Палачи

Тайное ВСЕГДА становится явным:  учёные выяснили, как сложились судьбы участников казни Веры Волошиной и показали их лица…

Тех, кто в Великую Отечественную под Москвой схватил разведчицу, московскую студентку, кемеровчанку Веру Волошину, жестоко пытал и страшно казнил в Головково 29.11.1941-го, так и не добившись разведданных, долго считали гидрой без конкретных ФИО.

Но новый век принёс подробности. И благодаря историкам Александру Никитину из Рязани и Олегу Бэйда из Университета Мельбурна стала известна уже часть имён людей, казнивших Веру, и ответили ли те за свои преступления.

И, забегая вперёд, осмысливая ответы мне — Никитина, перед тем, как сесть писать эту последнюю часть рассказа о «нашей» Вере, я всё думала про убийц и их окружение:

— Ничего, как ни пытались, не скрыть! И кара небесная, и проклятие земное  – их настигли.

Враги

… Они подходили к Головково на изнеможении, вспоминая 200-километровый многодневный марш от  станции, от Смоленска, как один кошмар, называя его пыткой морозами, подхваченными дизентерией и вшами, плохими дорогами, ночлегом у дегенератов-русских, где из еды – лишь картошка на воде. И всё больше ощущали дежавю. Ведь шли на Москву – тогда, в 1941-м, почти 130 лет спустя, почти тем же путём, что и шёл Наполеон, и они уже в самом начале многое поняли… И их вёл Лабонн, ночами читавший мемуары прошлой войны. Но кто – они? 638-й пехотный полк вермахта («Легион французских добровольцев против большевизма»). Историки Бэйда и Никитин проследили историю его, мемуары французов, приукрашенные, преувеличенные, точными фактами исправив.

Так, в новой Бородинской схватке 1941 года легионеры всё-таки не участвовали. А за Бородино один из легионеров в своём дневнике, похоже, вообще принял арку перед «головковской» усадьбой… И ужасные морозы на марше до Головково, за которым до Москвы меньше 100 км, историки тоже уменьшили втрое…

Итак, 24 ноября 1941-го марш-бросок легионеров завершился. Легион французов достиг фронта… И его даже поснимал немец-фотокор и напутствовал сам командарм.

И вот в те дни, когда легионеры привыкали к линии фронта… И их связист записал в дневнике: «Бум! Снаряд взорвался в 200 метрах. Это первый раз…» И их командир отделения вспоминал: «Дни и ночи выглядят одинаково. Патрули русских становятся настойчивее… Мы ужасно страдаем от холода и недосыпа. Еды всё время не хватает; мы всё время голодные и хотим пить, парни топят снег для питья…»

(Вот в те же дни очередная советская разведгруппа, разделённая обстрелом, в лесу так же топила снег и пила с хвоей горьковатую воду, и ушла на задания… Среди них были Вера Волошина и Зоя Космодемьянская…)

А в мемуарах легионеров события текут дальше: «27 ноября — первый бой с подразделениями Красной армии, которые проводили разведку, …убито двое красноармейцев…» (Никитин считает, один из них – Вера, только она – взята в плен.)

А дальше – по мемуарам французов рутина, рутина… Пока 1 декабря не началось наступление легионеров вместе с немцами, и, конечно, под ужасным, навстречу, «кинжальным огнём». А добрались легионеры в наступлении до леска… И связист из легиона записал: «Легионеры достигли первых линий. Я потерялся. …Что за пулемёты бьют справа? Три штуки. Куда мы попали? Похоже на русских, в их шинелях. Ну да, это русские. Мы что, на территории врага?»

И французы всё же закрепились в том лесу перед Дютьково, заняв красноармейские блиндажи. Затем дошли до села.

Но советские огнемёты их отбросили.

И итог дня – легионеры отбили у Красной Армии всего 1500 метров. А дальше – безуспешно.

А 5 декабря началось советское контрнаступление. И 6-го первый батальон легионеров начал отход. Вместо них подтянулись немцы.

А сколько потеряли легионеров? С обморожениями и болезнями  до 1 декабря и в наступлении, по мнению Бэйды, 970… И так писали французы в письмах про те дни: «Медпункты заполнены ранеными, и в особенности жестоко обморозившимися людьми, которые показывают руки, белые, словно воск, негнущиеся лапищи, с почерневшими от непреодолимого гниения ногами»… Но в интервью они рассказывали о наступлении – совсем другое: «Высокие деревья величественными силуэтами, утяжелённые изморозью, мерцают в бледных ласкающих лучах огромной луны, висящей как будто случайно посреди тысяч звёзд, что пригвождают своим изящным серебряным светом невидимый синеватый покров этой морозной декабрьской ночи».

И в этой своей хронике войны и бредовой «поэзии» легионеры, наёмники, в общем-то, перечислили все события, по дням и даже часам, включая тот первый «Бум!»

Но пропустили «НЕ ПОЭТИЧЕСКУЮ» КАЗНЬ  Веры.

… Напомним, Зою немцы схватили в 10 км от места, где была схвачена Вера, прикрывавшая отход своей части группы. Зою и Веру повесили в один день, 29 ноября, в Петрищево и в Головково.

Но про убийц Зои – немецких солдат и кто отдал приказ, — узнали сразу после освобождения Петрищево. И Зоя стала Героем Советского Союза. И было вплоть до негласного клича — Зоиных мучителей в плен не брать.

А правда о пропавшей без вести Вере, с трудом и поиском пробилась лишь в 1957-м. И Вера звание Героя России получила в 1994-м. И в её истории точки нет. Историк Никитин несколько лет назад, идя вслед за тем, что немцы сфотографировали казнь Зои, решил проверить, а не было ли съёмки казни Веры? И на международном интернет-аукционе… НАШЁЛ три немецких фото казни Веры и первым доказал, это она! И, рассматривая «не тевтонские» лица на заднем плане, первым предположил: легионеры, и даже если не исполнители, всё равно это в их «кольце», под их автоматами, с их усердием повесили Веру.

А кто распорядился казнить Веру, по мнению Никитина, окончательного ответа пока нет: немцы или легионеры. Но наверняка, со временем, на аукционах, мелькнут ещё фото и мемуары и с этим ответом или из архивов вырвется факт…

— Если Волошину пленили в зоне, контролировавшейся подчинёнными Лабонна, то и приказ о её казни должен был отдать именно он, — считает Никитин. —  Однако легион… являл собой три роты I батальона (II батальон остался в Вязьме) и штабную роту, стоявшие вперемежку с частями 19-го и 61-го германских полков…

— А что с легионом, особенно с теми ротами, что были на казни Веры, стало вскоре – после разгрома немцев под Москвой?

— Французский легион … пришлось формировать заново:  уволили офицеров, включая Лабонна, отчислили всех иностранцев — арабов и негров, русских и грузинских эмигрантов, больных, тех, «кому за 30»… Нового командира после Лабонна у легиона уже не появилось, и легион, по-прежнему именовавшийся полком, представлял два самостоятельных батальона, который немцы использовали в охранных целях и с лета 1942-го в антипартизанских акциях в Белоруссии.

Но были и случаи перехода французов к партизанам. Среди партизан было 60 французов (вероятно, и эльзасцев из других подразделений вермахта). По крайней мере, один из них, Пьер Аликс, участвовал в декабрьских боях  1941-го и мог быть свидетелем казни Веры (или видеть её тело на иве). В Белоруссии он перебежал к партизанам, занимался производством автоматов в составе группы оружейников отряда «Большевик» и, как минимум, дважды участвовал в боях против бывших сослуживцев.

Второй и последний раз легионерам пришлось встретиться с регулярными частями наступающей Красной Армии 26-27 июня 1944-го на речке Бобр. Потом разрозненные группы легионеров, а кто и поодиночке, в хаосе отступления пробрались на место сбора в Померанию — в общей сложности 1200-1300 человек. Переформировывать их не стали, а рассовали по войскам СС тех, кто согласился остаться на службе у немцев, другие вернулись во Францию…

Судьбы легионеров сложились по-разному. Жак Дорио (это один из лидеров французской компартии, изменивший политические взгляды и приветствовавший нападение Гитлера на Советский Союз; кстати, то, что он тоже был в Головково, доказал историк Никитин. – Авт.), стараясь закрепиться на первой роли, в сентябре 1944-го встречался с Гитлером, в январе 1945-го объявил о создании «Комитета освобождения Франции» — понятно, не от немцев. 22 февраля 1945-го его машина попала под обстрел… и от полученных ран он скончался.

Ещё раньше, 4 июля 1943-го умер в Париже от последствий полученных под Москвой обморожений первый знаменосец легиона князь Константин Амилахвари — этот точно видел, как казнили Веру.

Полковника Лабонна в 1946 году французский суд приговорил к пожизненному заключению. Князь Леон Вачнадзе, несмотря на юный возраст (вступил в легион в 15 лет), тоже был заочно приговорён к смерти, но предпочёл не появляться во Франции, укрывшись в рядах Иностранного легиона. Так же поступил целый ряд других бывших вояк из Легиона французских добровольцев: они рассыпались по миру, воевали во Вьетнаме, в Алжире, в Конго, как и положено бродягам и авантюристам…

«Волошка»

— … Я — Волошина! – успела крикнуть Вера, когда кузов грузовика – виселичный помост –  ушёл из-под ног.

(Зимнее серое военное небо…  стало для неё летним, синим, мирным. На обочине чёрно-белой  дороги уж не толпились чёрные в щетине лица врагов со всего света. А дорога стала тихой, с волошкой по краю ржи, то есть с васильками, с любимыми её цветами. И вела она к избам, откуда слышался русский говор и детский смех.)

— Волошина, да как же запомнить мне, волошка, василёк…  — зашевелила губами, не видя от ужаса и слёз, как всё кончилось, бабушка из Скугрово. Она шла с тайника с припасами – домой. Увидела казнь через ветки деревьев. И потом, выложив всё дома дочери, годами считалась единственной свидетельницей подвига советской разведчицы. И про то, что фамилия как-то связана с васильком, с волошкой, в 1950-х, когда выяснялась личность неизвестной, казнённой фашистами, и по деревням с фотографиями Веры ходил Фролов, эта семья рассказала…

— Волошка, —  наверняка запомнил и кто-то из легионеров-наёмников (из детей эмигрантов, понимавших по-русски). И перевёл вправо, влево, что имя казнённой — василёк, и оно разошлось. И мысли после первой казни сменились… пусть хотя бы у одного… тяжестью на сердце.  Василёк же ещё с Первой Мировой был символом Франции, героев, павших за Родину. А подвиг русской девушки-солдата, русского «василька», поставил французским легионерам вопрос: а кто они здесь, и что это не «их» война.

А кого не пробило и кто до старости дожил… Где бы ни побывал, наверняка, сбивался с шага, увидев цветок-василёк. И вспоминал синие глаза непокорённого солдата — девушки и ещё многие «васильки» ни разу не покорённой России.