Зов крови

Ребенок, рожденный в концлагере в Германии в конце войны, разыскал отца через много лет…

«Моих родителей разлучили в Германии – после освобождения их из лагеря в 1945-м, при отправке на Родину, в СССР. Меня оставили с мамой… А нашла я отца спустя годы и по счастливому случаю! И ДНК-экспертизы не нужно было, так мы похожи…»

В этих словах 74-летней Лидии Кузнецовой – вся краткая история любви и разлуки русской узницы, русского узника и их дочки-узницы, которых проклятая война стремилась уничтожить, но отступила перед силой жизни.

Дочь Лида хочет в память об уже умерших родителях написать книгу. И сейчас по крупицам восстанавливает, как всё было…

Плен

Самое первое ее воспоминание детства – коляска. Старая. Цвета слоновой кости. Низкая, обитая кожей или «под кожу».

– Бока коляски мягкие, я лежу, мне нравится их трогать, я хорошо это помню – спала в коляске лет до четырех. Мама со мной приехала из Германии без ничего, но с коляской…

Следующее воспоминание – страшный голод 1946 года. И первое слово Лиды было не «мама», а «дайсуп»…

Еще «картинка» – из раннего. Старухи-соседки с улицы, провожая глазами маму с дочкой с белыми волосами, забыв напрочь, что и мать в детстве была такой же блондинкой, говорят вслед, что она прижила ребенка на неметчине, от врага, от немца…

– А мама шла с высоко поднятой головой. И я узнала правду от нее – еще маленькой. Мой отец – русский, такой же, как она, пленный… И я мечтала найти его. Не для того, чтобы кому-то доказать, мечтала найти для себя. Но мама никогда не рассказывала про Германию, плен, про отца – подробнее. Всё молчала. И всю жизнь много и тяжело работала…

А Лидия спустя годы все-таки восстановила хронику событий. И вот, пересказывая ее мне, строго, сосредоточенно, бережно кладет рядом на стол две старые фотографии. На них – девушка в мешковатом лагерном платье и мужчина в спецовке. Одежда с нашивкой «Ost»…

– Надя Рябышенкова, Денис Иванович Козик, мои родители, – говорит с нежностью Лидия. – Оба с Донбасса, с разных мест. Наде в 1941-м, когда Германия напала на СССР, было 15. Денис Иванович – на 17 лет старше… До войны не знали друг друга. А в войну… Немцы оккупировали Донбасс быстро. И в апреле 1942-го Надю угнали на работы в Германию. (Старостой был земляк, донской казак. И он был связан с партизанами. И, для вида служа немцам, предупреждал своих, когда будут облавы. Но в тот день что-то не получилось. В итоге свою старшую дочь Рябышенковы сумели от облавы спрятать, спасти от насильного угона в Германию, а младшую, Надю, не смогли. Она домой шла, и прямо на улице ее взяли).

А Дениса Козика ранили на фронте, он попал в плен. И тоже был отправлен в Германию.

К концу войны Надя и Денис Иванович познакомились в лагере Штюкерт. Она рассказывала о своем доме, о родителях. Он – о своей жене с дочкой, о том, что они при бомбежке села, как ему говорили земляки, погибли.

Рослую но по возрасту Надю «прикрепили» к лагерной прачечной и к кухне – готовить еду для пленных. Денис Иванович работал с другими пленными под землей, на шахте Круппа.

В лагере и под землей был ад… А в 30 километрах от лагеря – в курортном городке Кройцнах – рай для высших чинов Третьего Рейха, с термальными источниками и клубникой…

Надю, кстати, вместе с деревенскими девушками-немками, тоже работавшими в лагере на кухне (но те «готовили для охраны»), порой отправляли на сбор клубники.

– Она рассказывала: клубнику собирали в коробочки, и чтобы клубничка к клубничке была. Ту клубнику отправляли в Берлин, на стол «самым главным»… И обмолвилась раз, уже в старости, что главных немецких генералов видела и Геббельса…

Но сбор клубники в пригороде курорта, добавление лагерных русских девушек в помощь немецким девушкам на полях, – всё это было считанные дни. А все остальные дни в лагере были только тяжелая работа, голод да ожидание Победы. И все же именно туда пришла к 18-летней Наде любовь… И появилось на свет дитя, рожденное Надей… в свой день рождения в бараке.

(Значительно позже, в начале 2000-х, Лидия, бывшая единственным ребенком в лагере, отправит запрос в Германию. И для Frau Kusnezowa придет в Сибирь ответ, и копия документа, который ей потом переведут с немецкого: «Незамужняя восточная рабочая Надя Рябышенкова, православная, проживающая в Вальдальгесхайме, лагере восточных рабочих Штюкерт, 16 февраля 1945 года в 9 час. родила в лагере девочку. Ребенку было присвоено следующее имя: Лидия. Записано по устному заявлению охранника лагеря Кристофа Гутенбергера, проживающего в Вальдальгесхайме. Это лицо, давшее показания, лично известно служащему загса».)

Мама Лиды — Надежда…

Над Эльбой

Самым страшным в конце войны была бомбежка «союзниками».

– Очень сильно бомбили англичане. Мы спасались, спускаясь в шахту, рассказывала мама. Лестница вниз крутая, и там не ступеньки – палки, мокрые, скользкие. Сорваться можно было запросто. И отец всегда маму со мной на руках страховал, он спускался вперед мамы и придерживал…

А потом пришли американцы. Мама впервые негра увидела. Она вышла из лагерного барака зачем-то, а назад появившийся охранник-негр ее не пустил. Она с силой толкнула его, в барак ворвалась, он чуть не выстрелил в нее. А когда она вышла уже с ребенком, понял, заулыбался, шоколадкой угостил. Потом ей каждый день стали давать шоколадки. Но лагерные женщины посоветовали не есть шоколад («Ты кормишь грудью, шоколад – плохо для ребенка»), посоветовали плитки копить… Тот собранный шоколад и пригодился потом. В начале пути в Россию на станции мама на него выменяла коляску…

– А как родители потеряли друг друга?

– Когда всех из лагеря передали советским властям, там, в Германии, их построили, объявили выйти военнопленным. Отец стоял рядом с мамой. Она его за руку держала. Другой рукой меня прижимала. Отец хотел выйти – она не пустила. Но на третье утро он вышел. И так всех военнопленных отделили от гражданских пленных. Военнопленных отправили отрабатывать, уже в СССР, за плен. Отец попал в Киргизию на шахту, на спецпоселение.

Когда они в Германии расставались, он выданное ему пальто с себя снял, отдал Наде, для ребенка. Так, с дочкой, с тем пальто и с пеленками (ими девушка-немка с лагерной кухни, родив двумя месяцами раньше, поделилась), Надя отправилась в путь.

– Ехали в товарных вагонах дней десять. Когда переезжали через Эльбу, несколько девчат, ехавших рядом, выбросили своих детей с моста – детей, рожденных от немцев. Мама об этом обмолвилась только раз в жизни, когда я уже классе в восьмом училась. Да, у нее не было из Германии документа, что отец мой – русский, и она знала, что любой может несправедливо нас обвинить. Но мама не сломалась, она всегда была за меня горой…

И так мама вернулась в Донбасс, нашла своих родителей, переехавших в другое место… И я росла в любви, с мамой, тетей, бабушкой, дедушкой… Про меня, привезенную из лагеря, бабушка все вспоминала, что я маленькой была, «как рукавичка»…

И еще помню: в четыре года мама пишет письмо и обводит мою ручку – «папе»… Позже пойму, что родители после войны разыскали друг друга, списались… И потом уже сама в поиске выясню: отца разыскала и первая жена с дочкой, и они, считавшиеся погибшими, к нему в Киргизию приехали. И жена на почту об этом сообщила. И мамины письма стали нам возвращаться, нить оборвалась…

Но первая жена, родив отцу послевоенную дочку, вскоре умерла.

А искать свою Надю с дочкой Лидой он не посмел. А она ждала… И вышла замуж лишь через десять лет. Тоже за бывшего советского военнопленного, так же отбывшего срок за плен – отработавшего его на шахте в Осинниках.

…и папа — Денис Иванович

Счастливый лист календаря

Денис Иванович и Надежда были разлучены в Германии в июне 1945-го. Наде было 19, их дочке Лиде – четыре месяца.

А когда уже Лиде стало 19, она… нашла отца. И снова в июне!

Совпадение? Судьба!

Тогда было время обязательной для студентов вузов, поступивших учиться сразу после школы, отработки на производстве. И Лида, учась на энергофаке, пошла на время работать крановщицей. Ивот однажды после смены последний трамвай довез ее до дома. Она, уставшая, в полночь оторвала листок календаря. И прочитала на обороте: такой-то небольшой шахтерский город, там шахтеры работают и учатся в вечерней школе, как, например, передовик Шевченко В.Г.

И память из детства вдруг подняла то труднопроизносимое название города. Да это же папин город в календаре! И Лида села, написала незнакомому Шевченко В.Г., не знает ли он шахтера Козика? «Я его дочь… Мне ничего не надо, а просто хочу узнать, как он…» И в ответ Лиде пришло сразу три письма: от Шевченко, от отца и от его младшей дочки Любы. От Любы – радостное, от отца – сдержанное. Он попросил ее прислать фото, и она отправила. И его следующее письмо было уже совсем другое – с большой любовью и тоской: «Лидочка, доченька…»

Пролетели годы. Лида и ее сёстры по отцу Рая и Люба сдружились сразу, в последние годы интернет воссоединил их снова.

А Надежда Васильевна и Денис Иванович тепло воспоминаний друг о друге пронесли через всю жизнь. И, оба одинокие в старости, могли, но не успели воссоединиться. Надежда Васильевна уже пригласила в гости Любу, именно с ее семьей жил в старости Денис Иванович. А тут в гости к маме как раз приехала и Лида. И сестры на берегу реки не могли наговориться.

– И еще меня тогда поразило: ее рука на песке, моя рука рядом – точь-в-точь… Папины дочки…

Они разъехались, став совсем родными. Но вскоре неожиданная весть – умер Денис Иванович. Потом – Надежда Васильевна. Их души там, высоко, в синем небе, вместе…