Цель жизни

Уникальные факты Великой Отечественной: советскому минёру, который не ошибся ни разу, всю войну разминируя немецкие минные поля перед нашим наступлением, была помощь свыше…

На счету Владимира Манакова, комвзвода сапёрного батальона, всегда шедшего впереди, готовя наступление, – столько предотвращенных взрывов!… Что, если бы собрать все  найденные фашистские мины – на пехоту и танки…, железные и деревянные…, с проволочками и без… , выпавшие на «его» службу Родине. Да не обезвредить, как это сделал, а взорвать – пусть мысленно – разом все. Чудовищной была бы «гора» и лютым был бы взрыв. Потряс бы планету.

Так и планировали фашисты, имея  целью – смерть, ставя мины-ловушки с нею.

Но у 21-летнего советского минёра Манакова была, как и у его товарищей, другая цель –  мины убрать и жизни наступающих сберечь… И Манаков не допустил ни единого промаха. А таких, как он (часто потом рассказывал на встречах после войны, дожив до 87 лет), везучих минёров, «…из тех, кто занимался этим делом с начала войны до конца ее, как я, два человека (в дивизии. – Авт.) осталось…», «… на каждом задании гибли минёры, я вам скажу…, то опыта не хватало… , то (времени. – Авт.), … там же не ждали…»

… А сколько все-таки мин за три с лишним года  Манаков обезвредил, ни он, никто никогда не считал… Но в учетных карточках разных саперов, в открывшихся электронных архивах Минобороны РФ, мелькают за сутки, порой, до 200 с лишним мин на человека и рекордом не значатся.  Главное на войне было – в другом, в том, что успели, разминировали проходы к назначенному часу советского наступления, открыли к Победе путь…

… Кемеровскому фронтовику Владимиру Федоровичу Манакову 26 июня исполнилось бы нынче сто лет. Его голос продолжает звучать на диске. Он продолжает рассказывать о пережитой войне – и в оставленной им рукописи. И уникальные записки – в альбоме с бархатистой обложкой цвета боевого красного знамени – не только о прошлом. Это и последние переживания фронтовика и наказ его – помнить цену потерь… И мы открываем первые страницы с младшей дочерью ветерана… И она, известная кемеровская учительница английского языка, Нина Владимировна Позднякова (Манакова), многое помня наизусть, говорит, помолчав-поздоровавшись-погладив военное фото папы:

— Война с ним была всю жизнь. Потому он многое записал. Чтобы будущее про прошлое помнило…

Опыт

… Два длинных солдатских поезда шли колонной, один за другим, так, что редким до Байкала станциям (в несколько прижавшихся к сопкам домишек) казалось: армада едет с востока на запад – бить немцев.

До фронта было далеко. Солдаты в вагонах («… нас, — пишет Манаков, —  было около 9 тысяч…») до нападения Германии на СССР год на Дальнем Востоке отслужившие, начало войны встретившие в части при погрузке самолетов…

И солдаты в вагонах — сплошь 1921-го были года рождения и одной бедняцко-крестьянской судьбы… И один рассказывал – другие кивали.

И в пути на войну был голод.

«Ехали месяц. Первое время почти не кормили. Ребята меняли даже новое белье на продукты у населения. Потом сорвали пломбы на вагоне и растащили вагон… Тащили – попадали под ревтрибунал… Затем стали кормить раз в день…»

И по пути наверняка, говорили про голод «их» 1921 года, тогда много по России народу от сильного голода умерло. У Манаковых в семье в тот страшный год тоже «… трех не стало», трое детей умерло.

«Детей отдавали (по стране. – Авт.) в детдома (чтобы спасти, по домам прямо ходили представители власти, забирали ребят. – Авт.) Меня мама и папа не отдали, перенесли много мучений, за что им большое спасибо, а то бы всю жизнь не знал родителей…», — пишет  Владимир Федорович.

И дальше — как от голода позже с Оренбуржья семья переехала в Кемерово, как он учился, вырос здесь, как в армию пошел – в одежде старшего брата, вперед его — солдата, из армии отославшего гражданскую одежу посылкой – для Володи — домой.

… А прибыли под Саратов, оттуда – к Москве, защищать столицу.

После – под Старую Руссу, в болота и дальше – в голод. Еще был снег – съели убитых в бомбежках лошадей. Потом, весной, «… варили липу», «… солдаты ремни съели», «… нам выдавали по ложке крупы и на 8 человек – котелок сухарей», птиц, зверья вокруг не было, однажды залетела ворона, подстрелил – «…было лакомство»… Там же, на Северо-Западном, служил разведчиком-минёром, отправили на разминирование прохода на танке. Только подъехали к месту, немец – по танку прямой наводкой, минёры спрыгнули и за танк, а тот развернулся и подавил половину – насмерть, и сам на мине подорвался…

Это в кино – часто сразу в военной науке умелая и всегда с горячим полным котелком – война. А тогда, в первый месяц воюя, честно пишет разведчик-минёр Манаков, они всему учились…

И шла война, и они знали – Родина ждет, и вскоре  пришли особые боевые задания, с наградами… И в очередной ночной разведке, вспоминает в записках Манаков, он шел с товарищем на задание и был уже настолько опытным, и носил уже знак «Отличный минёр», что даже слышал, «…как шевелится трава»…

И рассказывает про другую вылазку, за очередным «языком»: «Бросок – часовой в наших руках, уничтожили ножом, ворвались в блиндаж – один отдыхает, другой готовится сменять часового… Не успел – за автомат, как ударом ножа убит. Третий не успел подняться, как был связан и завязан рот…»

А на переправе через Днепр – был в числе первых. Это Манаков и товарищи добрались до вражеского берега на лодке, протянули через реку канат, по нему, на плоту, переправляли пехоту – под огнем… Тогда много погибло… И командир дал ему с другом Лапшиным приказ разведать переправу в другом месте…

Мой друг Борис Лапшин…

И Манаков и Лапшин в разведроте были роднее братьев.  Разведка на этот раз – предстояла инженерная. Это значит, поясняет в записках Манаков, что они должны были доползти до взорванного немцами моста через Днепр, записать параметры моста – длину, ширину, расстояние между сваями, толщину их…  Чтобы потом, по добытым замерам, «…отдельные части моста приготовить заранее – в тылу…»

Работать разведчикам пришлось днем и очень быстро.  Они оба для немцев – как на ладони.  И пока немцы решали, что и как с той стороны, разведчики, записав замеры на бумаге, согнувшись, рванули назад. А немец – по ним из гранатомета. Снаряд – у Манакова и Лапшина «разорвался в ногах, я невредим, он – тяжело ранен», спину Лапшину – «вырвало мясо все».

«Он в горячах выбежал на открытое место, на берег, немец – палить по нему из всего… Но друзья не оставляют в беде друг друга…» Манаков, выскочив следом, перетащил потерявшего сознание друга в воронку, потом, под огнем, он полз и тащил Бориса до их исходной точки наблюдения.  «Тут уже стало немного темнять…» Это выручило. Манаков дотащил Лапшина до своих.

— За выполненное задание, за отвагу и за то, что рискуя жизнью, вынес из-под обстрела Лапшина, папу наградили орденом Славы III степени, — говорит с гордостью дочь Манакова. – Лапшин выжил, до конца войны папе писал… А после войны папа искал его по стране много лет…

И нашел, но…

… Сначала почта принесла в письме чудо…

— Анна Зодиева, бывшая радистка их 95-й стрелковой дивизии, ведя поиск однополчан, а тогда это очень трудно было, еще не рассекречены были военные документы, нашла 700 человек! – рассказывает дальше дочь Манакова. — Письмо от нее – нашему папе – пришло, он, финансист, тогда только – из командировки, я ему, помню, сразу письмо протягиваю. Он, еще ничего не знал, но сердце уже ему подсказало: «От однополчан?!»

И, конечно, Владимир Федорович радистке ответил, засобирался на большую встречу однополчан – в Москву.

Из письма так же узнал, что Лапшин недавно умер, и перед смертью, так же ответила Анне жена Лапшина, все мечтал – увидеть бы друга Манакова…

А потом была целая серия встреч однополчан – еще в Москве, в Узбекистане, под Витебском, Минском, в Гродно… И Владимир Федорович приезжал домой на таком подъеме! И подарки – узбекский халат или гильза «сорокопятки» с пшеницей из-под Киева – были ему дороже всего…

Святое письмо

Минёр Манаков всю войну прошел на грани взрыва. Но разминировал без ЧП.

И даже в разведке считался везучим. В конце войны шел с задания, немецкий снаряд прилетел, разорвавшись в ногах. Но Манаков лишь ранен в руку. И все с ним – целы…

Про свое везенье он на встречах говорил: «Очевидно, судьба. Счастье такое…»

А в последние годы упомянул про святое письмо.

Его прислала ему на фронт мама.

— Со словами молитвы и с материнским наказом разгромить фашистов и вернуться домой, — поясняет дочь Манакова.  – Папа зашивал его в нательное белье. И письмо хранило его всю войну, и спасло… Он верил в это письмо, чувствовал, его оберегают… Он был партийным, но, из верующей семьи, знавший молитвы с детства, на войне знал – святое письмо – особая защита. И на боевом задании, на разминировании – молился. Рассказывал:  войска далеко, их, разведчиков-минёров, впереди всех – всего несколько человек.

И с ними – помощь небес.

… А последний год  старого фронтовика Манакова был тяжелым — слёг после инсульта. С ним были родные, их любовь. Их уже родившаяся тоска  из-за уже неизбежной скорой разлуки.

Писем, весточек от однополчан уже несколько лет минёру Манакову не было. Вообще их далекого земного присутствия, незримого, необъяснимого, но всю жизнь безошибочного, он больше, в 2009-м, не чувствовал. Дивизия, верно, уже ушла в небо… И, вспоминая ее земной путь, часто просил рукопись с фотографиями. И из страницы – в страницу – снова шел в рядах.

… В свой последний день Владимир Федорович попросил дочь достать из шкафа пиджак с наградами. Помочь надеть… И как солнце вспыхнуло на медалях…, улыбнулся глазами… Победа. Мир. И пусть так будет…