За квартирой приехала внучка

Семьдесят пять лет исполняется Нине Ивановне. Не сорок пять, конечно, даже не пятьдесят, но всё равно юбилей. И почему бы не тряхнуть стариной да не отметить день рождения в ресторане? Или все-таки лучше дома? Пригласить-то есть кого. Хотя бы пару бывших коллег, пару нынешних приятельниц, соседку. А ещё можно позвать соседа, овдовевшего год назад. Нина Ивановна ещё раз пробежалась по списку гостей и вдруг вспыхнула от стыда:

– А про внучку-то, про Настеньку я забыла! Ох-хо-хо, верно говорят, что старость – не радость…

Единственная моя

Настенька – единственная внучка юбилярши. А отец Насти был единственным сыном Нины Ивановны. Тридцать лет не исполнилось Владимиру, когда он попал в аварию на своём гоночном мотоцикле.

– Всё мчался и мчался навстречу своей смерти, – причитала Ольга, ставшая вдовой. Правда, долго в трауре она не ходила. Всего через несколько месяцев, как похоронили Володю, вновь вышла замуж.

– А чего ты хотела? Жизнь-то продолжается. Не все же такие однолюбки, как ты, – говорили знакомые Нине Ивановне.

Да, она, оставшись с шестилетним Володей после развода, второй раз замуж не вышла. Хотя была возможность. Но сердцу-то не прикажешь: не смогла Нина разлюбить уже бывшего мужа. Напротив, была благодарна ему за сына. Ничуть не жалела, что назвала мальчика Володей. Как звали мужа.

Нина удивлялась другим «разведёнкам», которые были против встреч детей с отцами-предателями. В лучшем случае те становились «воскресными папами». А для Володи-большого двери всегда были открыты. Но он сам не очень-то жаждал встреч со своей копией – Володей-маленьким. И это притом, что в новой семье детей у него не было. Видно, бесплодной была Светлана.

Нина уже потеряла надежду на то, что муж одумается, вернётся, и они вновь будут жить вместе. Разве мало таких историй, когда разбежавшиеся супруги так и не нашли счастья с новыми «половинками». Нет-нет, сама Нина, не желала ничего плохого ни Владимиру, ни его новой жене. Но беда всё равно пришла…

Однажды Светлана сама позвонила в квартиру Нины. Пришлось пригласить. Не на лестничной же площадке выяснять отношения. Интересно, что это женщина может предъявить Нине?

– Володя в больнице. У него онкология, последняя стадия, – сквозь слёзы произнесла непрошеная гостья. – Он хочет увидеть сына и проститься с вами.

Сама от себя такого не ожидая, Нина обняла её. Так, обнявшись, и плакали вместе.

Владимир-большой успел сказать Нине последнее «прости».

– Мы тебя всегда любили – и я, и твой сын, – призналась Нина угасающему Владимиру в присутствии его законной жены Светланы. А та сделала вид, что ничего не слышала.

– Единственная моя, – почти беззвучно произнес Владимир. И Нина, и Светлана приняли эти последние слова на свой счёт.

Ради сына, ради Настеньки

Жёны Владимира после его смерти не стали подругами. Хотя, конечно, здоровались и общались, встречаясь по поминальным дням на кладбище у его могилы.

Нина Ивановна брала с собой и сына. Пусть Володя не забывает об отце. И мальчик, почти совсем не знавший, что значит мужское воспитание, бережно укладывал гвоздики к памятнику с фотографией.

Знакомые Нины эту ее странную верность покойному не одобряли. Она их слушала, кивала, но по-прежнему была уверена, что уже не встретит человека, который стал бы для её сына если не отцом, то хотя бы другом, наставником. Да и ей самой не нужен никто. Справляется и с потёкшим краном на кухне, и с заискрившей розеткой. Да и взрослеющий сын всегда спешил ей на помощь. Он не был отличником в школе, не отличался особыми талантами, но про него говорили: «Отличный парень! Вот повезёт кому-то с таким мужем».

У Нины Ивановны щемило сердце от мысли, что её Володя когда-нибудь покинет её, женившись.

Правда, Володя больше дружил не с девушками, а с техникой. Кто-то из его ровесников мечтал о «тачке», то есть своей машине, а он любил мотоциклы. Самый первый, «бэушный», купили у соседа по даче, а потом появился новенький. На нём-то и подвёз однажды Володя будущую жену Ольгу. Она, опоздав на рейсовый автобус, стояла грустная у берёзки. И сама-то была как берёзка – стройненькая, светлая.

В загс на регистрацию Володя с Ольгой тоже поехали на мотоцикле. И одеты они были, как мотогонщики. Это сейчас каких только свадеб не бывает: и с аквалангами под водой, и с парашютами под облаками. А тогда мотоциклетный свадебный кортеж (за байком жениха с невестой следовали друзья на своих двухколесных машинах) был в диковинку.

Погуляли, повеселились, стали жить-поживать. Но не столько добра наживать, сколько проблем. Ольге уже не нравилось увлечение мужа мотоциклом. Лучше бы после смены ещё какую-то подработку нашёл. Денег не хватало даже на самое необходимое. Нина Ивановна помогала, конечно. Предлагала, чтобы молодые жили вместе с ней, а не платили за чужие съемные углы. Но Ольга была против совместного проживания со свекровью.

– Если вы такая добрая, то могли бы отдать единственному сыну всю свою хрущёвку, – говорила невестка.

– А мне куда? – удивлялась Нина Ивановна.

– А вы бы нашли себе какого-нибудь бобыля с жилплощадью.

Нина Ивановна не жаловалась сыну на Ольгу. Боялась спровоцировать лишний конфликт. Их и так уже хватало из-за мотоцикла. А Володя не переставал с ним возиться, несмотря на ссоры с женой. Уже беременной.

– У меня и сын будет гонщиком, – мечтал Володя. Но из родильного дома он вынес конверт, перевязанный не голубой, а розовой ленточкой…

– Уступи ты Ольге ради Настеньки, – не раз потом просила мать сына. – Лучше детскую коляску покатай. Не гоняй ты на своём мотоцикле. Хватит уже.

Ах, если бы сын ее послушался…

Имя ли виновато?

Никогда не была Нина Ивановна суеверной. Но после трагедии с сыном вспомнила, как знакомые предупреждали: «Не надо называть мальчика таким же именем, как у его отца».

Но она-то назвала сына, любя мужа. А вот Ольга, как казалось Нине Ивановне, не очень-то горевала по погибшему супругу. Больше как-то злилась на него. Не раз при встречах напоминала:

– Я ведь говорила, что этот проклятый мотоцикл до добра не доведёт. Осиротил он нас всех.

Нина Ивановна, поплакав в подушку, каждый раз решала, что осуждать Ольгу не будет. А то ещё лишит ее возможности видеться с внучкой, с Настенькой. Не лишила. Часто гостила Настя у доброй бабушки. Та и на подарки не скупилась. Но в очередной свой приход девочка заявила:

– Ты лучше завещание на меня напиши. Вот на эту квартиру. Ты ведь, бабуля, не вечная.

Поняла Нина Ивановна, чьим голосом заговорила Настенька. Сама бы девочка до такого не додумалась. Ничего в ответ не сказала тогда Нина Ивановна. А про её молчание, видно, поведала Настя своей матери. После того дня всё реже и реже приходила внучка к бабушке. И почти не звонила. Но вот неожиданно позвонила Ольга:

– Уезжаем мы, Нина Ивановна. Насте в университет поступать надо, дальше учиться. В большом городе больше возможностей.

Проститься Настя всё-таки забежала. А вот обнять-поцеловать бабушку не захотела. Выросла уже. Но всё равно обидно было Нине Ивановне. Она-то для Насти ничего не жалела. Своя ведь кровиночка. И на Володю похожа.

«Нет, не папина дочка Настя. Вся в Ольгу. И характером, и внешностью», – утверждали знакомые. И не раз предупреждали Нину Ивановну, чтобы ни в коем случае не писала она Насте «дарственную» на квартиру. Да и с завещанием спешить не надо. Случись что – все равно Настя единственная наследница. Другой близкой родни у Нины Ивановны не осталось.

И вот наступил день юбилея. Гостей Нина Ивановна пригласила все-таки к себе домой. И взрослая Настя тоже к бабушке пришла. И уже чуть ли не с порога заявила имениннице:

– А у меня свадьба намечается. Надеюсь, что подаришь ты мне эти скромные квадратные метры.

Видно, настолько изменилась в лице Нина Ивановна, что даже сама Настя смутилась. И тут же принялась успокаивать бабушку:

– Мы тебе «гостинку» купим. Для одной-то и комнаты хватит. Да и не молоденькая ты уже. Не до ста же лет тебе там жить.

Пожалуй, в первый раз за все годы, за все обиды захотелось Нине Ивановне сказать любимой внучке: «Уходи!» Не успела. Гости уже собрались за столом, звали их. Пришёл, кстати, и сосед-вдовец. Миллион алых роз, конечно, не принёс, но букет протянул роскошный.

Много хороших слов было сказано за столом в адрес гостеприимной юбилярши, да и телефоны не умолкали: ни сотовый, ни стационарный. Нина Ивановна только и успевала говорить в ответ: «Спасибо! Спасибо!».

Кто и молчал – так это Настя.

– Что же ты, внучка, скромничаешь? – обратился к ней сосед. – Уж так тобой гордится наша уважаемая Нина Ивановна.

Встала Настя, подняла бокал:

– Бабулечка, ты у меня ещё такая молодая. Вон как на тебя сосед заглядывается. Может, после моей свадьбы и на свою пригласите?

– Спасибо, Настя, за меня всё сказала! А я как-то не решался. А что? Прав был Пушкин: любви все возрасты покорны, – улыбнулся сосед.

На следующий день Настя сама предложила Нине Ивановне съездить на могилы двух Владимиров. О квартире, о завещании, о дарственной разговора уже не было.

– Бабулечка, ты всегда жила ради кого-то, – на обратном пути сказала внучка. – А сейчас поживи для себя. Долго-долго…

Взволнованная Нина Ивановна ещё раз убедилась, что кровь родная – не водица. Настя – папина дочка.