Окно в Россию

Виктор Напреенко стал человеком, весть о котором дошла до русского императорского двора, и он построил две часовни, и вырастил восемь детей, и выиграл в схватке со смертью – девять раз (тонул, горел, болел…), и даже попал однажды на обложку французской классики! И это было не в XIX веке, а в XXI. И русская душа, о которой всегда, как о большой загадке, говорит заграница, многое сама о себе объясняет … вот этой историей простого казака, кузнеца и строителя…
… Французы приехали, ошеломив. Большая машина проскочила до юргинского вокзала, отвернула от Транссиба и, удаляясь, нашла нужный номер в «частном» секторе.
Высокий дом — из камня, бетона, с тесными окнами, — в неожиданно сибирско-кавказском стиле. Ну, конечно, крепость, ну, конечно, именно ТАК должен жить исстари казак…
— Да, корни казачьи со всех сторон. По матери – с северного Кавказа, жена моя – тоже оттуда, — вышел к французам бородатый хозяин… — Здорово бывал! Прошу в дом.
… Французы эти много по России снимали, набирая иллюстраций к очередной печати романов Жюля Верна, гения по придуманным приключенческим сюжетам. И искали колоритных сибиряков, казаков, — к книге, где есть про Сибирь… И, попозировав на камеру, признавшись переводчику и французам, что в детстве, как все мальчишки мира, зачитывался Жюлем Верном, проводив гостей, казак Виктор Напреенко задумался:
— Жизнь сама, бывает, пишет так — диву даешься…
… Ведь в его жизни было столько событий – хоть самому роман сесть — написать… Например, когда провалился под лед, и каменистое дно реки и лед над головой были одинаковы, и верх, низ – не узнать.
– Но я как-то выскочил из полыньи, пробежал еще 12 км до стойбища. Мокрая одежда с меня сыпалась, ломаясь на большом морозе… — рассказывал мне на днях 62-летний Виктор Александрович. — Никогда нельзя отчаиваться, никогда… А книга у французов – со мной на обложке, тогда, в 1990-х, действительно, вышла.
Чаша судьбы
— Кофе? – переспрашивает казак Напреенко и ставит на кофейный столик две чашечки кофе. Он строит второй дом («для кого-нибудь из детей») по соседству и, зная, что приеду, дает себе выходной. Его жена Зоя (Заруи, что в переводе с армянского «хранительница очага») занята на кухне. Четверо младших…, как перестал дождь стучать по окнам, снова разбежались на «великах» по пригорку.
… Кофе в семье – традиция, память и … знак судьбы.
— Революция многое порушила, много людей растеряла, — начинает с интонацией прадедов Виктор Александрович. – Моего деда двоюродного, Ивана Васильевича Котельникова, мы нашли, уже когда я школу заканчивал.
И вот я, после армии, в 1979-м, сидел у него в Сухуми, в гостях. И дед рассказывал: служил …в охране Сталина. И в 1943-м он участвовал в Тегеранской конференции. В киноэпопее «Великая Отечественная», которую американцы снимали, Рузвельт, Сталин, Черчилль шли вдоль строя советских солдат, и в «документалке» дед первым, в первом ряду, стоял. Он мне сказал: «Захочешь когда меня еще увидеть, смотри то кино… А лучше всего – оставайся… » И фотография у деда висела: Сталин – за столом, пишет, по бокам – два солдата стоят (дед — по левую сторону).
… И в Тегеран, на историческую конференцию стран, решавших быть против Гитлера вместе, каждый глава привез подарки. Дед рассказывал про ручного медведя – от СССР. Шах от него был в восторге и тоже сделал подарки, даже телохранителям Сталина.
— Дед получил дорогой кофейник, шесть чашечек… Но к моему единственному приезду к нему в Сухуми (через год дед умер) – я ничего этого не видал, видимо, утрачено…
… И — «Оставайся…» — всё просил дед. Но у судьбы на внука были свои планы.
… Так, уточню, когда сибирская родня разыскала Ивана Васильевича, то первым к нему, годом раньше, поехал из Юрги отец Виктора. И в Сухуми, в автобусе, отец оказался рядом с красивой строгой девушкой – Заруи. Перед выходом… неожиданно сказал про сына Витю, что в армии, попросил: «Дайте адрес, будете переписываться…» И девушка… адрес дала.
— … Хотя сзади ее братья сидели, за сестрой следили, — улыбается Виктор Александрович. – И мы с Зоей стали писать друг другу письма. Сначала тайно.
— И мы были с Зоей такие разные… Белое и черное, блондин и брюнетка. Как… домино, — шутит Виктор Александрович. — Но наша встреча была предначертана…
… Он, отслужив, погостив в Сухуми несколько дней – как раз у того найденного деда Ивана Васильевича, у бывшего телохранителя Сталина, тогда же поехал к Зое. И они, с ее подружками, пошли гулять. И девушки завели сибиряка в кофейню.
— И я в первый раз в жизни настоящий кофе пил, но не знал, куда осадок девать… Девушки-подружки выпили, бац, чашки перевернули… Я подумал, как марать мраморный стол? И, чтобы не переворачивать, жую незаметно осадок… А оказалось, чашки перевернули – так принято, так гадают, на кофейной гуще… Какую форму, вытекая, осадок примет, таким и будет знак на будущее… И Зоя мне: «Дай-ка твою чашку переверну». Взяла, а чашка пустая… Но это ничего не значило… Через 12 лет мы все равно свадьбу сыграли. И самое ценное для нас — уважение и любовь.
— … Еще кофе? – говорит, входя, закончив варить борщ, Зоя и весело смеется над рассказом о юности, и подтверждает слова мужа.
Десница
… До руки дотронуться было нельзя.
— Десница, хоть и высохшая, но все равно огромная, как полторы моей правой кисти!… Я смотрел на нее и думал: «Значит, Илья Муромец, действительно, в Истории России был, а не только — в былинах», — продолжает Виктор Александрович – про то, как, после армии, после Сухуми, защитил диплом, рванул строить БАМ, и через год, в «бамовский» отпуск, поехал в Киев, попал в Киево-Печерскую лавру, увидел мощи Ильи Муромца.
А вернулся назад на БАМ, в бригаду, рассказал о деснице «бамовскому» и потом по жизни лучшему другу – Вилу Васильевичу Кудревичу. Тот, тоже из казаков, позже ставший известным целителем, рассказал Виктору старинную, не былинную, версию, хранившуюся в его роду:
— «… историю Ильи Муромца по-настоящему. Илья 33 года на печи лежал – но это не немощь, это иносказательно. Он все эти годы воевал, а война для казака – защита границ – бытьё, обыденность. Но после 33 лет старый воин пошел в монахи, вот что было подвигом… И погиб Илья, как монах и воин, на стене крепости, когда враги на монастырь пошли…»
— А почему Вы с БАМа – к мощам Ильи Муромца – первым делом приехали?
— И случайно, и нет. Господь ведет к тому, к чему человек потом приходит… Придут же потом 1990-е, и я приду к возрождению казачества, и меня в Юрге выберут атаманом… И я приду к строительству храмов.
… Но вернемся в еще «бамовское» время… Виктор пишет Зое про БАМ – уникальную железную дорогу длиной 4287 км, которая соединит природные богатства Якутии с Дальним Востоком. Пишет, как «бамовцы» забивали «золотой костыль» 29 сентября 1984-го и запустили первое движение поездов. Как гости – артисты попросили на память копию «золотого гвоздя», и они с Вилом ее сделали… Пишет, уже позже, о работе в геологоразведке. О красоте гор и как деревья карабкаются по камням… Пишет – о том, чем живет, целых 12 лет…
— А закончилась стройка века… Я, на БАМе, так и остался. И, видимо, пришло время подумать вплотную о нашем будущем. Позвал, в 1990 году, Зою – посмотреть БАМ. И, как приехала, сделал ей предложение.
… После свадьбы – они переехали в Юргу. В семье родились Галя, Аревик, Настя, Вил.
А потом Виктор и Зоя взяли четверых сирот-лялек.
— Мы с мужем думали одинаково. Поженились поздновато – в 32. Всегда хотели много детей. Свои подросли и… — садится рядом с мужем Зоя, давно уже сибирячка, но южный акцент все еще слышен в слове «мы»… — Костю мы взяли в год. Он до того жил у его прабабушки, на ее кровати, ел сухой «Роллтон», она плохо ходила, она не могла его растить… Когда я пришла на него посмотреть в изолятор, он никого не подпускал. А ко мне на колени сел, рукой моей себя обнял… Потом – мы Таню взяли. После — Никиту, Руслана.
Свои три дочки – уже с высшим образованием, старший сын нынче окончил школу.
Младшие – приемные дети – еще школьники. У Виктора и Зои – уже два маленьких внука – Давид и Матвей.
… И ведь Виктор и Зоя стали родителями восьмерых – в самые тяжелые 1990-е.
… И вот в то трудное – с задержками зарплат — время Виктор Напреенко 9 мая, идя в казачьей форме, услышал от фронтовиков, что памятник, в честь подвига народа в Великую Отечественную в Юрге есть, а мемориала для солдат православных – нет.
— У меня сразу в уме – эскиз часовни Ильи Муромца — сложился. И мы, казаки, начали строить. Я собирал – на часовню – по предприятиям. Своей ползарплаты (кузнеца) я в часовню каждый раз вкладывал… Объявляя народный сбор, казаки концерты давали… И мы часовню построили (а внутреннее убранство «вёл» отец Константин (Добровольский). – Авт.). и я у часовни каждый кирпичик помню, сам клал…
А открылась часовня… И собрался казак Напреенко к старому другу-казаку Вилу Васильевичу Кудревичу в Забайкалье. Уже не на рыбалку – охоту, а тот попросил по телефону – приехать, чтобы построить вместе на Витиме уже часовню святого Николы.
— Я купил билет и – известие, умер Вил Васильевич. И построить там часовню, — это мне его завещание, значит… И я тогда, в 2011-м, поехал.
… И вот и часовня на Витиме, деревянная, почти готова!
Кстати, семейного счастья казак Напреенко ждал 12 лет. Ровно столько потом – строил часовню Ильи Муромца. Через столько – закончит часовню на Витиме… За эти годы — заболел раком, перенес операции, врачи говорили, что поможет только молитва.
— И помогает, — говорит казачий полковник Напреенко, проводя рукой по первой кирпичной кладке – по стене часовни преподобного Ильи Муромца. – В народе к тому же живет знание: «Господь дает 12 лет жизни, когда ты начинаешь храм строить»… И я хочу построить в Юрге еще часовню – святого Аввакума. Уже нарисовал эскиз и он сошелся… с тем, что потом мне прислали архитекторы. Чудо? Судьба.