ЕГЭ: много шума. Из-за чего?

В вузах идет набор студентов. За вопросами: «Зачислят-не зачислят? Куда зачислят?» меркнет совсем недавнее испытание единым госэкзаменом. Что тут вспоминать, когда в этот момент имеют значение только результаты ЕГЭ! Но именно сейчас «Кузбасс» собрал специалистов, многие из которых уже не первый год оценивают результаты ЕГЭ кузбасских школьников, чтобы попытаться понять, почему нынешнюю форму сдачи экзаменов не устают критиковать. А заодно узнать экспертное мнение о том, что можно было бы изменить в системе проверки знаний выпускников и поступления в вузы.

Страшен не экзамен…

Наталья Мелькина, старший преподаватель кафедры русского языка КемГУ:

– На мой взгляд, сегодня проблема не в ЕГЭ. В обществе происходит, я бы сказала, глобальная депрофессионализация. Во многом это объясняется тем, что со школьниками практически не ведется профориентационная работа. И если ребенок может поступить сейчас в пять разных вузов, это значит, что он не готовится, как это было раньше, к определенному профилю, специальности. И он не ставит все на то, чтобы поступить.

Проблемы с набором на факультет филологии и журналистики нет, сейчас мы найдем тех, кого учить на первом курсе. Но после первой сессии начинаются проблемы, потому что к нам пришли не те дети, т. е. те, кого язык и литература мало интересуют. Пришли лишь потому, что у них результаты ЕГЭ соответствовали нашему порогу.

В итоге что мы имеем? Нам говорят, что учителей не нужно выпускать. У нас сокращение приема. Было 72 места, сейчас 40. Но сегодня в одной из школ на «Радуге» в Кемерове набрали 11 первых классов. Кто будет учить этих детей?

Это одна сторона вопроса. Другая состоит в том, что сами дети не видят своего будущего. Они 4-5 лет сидят и ждут диплома, не имея представления о том, чем будут заниматься в жизни.

Я неоднозначно воспринимаю разговоры, что во всем виновата «семья». Раньше родители в старших классах тоже не сильно-то вникали в учебный процесс. Но тогда работала система. Дети были заняты в школах, секциях, кружках. А почему сейчас родителей призывают школой заниматься? Это как прийти в больницу и заниматься ее переустройством. Сам себе педагог, врач?!

Наталья Лесогор, доцент КемГУ:

– Думаю, что идея объединения выпускных и вступительных экзаменов здравая, но надо было объединить усилия учителей и преподавателей высшей школы, разработать общие принципы. Думаю, ни один вуз, ни одна кафедра не отказались бы обсудить новую концепцию образования в стране, особенно если бы нам объяснили, с чем связана необходимость коренного изменения в системе образования.

Владимир Рагулин, доцент кафедры дифференциальных уравнений КемГУ:

– Вопрос, на мой взгляд, не в том, что что-то происходит в школе или в вузе, а в том, что происходит в стране. Для общества не обозначен вектор развития, не сформулированы главные цели. Тем, что мы строим и как планируем развиваться дальше, определяются требования к образованию. То ли обществу будут нужны интеллектуалы и компетентные профессионалы, то ли управляемые квалифицированные исполнители, то ли

по-прежнему, куда вывезет кривая. Высказывания высших чинов страны про инновационных людей – это декларации, которые в сознании людей не ассоциируются с практическими делами. Сейчас много говорят про нанотехнологии. Извините за резкость, но пока это напоминает технологию «распила» бюджетных средств по принципу: «дай-дай» — «на-на». И в такой ситуации мы проводим реформу всего образования.

Но если вы не сказали «а», зачем говорить «б»?

Каждый год мне приходится встречаться с учащимися 9-10 классов, задаю им вопрос: «Что школа должна вам дать на выходе?». Печально, но в ответах исчезают понятия, связанные с профессионализмом, компетентностью, «знаниями». Школьники называют другие качества. На первых местах у них качества, определяющие успешность сегодня: «хитрость», «изворотливость», «самоуверенность», «настойчивость», «коммуникабельность». Конечно, это определяется не декларациями чиновников и педагогов, а личными наблюдениями за поведением взрослых. Общество сильно атомизировалось, то есть разбились на малые группы по своим узкокорыстным интересам. Общих дел практически нет. У олигархов и власти свой «бизнес», у остальных – свой, поменьше. Поэтому и дети наши «впитывают» соответствующие эгоцентрические устремления.

И если сегодня основной лейтмотив – успешность любой ценой, то можно уже и не корпеть над учебниками, развивая свой интеллект и приобретая знания, а найти ответы и решения, например, в Интернете или сделать на этом и свой маленький бизнес. Так закрепляются и проявляются те качества, которые воспринимаются как наиболее важные в достижении результата. И мы можем, конечно, потом сожалеть, что человек занимает какую-то должность, не имея на то никаких профессиональных оснований. Но по шкале «успешности» у него высокий КПД, высокие качества «проходимости». Он стал большим «проходимцем». И это дети старших классов уже понимают.

Потому-то для молодых людей теряется смысл качества образования. Для чего что-то учить? Главное получить бумажку об образовании. Это печальный факт. Учимся «абы как» и где полегче. И до этого мало кому есть дело. Про образование же в последнее время вообще принято говорить как о сфере услуг. Мы не учим, не развиваем и не воспитываем, формируя в итоге облик будущего, а оказываем услуги …

Лидия Ким, доцент кафедры русского языка КемГУ:

– ЕГЭ, особенно ответы на вопросы части С, – это тот термометр, с помощью которого измерили температуру, т.е. уровень знаний наших выпускников. Он показал реальных детей, которые, как правило, не способны самостоятельно мыслить. В основной массе они не обладают читательской эрудицией. У них скупой язык. В сущности, они довольно безграмотны. Но не ЕГЭ же тому виной. Наши дети не читают не потому, что ввели ЕГЭ.

Также не могу сказать, что после введения ЕГЭ вдруг выяснилось, что система образования и система экзаменов у нас плохие. Вот так вдруг. Прежняя экзаменационная система тоже не была идеальной, как и само образование. Но дело в другом. Результаты ЕГЭ, я полагаю, нужно рассматривать как серьезный сигнал о проблемах в целом в обществе. И в системе образования отражаются все эти проблемы – дефицит профессионалов, потеря жизненных ориентиров.

Иногда принято винить учителей в слабой подготовке учеников. Но, на мой взгляд, мы должны быть благодарны учителям. Несмотря на все сложности в сегодняшней школе, большинство из них самостоятельно пытаются найти выход из непростой ситуации с подготовкой к экзамену. Мы встречаем очень интересный опыт. Учитель специально подбирает интересный для конкретного класса, для конкретных учеников экзаменационный материал, т.е. тексты для выполнения заданий части С, выстраивает систему обсуждения текста, аргументации.

А то, что мы слышим про детей, – о попытках хитрить через телефон, на сайте, – это всего лишь отражение состояния нашего общества. Наши дети, к сожалению, знают, что это норма для нашего общества. Не честно получить свое, а схитрить, урвать. Если бы они знали, что система работает, что люди, ответственные за это дело, будут делать это качественно, что нечестный способ получения оценки будет осужден обществом, то им и в голову не пришло бы хитрить.

Что же касается содержательной части экзаменационных материалов ЕГЭ, то я бы не сказала, что по русскому языку какое-то задание «вредное». Что в контрольных материалах экзамена есть задания, которые не проверяют какой-то элемент знаний. Плюсом сегодняшней системы я считаю возможность подать документы в несколько вузов, саму возможность выбрать вуз в любом регионе страны. Кроме того, знаю несколько семей, в которых дети, на мой взгляд, именно благодаря ЕГЭ сегодня учатся на бюджетной основе, в том числе в престижных московских вузах.

Александр Бедарев, преподаватель истории и обществознания МАОУ «Средняя общеобразовательная школа №93 с углубленным изучением отдельных предметов», г. Кемерово:

– Я уверен, что все проблемы, связанные с ЕГЭ, нужно решать не каждому в отдельности – школе, семье, ребенку. Только совместная работа может что-то изменить. К сожалению, именно в старших классах такую работу мы видим все реже.

С первого по четвертый класс мамы-папы опекают ребенка, готовят с ним домашнее задание, активно занимаются дополнительным образованием. Как только ребенок переходит в пятый класс, большинство родителей устраняются. Смотрят на все как бы со стороны и пеняют на школу. И ребенок зачастую предоставлен сам себе. В старших классах мы родителей в школе видим только накануне выпускных балов.

Как заинтересовать родителей – большая проблема. Может быть, ЕГЭ в этом плане и должен помочь. С точки зрения той же профориентационности. Скажем, родители хотят, чтобы их ребенок поступил в медицинский вуз. Логика тут часто такая: «Я медик, и ты пойдешь!» Но ребенок химию и биологию не тянет. Вот здесь и нужно совместно учителю, родителям и ученику работать. Либо готовить ребенка соответствующе, либо менять «профиль».

Ирина Григорьева, директор МОУ « Гимназия №41», г. Кемерово:

– ЕГЭ необходим: нигде в мире дети, поступившие в вузы, не проходили испытания дважды, как у нас. Советская система не предполагала всем давать высшее образование. От силы 30% выпускников поступали в вузы. Остальные шли в ПТУ, техникумы. Они знали, что получат нормальную работу, будут зарабатывать. Вообще-то это на них сейчас страна держится. У нас из гимназии 99,9% выпускников поступают в вузы. И надо признать, что это далеко не всегда оправданно.

Не буду говорить про другие сферы деятельности, скажу про саму систему образования. Раньше была система непрерывного образования, которая нацеливала на профессию. Вот у нас сейчас работает всего лишь несколько 33-летних учителей. Выбрали будущую специальность в школе, окончили гимназию, окончили вуз и пришли работать к нам, в свою гимназию. 45 — 50-летние учителя, пришедшие в профессию по призванию и состоявшиеся в ней, 5-10 лет еще доработают. И что дальше? Кто учить детей будет?

Предметные сложности

Наталья Мелькина:

– Ответы на третью часть ЕГЭ по русскому языку очень хорошо показывают мировоззрение, зрелость детей, которым 17 лет. И что мы видим? Что Гагарин первым полетел на Луну. И его приводят в качестве героя. Что это значит? Значит, что ребенок ни одной героической личности не знает. А если знает, то еще и путает. Часто аргументация опирается только на бытовые примеры – перевести бабушку через улицу. Смею заверить, что раньше в экзаменационных работах такого рода «героизма» не было.

А по содержанию как был… Колобок, так и есть. К сожалению, когда нужно аргументировать свою позицию, приводить примеры из литературы, мы встречаем сплошные сказки.

Кроме того, в последнее время замечена еще одна тенденция. Дети пытаются ловчить. Прежде незнания стыдились и пытались обходить «сложные» вопросы.

Теперь выпускники пишут по шаблону, допуская при этом чудовищные ошибки. Здесь мы встречаем и «Шанель» Гоголя, и «Человека в оболочке» Чехова.

Психологам бы надо поработать с детьми, работы которых мы проверяем. Мягко говоря, грустно становится от таких работ. Из них следует, что хорошее образование не нужно для престижной работы, а чтобы стать певицей, вовсе не стоит тратить время на обучение. Дети пишут, что никуда не уедут из своих сёл и городов, потому что у родителей нет средств, что молодых людей из бедных семей ничего в жизни не ждет, потому что нет таких родителей, которые куда-то продвинут. Они так пишут. Мы первый год просто обомлели от такого депрессивного состояния.

Александр Бедарев:

– К ЕГЭ по общество-знанию изначально было много вопросов. Уж слишком неоднозначные были задания. Однако со временем многое меняется. Хотя и остаются сложности, которые, на мой взгляд, в принципе, отражают проблемы политологии, социологии в России.

Другое дело, как дети вообще воспринимают задания. Столкнулся однажды с крайним проявлением «своеобразного» понимания. Задание по обществознанию – проиллюстрировать примерами взаимоотношения человека и природы. Ребенок рисует, в прямом смысле иллюстрирует, оленя, Деда Мороза и коз. Все, он проиллюстрировал…

Большая проблема в том, что дети не умеют письменно выражать свои мысли.

Когда готовим к ЕГЭ, в большей степени занимаемся письменно. И к ответам мы их еще можем подготовить. Но они приходят в вузы и молчат. Здесь результат связан не с тем, что в школе недодали. Они не могут привести примеры. Из жизни, литературы, опыта. Ведь они не читают, мало вживую общаются. Просто сидят «В контакте».

Наталья Лесогор:

– С заданиями 1-й и 2-й частей проблем, как правило, не возникает, потому что они уж слишком простые. Например, по стихотворению Пушкина «Цветок»: «В словаре Даля это слово толкуется так: «неблагоухающий, неблаговонный, непахнущий, безароматный, недушистый». Выпишите из стихотворения слово именно с таким значением». Там только одно слово подходит – «безуханный», оно в первой же строчке. Или совсем, извините, дебильный вопрос по тому же стихотворению: «Герои каких известных вам литературных произведений могли бы быть на месте лирического героя этого стихотворения? Свой ответ аргументируйте, приводя в качестве доказательств возможного сюжета примеры из сюжетов реальных». То есть мы корову помещаем на баню и представляем себе на её месте ворону, а может быть, собаку.

Цель подобных вопросов, в общем, просматривается: проверить, понимает ли выпускник, что художественное произведение – это высказывание на особом языке, но дальше азбуки дело не пошло. Лермонтов такие-то приемы использует, а Пастернак уже другие. Можно показать человеку, незнакомому с живописью, картину импрессиониста и спросить, что он там видит. Он скажет: вот синий цвет, а вот зелёный, вот пятна, а вот линии. Но надо же понять, что в целом показал художник, а для этого надо знать больше, чем от них требуется.

Третье задание по литературе предполагает рассуждение как ответ на заданный вопрос. Объем текста должен быть не менее 200 слов. Трудности связаны, прежде всего, с характером заданий. Например, в перечне вопросов в 2009 году был такой: «Почему именно Ноздрев и Коробочка первыми заговорили о продаже мертвых душ и помешали чичиковской афере (по поэме Н.В.Гоголя «Мёртвые души»)?»

Стратегическая цель этих заданий – от частных, небольших проблем выйти к некой общей концепции произведения или творчества в целом. Но кто прорабатывал с детьми этот довольно сложный алгоритм? В школе же рассматривают пресловутую «систему персонажей», которая у любого автора сама по себе концептуальна и целостна, не говоря уже о том, что все герои привязаны к сюжету, композиции, каким-то определённым образом «высвечиваются» в отношениях автора и читателя, «вырастают» из какой-то традиции и обязательно связаны с современностью. При этом учитель им все время напоминает: «Понятно, почему он так сделал?» «Заметьте, какой тон принимает автор», «А важно, что эта сцена стоит в финале?» и т.д. Вот у него вся «картина маслом» и вырисовывается. Это и называется «художественный мир произведения». Как же он на экзамене сумеет проскакать по всем этим «европам», особенно если он лучше помнит, допустим, не Коробочку, а Плюшкина?! Поэтому, на мой взгляд, сформулирован вопрос должен быть иначе: «Как отношение разных героев поэмы «Мертвые души» к «деловому предложению» Чичикова характеризует этих героев, имеется ли более общий смысл у истории о неудавшейся афере Чичикова, какой?»

Вера Палачева, доцент кафедры русской литературы и фольклора КемГУ:

– Изначально, когда шла активная реклама ЕГЭ, говорилось, что все будут в равных условиях, будет одинаковый уровень сложности заданий. Но по отношению к литературе такое равенство и единство сомнительные. Потому что уровень сложности текстов и тем в вопросах очень разный.

Скажем, детям попадается текст из «Старухи Изергиль» Горького. Они только-только прошли произведение в 11-м классе. Все прекрасно, они все помнят и наверняка ответят. Тем более, что вопрос довольно простой: «Истолкуйте слова мудреца, почему наказан Лара». А кому-то попадется Некрасов, «Кому на Руси жить хорошо». Это либо не проходили, или забыли уже. Или Чехов, «Студент».

По «Студенту» вопрос звучит так: «Какие чувства испытывает Иван Великопольский, отходя от костра?» В тексте написано: «Студент вздохнул и задумался». Правильный ответ – никаких чувств. Кто читал рассказ, проиграют всю ситуацию. А кто не читал или забыл?

Еще один аспект состоит в том, что литературу нельзя рассматривать отдельно от других предметов и знаний. К примеру, ребенок должен написать мини-сочинение, в котором нужно обязательно использовать литературоведческие термины. Я даже не буду останавливаться на том, что у экспертов нет единого мнения относительно того, как оценивать работы, какой уровень владения терминологией считать высоким, достаточным или низким. Здесь важно, как минимум, то, что даже ребенок, который использует огромное количество терминов (причем иногда складывается ощущение, что это просто зазубренные вещи), делает в тексте пунктуационные или орфографические ошибки. А по правилам, мы это не оцениваем.

Ирина Григорьева:

– Конечно, с ответами на вопросы ЕГЭ есть сложности. У меня был 10-й класс – русский язык. Тесты за 11-й класс, все задания прорешали. Проблем с первыми двумя заданиями нет. Все это проходят в рамках школьной программы. Да и на самое сложное третье задание – часть С – тоже натаскивают. Дают прокрустово ложе – формулу. Проблема, авторская позиция. И ребенок может даже не понимать, о чем идет речь. Просто оперирует терминами и словами. И за это какой-то балл получит, даже если демонстрирует нарушение логики развития мысли, смысловой цельности, речевой связности и последовательности изложения.

Вообще, надо честно признать, в школах стараются давать старшие классы самым сильным учителям. Другого выхода нет. По результатам ЕГЭ сейчас судят о профессионализме учителя, рейтинге школы. Конечно, оценивали по результатам экзаменов и раньше, но сейчас эта система гораздо жестче. Так что никому не хочется выглядеть хуже остальных.

ЕГЭ+?

Наталья Мелькина:

– На филфаке мы второй год проводим занятия для школьников. Дети не только Кемерова, но и из области занимаются с преподавателями факультета (причём совершенно бесплатно). И, конечно, мы бы хотели потом видеть их уже студентами. Организовать какую-нибудь олимпиаду для них.

Но вузу не разрешают взять таких детей, если у них при поступлении баллов не хватит. Это очень печально. Ведь мы же знаем, ребенок «наш», он будет хорошо учиться, а главное, ему интересно. Университет проводит Ассамблею звезд, в которой принимают участие победители олимпиад. Ректор КемГУ выступила с инициативой социальной поддержки таких ребят. То, что можем, мы делаем.

А сама форма ЕГЭ… По-моему, бессмысленно менять форму, если не заниматься содержанием – системой образования как таковой. Но одно могу сказать: если уж оставлять такую форму, нужно, чтобы экзамен был единый для всех. Не важно, куда идет поступать ребенок. Экзамен должен быть одинаковый. В стране должны быть приняты и образовательные стандарты. Сегодня же что получается? Единых учебников нет, учат детей по книжкам, пролоббированым кем-то. В одном таком учебнике по русскому языку я нашла 8 принципиальных ошибок.

О плюсах ЕГЭ сказано много. В основном о возможностях поступать в престижные столичные вузы. Но много вы таких примеров знаете? Они есть, конечно, не спорю. Но у большинства семей просто нет экономической основы для того, чтобы отправить ребенка учиться в столицу.

Ирина Григорьева:

– ЕГЭ лишил вузы возможности увидеть конкретного человека. Если бы была возможность побеседовать с ребенком, можно было увидеть детей по-настоящему смекалистых, креативных, а не просто удачно подготовленных, может быть, индивидуальность какая-то бы и выявилась.

Не исключено, что ответы в тестах у него слабее, чем он сам. ЕГЭ не должен являться единственным инструментом контроля знаний. Может использоваться другой инструмент, отражающий мониторинг формирования личностных универсальных учебных действий — это, к примеру, портфолио – участие в конкурсах, олимпиадах, достижения в спорте и т.д.

Александр Бедарев:

– Много говорится про то, что ЕГЭ помогает избавиться от коррупционной составляющей в системе образования. Но я уверен, что и при альтернативной системе это возможно.

Когда я поступал в вуз, на экзамене было два преподавателя. Один из вуза, другой из школы. Они друг друга не знают. Общих интересов формально нет.

Также нужно решить, что делать с участниками различных олимпиад и конкурсов. Проводится их масса. А дальше что с этими детьми? Учитель себе поставит стимулирующие баллы. А сами дети? Для вуза это – не преимущество.

Лидия Ким:

– В сущности, альтернатива – это всегда хорошо. Одни дети ориентированы на одну форму сдачи экзамена, а другие – на другую. Если бы была альтернатива, можно было бы выбирать. Но, естественно, с ЕГЭ это должна быть хорошо продуманная система.

Вера Палачева:

– Бывает так, что работа производит хорошее впечатление. Она написана хорошо. Видно, что у ребенка есть культура письменной речи, читательская культура. Но он не вписывается в критерии оценки.

Приходит на апелляцию. С ним разговариваешь, видишь, что человек – гуманитарий. И невольно делаешь вывод: ему противопоказан ЕГЭ в такой форме. Литература как раз тот предмет, по которому ребенку нужна альтернатива.

Наталья Лесогор:

– В целом мое отношение ко всем частям этих тестов: это какой-то спешно внедряемый, плохо продуманный проект. Сочинение при поступлении в вузы давно уже не сдаётся, их в школе почти не пишут, и вообще литература в последние 15-20 лет изучается поверхностно. И вдруг гром среди ясного неба – ЕГЭ в таком вот «сыром» виде. Не знаю, лучше ли обычный экзамен: дети вообще мало что знают и понимают.

Но устная беседа или сочинение как-то честнее в переходный период. Человек найдет возможность на обычном экзамене, устном или письменном, показать то, в чем он силен. А сейчас и жалко детей, и стыдно, и обидно. В тестах по русскому языку (часть C) в качестве литературного примера вспоминают Колобка, Снегурочку или Маугли (из мультиков) или пишут так: «В статье Елены Востриковой (допустим; имя сочиняется на месте) из газеты «Комсомольская правда» разбирается случай, когда ребята обидели ветерана. Но ведь только благодаря им мы живём на свете и т.д.».

Вопрос же о форме экзамена не отдельный, можно было все продумать и грамотно ввести ЕГЭ. Возможно, при приеме в вузы, отмеченные особыми статусами, или даже в вузы первой категории надо было сохранить вступительные экзамены, в остальных ввести ЕГЭ. Или предусмотреть тесты разных уровней. Сейчас мы в приказном порядке выполняем директивы из Москвы, часто не понимая их смысла и цели. В такой ситуации трудно сказать, какая форма экзамена лучше: мы не имеем отчетливого представления о новой концепции образования.

Владимир Рагулин:

– Систему тестов нам, я считаю, навязали. У кого-то было большое желание перевести страну на новые рельсы и окончательно зафиксировать это полуколониальное состояние. ЕГЭ, по крайней мере, по математике за последние годы значительно изменился, он по сути в части С стал тем письменным экзаменом, что был ранее, однако, к части С приступает не более четверти выпускников, поскольку первая, тестовая часть экзамена дает примерно 60 баллов из 100 возможных, чего вполне достаточно для поступления во многие вузы страны. Очевидно, что уровень образования падает, это факт!

И дело, конечно, не в самой форме ЕГЭ, хотя и ее надо развивать и совершенствовать. Нельзя, наверное, полностью исключать возможность личного контакта преподавателя с абитуриентом или выпускником в форме собеседования. Многое в образовании должны определить разрабатываемые стандарты и федеральный закон. Их качество должно соответствовать генеральным целям и планам развития страны. Главное — добиться общедоступности в качественном, сбалансированном школьном образовании с ясными целями не только просвещения, но и развития и воспитания. Наряду с обсуждаемой профилизацией образования, на мой взгляд, необходимо обратить особое внимание на гуманитарную часть, формирующую морально-нравственный и культурный уровень развития. Это должно определить другой уровень даже не знаний, а мировоззренческой сущности человека. Это, как мне представляется, во многом определит будущее страны и относительную комфортность проживания в ней. Для молодежи нужны положительные примеры, может, даже стереотипы для подражания и формирования более гуманистических идеалов. К примеру, есть одаренные, увлеченные дети, есть 100-балльники, наконец, можно ведь проследить, как сложилась потом у них карьера, судьба, как общество смогло распорядиться самым ценным своим достоянием? Ведь сейчас уже есть выпускники вузов, которые поступали по ЕГЭ. Что с ними стало? Востребованы ли они?

P.S. «Кузбасс» готов продолжить дискуссию на эту тему.

Татьяна ДУМЕНКО