Андрей Ковзель: «Корона актеру нужна, но надо уметь вовремя ее снимать»

«Яркая индивидуальность», «глубина проработки образа», «кропотливая работа над каждой ролью» – все эти журналистские клише в случае с Андреем Ковзелем, ведущим актером Новокузнецкого драматического театра, на 100 процентов точны. Он действительно такой! О том, кто в его семье главный, почему он может посоветовать режиссеру приглядеться к молодым актерам, но никогда не рекомендует на роль свою супругу, и по какой причине не собирается переезжать в столицу, Андрей Владимирович рассказал корреспонденту «Кузбасса».

Разные творческие единицы

– Вы с Илоной Литвиненко в кузбасском театральном мире составляете одну из самых красивых пар. Что позволяет вам гармонично существовать вместе как на сцене, так и дома?

– Мы четко разделяем работу и дом, не позволяя себе переступать эти границы. Стараемся не обсуждать роли за пределами театра и ничего друг другу не советуем. Нас, кстати, часто объединяют в одну творческую единицу, но мы поправляем: есть актер Андрей Ковзель и есть актриса Илона Литвиненко. Это два разных человека и два разных артиста.

– И неужели вы не посоветуете режиссеру посмотреть вашу супругу, если считаете, что она подходит на роль?!

– Нет, и мне кажется, что это правильно. Мы не выпрашиваем роли и не ведем никакие интриги за спинами коллег. У каждого артиста должен быть свой творческий путь. И это вранье, что надо оказывать протекцию другому: если так сделать, то человек потом не развивается, рассчитывая на проторенную дорогу. Если я кого-то и советую, то только молодых артистов. Бывает так, что приехавший режиссер просто не видел их в работе, а мы же знаем, на что они способны. Поэтому я могу предложить кого-то, но это не касается своих.

– Вы с Илоной воспитываете двух детей. Им тоже не оказываете поддержку в этом плане?

– Да, они сами выбирают, чем заняться. Дочь Арина уже взрослая, сейчас учится в Санкт-Петербурге на продюсера – это ее решение. Сын Володя еще маленький, но если захочет продолжить нашу династию, это тоже будет только его выбор. В силу возраста – ему восемь лет – каждый день он хочет нового. Последняя информация, что станет детективом или шоколатье – и это одновременно! Но мы видим, что он проявляет и актерские дарования. Если и выберет этот путь, то мы не будем против: это его жизнь. Но и помогать точно не будем.

Театр как спорт

– За почти 25 лет службы в театре вы кого только ни сыграли! Сейчас по праву можете сами выбирать персонажей. А приходилось ли вам отказываться от ролей?

– Нет. Мне кажется, если артист такое позволяет себе, то тем самым расписывается под приговором в своей беспомощности. Значит, он чего-то боится и сомневается в собственных силах. В главных ролях всем, по сути, дано блистать, а сыграть эпизод так, чтобы запомнили именно тебя, – не у каждого получается. Для меня не важно, большая дистанция (заглавная роль) или (стометровочка) эпизод. Я с удовольствием играю всё, что мне предлагают.

– Можно ли тогда, используя вашу терминологию, назвать вас универсальным спортсменом?

– Наверное, да.

– А что насчет жанров? Тоже всеядны?

– Да, я люблю все направления: мне интересно проявлять себя с разных сторон. Правда, в последнее время режиссеры видят меня исключительно в супердраматических и трагических ролях – теперь даже боюсь забыть, как играть комедию. Поэтому, можно сказать, кидаюсь во все жанры. Даже в балет.

– Вот как!

– Да, было дело. Сейчас «Муха-Цокотуха» уже снята с репертуара, но раньше, на протяжении нескольких лет, в этом балете я играл роль Комарика. Честно признаться, матерился, но скакал фуэте у станка и на сцене. Ничего, освоил балетную партию, раз надо было.

– Кстати, раз мы заговорили о мате, есть ли для вас неприемлемое на сцене? Могли бы вы выругаться, скажем, или раздеться?

– Раздеваться ради того, чтобы раздеться, я не буду. Но если это мотивированная режиссером история, то легко на это пойду. Мат тоже не является для меня препятствием. Сейчас, правда, принят закон о запрете ругательств на сцене, но в какой-то степени я с ним не согласен. Есть такие спектакли, где невозможно не использовать мат, – иначе теряется вся энергия постановки.

Конкуренты – Балуев и Машков

– Вы – ведущий актер, постоянный участник различных фестивалей и конкурсов. Наверняка вас часто приглашают работать в других театрах. Может быть, даже в кино?

– Есть одна забавная история, которая связана со съемками. Я проходил кастинг на главную роль, и мне сказали, что она почти у меня в кармане, но окончательное решение – за продюсером. Он выберет между мной, Александром Балуевым и Владимиром Машковым, которые тоже пробуются. Я отвечаю со смехом: «Конечно, возьмут именно меня – какие могут быть сомнения?!».

– И кто в итоге сыграл?

– Не знаю. Не отслеживал потом.

А по поводу предложений перейти в другое место, – они постоянно звучат. Но я служу в театре, который развивается. Мы, что ценно, беремся за эксперименты, новые движения, стараемся оставаться яркой точкой на театральной карте России – и это нам удается. Мне здесь интересно – и это главная причина, почему остаюсь в Новокузнецке. Мы не боимся использовать новый театральный язык, который может быть даже не понятен зрителю. Одним словом, наш драматический не покрыт плесенью, с паутиной вечности.

– Вот вы сказали, что зритель не всегда понимает предлагаемый театром язык. Но при этом на ваших спектаклях очень часто аншлаги!

– Да, и многие удивляются, почему у нас полные залы. А потому, что мы в течение долгого времени своего зрителя не то чтобы воспитывали, а скорее приучали и показывали, что существуют разные приемы в театре. Кстати, недавно видел статистику, что средний возраст наших посетителей – 35-45 лет. В других культурных заведениях он гораздо выше. Это тоже говорит о том, что мы воспитали своего зрителя.

Роли поперек горла

– Помимо работы на сцене, вы еще преподаете в детской студии при театре «Питер Пэн».

– Да, и мне это очень нравится! Я вообще всё делаю, исходя из принципа, интересно мне это или нет, как вы, наверное, уже заметили. Я работаю с детьми 9-11 лет. Хотя у нашей студии нет цели вырастить из учеников профессиональных артистов, я со своими подопечными занимаюсь по программе театрального института, чтобы они понимали, какова эта профессия и каков театр изнутри. Не важно, выберут они в итоге творческое направление или нет, главное, что они станут грамотными зрителями.

– Кстати, вы активно задействованы и в детских спектаклях театра. А с какой аудиторией вам интереснее работать: со взрослыми или с ребятами?

– Если играешь хороший детский спектакль, то важно, чтобы в ней был здоровый классный юмор, который должен нравиться и взрослому. Взять те же чудесные голливудские сказки: они же далеко не такие простые. Вот недавно с сыном ходили на вторую часть «Малефисенты». По факту, эта история совсем не для ребят, а дети с радостью смотрят. Поэтому даже в спектаклях для юных зрителей я нахожу интересные моменты. Для меня вообще неверно утверждение, что для них надо играть так же, как для взрослых, только лучше. Что имеется в виду? Еще краше? Еще наиграннее? Не понимаю! Если выходишь на сцену, то не важно, детский или взрослый это спектакль; артист, в первую очередь, должен сам получать удовольствие от того, что он делает, и тогда его вовлеченность перейдет зрителям. А если он выходит из-под палки, то ничего хорошего не выйдет. Для этого даже в нелюбимой роли надо найти что-то эдакое для себя и получить удовольствие.

– Интересно, а много ли таких нелюбимых ролей у вас?

– Есть, но перечислять не буду. Причем не факт, что это плохая роль, она может нравиться зрителям, а для меня встает поперек горла! Но ничего не поделать – выхожу на сцену и играю. Такие роли забирают больше энергии, и от них накапливается бешеная усталость. Не такая приятная, которая бывает после любимых спектаклей, а другая, которая называется «Слава Богу, что всё закончилось».

Обострения от любви

– Не секрет, что вас называют новокузнецким Евгением Мироновым. Вам приятно такое сравнение?

– Честно говоря, я даже не знал об этом! Но могу предположить, что оно пошло из-за того, что мы с Евгением Витальевичем играем практически один репертуар. Сначала «Иванов» был у нас, потом в Театре наций его поставили. Затем «Господа Головлевы» вышли у них, а следом – у нас. Что же касается вашего вопроса, то это не самое плохое сравнение. Корона уж точно не упадет.

– То есть корона все-таки есть, да?

– А она и должна быть у артиста – без этого никуда. Но надо уметь ее вовремя снимать и надевать при необходимости… Актерам, даже не скандальным, иногда приходится что-то доказывать и «включать» как раз корону. Иногда видение роли мое и режиссера не совпадает, и приходится отстаивать свои позиции. В таких случаях я не иду в конфронтацию, а играю рисунок своей роли так, как надо мне. Как правило, режиссер понимает, что я прав. Недавно как раз так было на репетициях драмы «Иванов»: Петр Шерешевский, который ставил спектакль, считал, что у Иванова с Сарой – идиосинкразия, которая заключается в болезненной реакции на раздражители, поэтому он ее видеть не может. А мне казалось по-другому: герой понимает, что она умирает, и чувство любви дает такие вот неспецифические обострения. Мы бились с режиссером несколько репетиций, и в итоге он признал мою правоту. Вот это как раз тот случай, когда надо было надеть корону.

– А дома вы корону надеваете?

– Конечно, нет! В нашем доме корона – у самого младшего, как во всех нормальных семьях.