. А дочь Людмила и внучка Наташа, имеющие и свои пенсии (одна по возрасту, вторая по инвалидности), обладают незавидной способностью быстро спускать и свои деньги, и Веры Ивановны. По доходам эта семья чуть ли не самая состоятельная в деревне. Но фактически – самая нищая и опустившаяся. Вера Ивановна не в счет. Она жертва. И своей семьи, и тех, кого эта семья привечает. Вот и озверевшая молодая садистка, чуть не забившая Веру Ивановну до смерти, тоже из тех, кого Наташа (внучка) и Людмила (дочка) пожалели.
Улучив момент, когда Людмилы с Натальей не будет дома, Оксана стала требовать у беспомощной Веры Ивановны деньги. После слов – рукоприкладство.
– Так вы написали на нее заявление? Привлекли неблагодарную за нанесение тяжких телесных повреждений? – спрашиваю первым делом.
– Не захотели мы с ней связываться. Главное, что мама жива. А Оксана у нас потом была, прощение просила, – говорит Людмила.
– Я ей сказала, что не прощу. Пусть не появляется больше на мои глаза, – добавляет ее несчастная мать.
Но время от времени, а точнее – в день получения Верой Ивановной пенсии в доме появляются другие «темные» личности.
– Зачем вы их привечаете? Они что, как цыгане, зомбируя, вытягивают у вас деньги? – спрашивает женщин глава территории Ирина Кульшитская.
– Но ведь в последний-то раз не отобрали, – оправдываются Людмила с Натальей.
Последнюю (январскую) пенсию Веры Ивановны получила соседка Людмила Евдокимова. Она сердобольная, неравнодушная, не раз по-соседски забегала навестить Веру Ивановну и видела, что печь в этом доме абсолютно пуста: ни чайника на ней, ни кастрюли даже с картошкой «в мундире». Нет и холодильника, где бы мышь «повесилась». Зато у Людмилы и Натальи были долги и по деревне, и в магазине, где они брали хлеб и другие продукты под запись. И это, напомню, при общем сорокатысячном доходе на троих. И при том, что Вера Ивановна постоянно голодная!
Вот тогда соседка Людмила, поговорив с главой территории и получив ее «добро» с официальной печатью, стала доверенным лицом в получении пенсии за бывшую фронтовичку Веру Ивановну Пестереву. Последняя тоже доверяет славной соседке. Благодаря ей уже розданы долги. Уже куплено красивое постельное белье с одеялом и белье для самой Веры Ивановны.
– Я теперь лежу прямо как барыня, – улыбалась Вера Ивановна, гладя присевшую рядом с ней Людмилу Евдокимову. Глаза соседки заблестели от набежавших слез. Да и у меня, признаться, запершило в горле.
II.
Спасибо Ирине Сергеевне Кульшитской, что предупредила Пестеревых о нашем приезде. Ради такого случа Людмила с Натальей даже пол помыли. И относительный порядок, насколько это возможно, навели. Паутину вот только с черных стен и потолков или забыли снять, или не успели. Печь опять же рано растопили. Напротив печи у порога и стоит кровать Веры Ивановны. Уже много лет это и есть все ее квадратные метры жилья.
Спросите, а как же указы и приказы руководителей нашей страны обеспечить всех нуждающихся ветеранов войны нормальным жильем? Дело в том, что Вера Ивановна не подавала заявление ни до 1 марта 2005 года, ни после, когда руководители Гурьевского района и все той же сельской территории даже уговаривали ее об этом.
– Я вам не птица перелетная! – больше всерьез, чем в шутку отмахивалась она от всех, кто пытался изменить ее не просто жалкое, но и опасное существование.
Так говорила Вера Ивановна и мне при нашей первой встрече в холодном декабре 2009 года. Так и статья моя называлась – «Я вам не птица перелетная».
С тех пор какие-то подвижки в лучшую сторону все-таки происходили. А именно – Веру Ивановну увозили на несколько дней в областной госпиталь ветеранов. Чтобы почувствовала разницу между своим холодно-голодным прозябанием среди нетрезвых родственников и заботой, человеческим отношением в стенах госпиталя.
– Я бы еще в госпиталь с удовольствием поехала! – мечтательно произносит Вера Ивановна и даже закрывает глаза от приятных воспоминаний.
– В госпиталь принимают только тех, кто ходит сам, – тихо говорит мне Ирина Сергеевна. – Я уже узнавала.
Весьма странное условие. Ведь госпиталь – это в первую очередь лечебное, а не санаторное учреждение. Однако, чтобы уж совсем не разочаровывать Веру Ивановну, я обещала «озвучить» в газете ее заветное желание. Не так уж много хочет бывший боец 1-го и 2-го Украинских фронтов, бывшая радистка авиации, чья война закончилась в нескольких километрах от Берлина. Хоть несколько дней Вера Ивановна мечтает побывать в сказке. Таким показался ей госпиталь.
– А ведь так, всегда в тепле, с горячей и холодной водой можно жить всегда, – говорю я Вере Ивановне. – У вас еще есть право написать заявление на получение квартиры.
Вера Ивановна смотрит на окна так называемой кухоньки, где лежит она сейчас. Все стекла в снегу: улицы не видно. Минус 36 было сегодня за этими окнами. Хорошо, что опять же соседи позаботились о привозке угля. Еще есть чем топить.
– А в квартире ведь и топить не надо. Конечно, хочется пожить нормально. Я согласна написать заявление. Поможете? – Вера Ивановна смотрит на Ирину Сергеевну.
– Конечно, конечно, помогу, – кивает головой глава поселения.
Ирина Сергеевна и сама живет в Кулебакине. Правда, на другой улице. Но ведь в деревне всегда всем все известно. А Ирине Сергеевне и по долгу своей работы надо все знать. Знала она о том, что Вера Ивановна живет, словно на минном поле. В любой момент ее домочадцы всякое могут выкинуть.
Внук Вадим, с которым я встречалась раньше, сейчас в местах не столь отдаленных. Осужден по тяжелой статье. Внучка Наталья, у которой я прошу табуретку, чтобы присесть, смеется:
– Все табуретки Оксанка об меня сломала.
Напомню: Оксанка – это та самая «нахлебница», которая издевалась над Верой Ивановной. Никто не дает гарантии, что после ноябрьского побоища в ветхом доме (здесь и полы ходуном) вновь не появятся похожие постояльцы. Вере Ивановне уже просто опасно оставаться здесь. Возможно, она сама, наконец-то, поняла это, согласившись написать заявление на получение квартиры. В сентябре этого года Вере Ивановне исполнится 90. Дожить до ста лет ей очень хочется. Всегда сильной и ловкой была. Еще несколько лет назад могла пруд переплыть. А уж в молодости, в войну не раз отличалась героическими поступками. Перед всем строем однополчан вручали Вере медаль за то, что она, не испугавшись, бросила гранату в дом, где засели фашисты.
Героем-фронтовиком был и муж Веры Ивановны – Матвей Иванович. Он служил в разведке. С войны вернулся инвалидом, без ноги.
– Я его пожалела. И не зря. Мы с ним очень хорошо жили.
Жили Пестеревы в Гурьевске. Это в последние годы, когда Веру Ивановну стала душить астма, сменили они городской воздух на деревенский. Возможно, и так. Но сомневаюсь, чтобы в этом полуразвалившемся доме Вере Ивановне легко дышалось. Наташа не выпускает сигарету. А еще здесь живут две собаки, три кошки. Их тоже пожалели.
Когда же, наконец, пожалеют Веру Ивановну?!
– Она сама выбрала такую жизнь, – говорили мне в администрации Гурьевского района. А я подумала: забирают же у нас насильно детей от горе-родителей. И правильно делают, потому что дети подвержены опасности. Вот и Вера Ивановна, что доказало ее избиение, тоже в опасности. Значит, надо убедить ее, чтобы воспользовалась своим правом на льготное жилье. Тем более, что на тот день, когда я приезжала в Гурьевский район, здесь (включая и Гурьевск, и Салаир) осталось только 70 участников Великой Отечественной войны. Ответственных лиц всех рангов куда больше. Не только главе сельского поселения и можно, и нужно почаще навещать немощную фронтовичку. Она была среди тех, кто страну защитил, а мы допустили по отношению к ней самый настоящий садизм.
Утешает хоть то, что теперь в день получения пенсии к Вере Ивановне уже не нагрянут ее мучители.
– Теперь у меня есть ангел-хранитель, – говорит светящаяся от своей худобы фронтовичка, показывая на Людмилу Евдокимову. А та смахивает вновь появившиеся под очками слезы.
Галина БАБАНАКОВА.
Фото Сергея Гавриленко.
Гурьевский район.
PS. Когда верстался номер, стало известно, что Вера Ивановна написала-таки заявление на получение квартиры.