На фермерской тропе

Фермеры Акатьевы и их заснеженные поля на горизонте. Фото Александра Зиновьева.

Первая волна

Геннадий Акатьев – фермер самой первой, начала девяностых годов прошлого века, фермерской волны. 3 декабря 1990 года второй внеочередной Съезд народных депутатов РСФСР принял постановление «О программе возрождения российской деревни и развития агропромышленного комплекса». Там было много задумок, например, «направлять на эти цели ежегодно, начиная с 1991 года, не менее 15 процентов национального дохода РСФСР», «списать с колхозов и совхозов (…), других сельскохозяйственных, межхозяйственных, перерабатывающих и пищевых предприятий задолженность по долгосрочным и краткосрочным ссудам в сумме 23 миллиарда рублей», «обеспечить сельскому хозяйству компенсацию затрат в связи с повышением оптовых цен на материально-технические ресурсы и тарифов на услуги», подтверждалось «многообразие и равенство государственной, колхозно-кооперативной, частной, коллективно-долевой форм собственности»… Фактически был дан старт фермерству, и вскоре по новому пути ринулись не только селяне, но и шахтеры, врачи, милиционеры, учителя, строители – люди самых разных профессий.

Вглядываясь в прошлое, Геннадий Николаевич, грустит:

– Глупость – еще мягко сказано. Нельзя было всё сразу сломать и на обломках построить что-то достойное. Мы же решили, что вот на Западе фермеры есть и прекрасно живут, а наш уклад не годится, он же коллективный. И надо дать волю частной собственности. Но там эта частная собственность в фермерских хозяйствах воспитывалась столетиями, а у нас решили всё сделать по-быстрому. Дивишься, сколько мы в итоге потеряли!

«Мы» в формулировках Акатьева – село, сельское хозяйство, Россия.

Неправильное название

Нет, фермер Акатьев не против фермеров. Он за «многообразие и равенство» и за условия, при которых сельское хозяйство – экономически стабильная и прогнозируемая отрасль производства, которая кормит страну качественными продуктами. И за то, чтобы совхозы-миллионеры не превращались в руины, как получилось в Гавриловке и многих других деревнях.

Их было трое – Владимир Кривенко, Юрий Марков и Геннадий Акатьев, причем он – самый старший, ведь до института успел отслужить в армии. Пять лет отучились в одной группе, потом десять лет варили сталь на Запсибе.

– У каждого была дача, – вспоминает Акатьев. – А потом – перестройка, неурядицы в хозяйственной деятельности предприятия, выборность руководящих органов – как-то стало всё это сказываться на производстве. И, очевидно, были свои пристрастия, тяга к земле… Но и, конечно, сомнения были, особенно у женщин. Ведь по двое детей в каждой семье было…

Мужики искали деревню своей мечты, добрались аж до Телецкого озера, но в итоге осели в Гавриловке Новокузнецкого района.

После трехмесячных курсов по животноводству и растениеводству получили корочки, устроились скотниками в совхоз «Кузедеевский», достраивали для себя дома, выращивали бычков, осваивали азы сельского труда и образа жизни. В мае 1993 года зарегистрировали фермерские хозяйства, получили по 8,4 гектара на семью, прикупили – на троих – техники: гусеничный трактор, МТЗ-82, автомобиль ГАЗ-53, москвич-пикапчик.

– Успели реализовать собственные деньги, которые были, – до сих пор не устает удивляться Акатьев. – Прямо, как говорят, украли, ведь тогда уже деньги начинали сыпаться. Повезло.

Первое время новые фермеры косили сено, в огородах сажали картошку, завели по корове, выкармливали по пять поросят – одного для себя, остальных на продажу.

– Фактически это было подсобное хозяйство, – соглашается Геннадий Николаевич, – но тогда иначе как фермеру землю нельзя было получить. Но затравка была, и много людей пошло на эту замануху, и многие это бросили. Ни денег, ни обрабатывающей техники – попробуй что-то серьезное вырастить…

Про начало их фермерского пути отец Владимира Кривенко, пенсионер, помогавший во время уборочной, ворчал: «Какие вы фермеры? Неправильное название, у вас первая буква должна быть не «Ф», а «Х».

Вот один из эпизодов. По весне взял Геннадий Акатьев кредит, на нескольких гектарах посадил картофель. Но осень приключилась мокрой, копать начали лишь в октябре, по заморозкам. С утра картофелекопалка ползла по подмороженному полю, потом вязла в грязи, до ночного морозца картошку надо было вывезти с поля, чтобы не перемерзла… Убрать удалось меньше, чем посадили, но из-за галопирующей инфляции цена на картофель по сравнению с весенней подскочила раз в десять, и каким-то чудом удалось рассчитаться по кредитам и покрыть затраты.

– Тогда я думал: елки-палки, мало земли, нечем заниматься, – рассказывает Акатьев. – И основной целью с учетом распада совхоза стало увеличение площадей. Появлялись новые собственники, свободная земля сокращалась, как шагреневая кожа. Но они появились и… исчезли. Люди поняли, что невозможно иметь шлейф техники, заниматься землей и куда-то сбывать продукцию. Кто-то не умеет, у кого-то не получается… А у нас, которые со стороны пришли, другого выбора не было, у нас уже предмет жизненной необходимости был – выживать.

Две жизни

Сравнивая свою прежнюю жизнь и нынешнюю, Геннадий Николаевич формулирует:

– Другая была жизнь. Но я благодарен заводской жизни, она дала закалку, крепость в преодолении препятствий. Случись авария, металла выброс – преодолеваешь, казалось бы, немыслимые преграды, нереальные. Эти адовы условия заставляли делать то, что ты можешь. Сможешь всё вынести – нормально… А когда сюда перешел, оказалось, что трудности здесь другие. Но ты научен преодолевать их всей своей жизнью.

Еще он говорит, что «вера была, что выкрутимся, переживем»…

Пережили-выжили не все. Фермерами из этой троицы остались только двое: Юрий Марков вернулся на завод. Двое из троих в остатке – совсем не плохой расклад, если повспоминать, сколько их, начинающих фермеров, было за эти годы.

Через четверть века фермерское хозяйство Акатьевых более-менее прочно стоит на ногах, работает на тысяче гектаров земли – собственной и арендованной, обеспечено техникой, кормит больше сотни голов крупнорогатого скота казахской белоголовой мясной породы, выращивает гречиху.

– Мне просто неудобно говорить, но за эти годы не смогли построить складские помещения, – справедливости ради винится фермер. – Сортировка есть, но нет сушилки – требуется серьезнейшее капитальное вложение, как и на склады.

Приоритеты и специализацию хозяйства диктует практика. Так, мясную породу КРС десять лет назад завели сразу по нескольким причинам. Чтобы не пропадало некондиционное сено, которым не брезгуют мясные породы. Потому что полудиким «белоголовкам» не нужны дорогущие помещения, доярки и скотники, а телят они выкармливают самостоятельно. Потому что мраморное мясо – деликатес, признанный во всем мире.

Гречиха позволяет свести до минимума риски здешних природно-климатических особенностей. Сеется поздно, когда прогреется, наконец, земля. Уборочная – сразу после сенокоса, чтобы одни работы не наслаивались на другие. Гречиха помогает перехитрить самую капризную погоду: из валков ее можно молотить даже в короткие паузы между дождями.

Но вырастить – хоть мясо, хоть зерно – это еще полдела.

– Знакомый фермер буквально на днях рассказывал, что с конца февраля открывает картофелехранилище и делает в него свободный доступ, – грустно хмыкает Акатьев. – Раздаст населению – картофель хотя бы не прорастет, не сгниет, не потребуются силы и средства на вывоз гнили. Потому что не может никуда пристроить.

Вот и Акатьев не продает, не реализует, а – «пристраивает». Нежнейшее экологическое мраморное мясо – по цене мяса старой буренки, гречку – по низкой осенней цене массового предложения: хранить, дожидаясь «хорошей» цены, негде, да и неизвестно, будет ли она «хорошей».

Наследник

Тридцатилетний Владимир Акатьев моложе отца, каким тот был, ступив на фермерскую тропу, но его фермерский стаж уже достиг восемнадцати лет. Как говорит о сыне отец, «он эту работу всю знает, у него есть опыт, он с двенадцати лет работал на тракторе, как взрослый мужик. Страшно было – и переворачивался, чуть не разбился разок, но он справился».

– Я не понимаю, – негромко подбирает слова Владимир, – как люди в городе живут: грязь, шум, спешка какая-то. Жена – горожанка, но и она давно себя в городе не видит…

Владимир – инженер-механик, женат, двое детей, его семья вот-вот справит новоселье в новом доме, построенном через дорогу от отцовского. Одной из главных задач на сегодня считает именно реализацию продукции, его усилиями в Новокузнецке недавно открыт магазинчик мраморного мяса. Правда, покупатели то и дело пытаются доказать, что красный цвет – признак мяса старого. Приходится проводить ликбез, показывая, как на срезе, напоминающем мраморный узор, каждое волоконце мяса «белоголовок» обернуто внутримышечным жирком.

Отец считает, что хозяйство, которое – придет время – он передаст сыну, могло бы быть и более успешным, оснащенным. Но главное – начинать Владимиру придется уже не на голом месте. И «другая жизнь», которую выбрал когда-то Акатьев-старший, – для Акатьева-младшего знакома и единственная с детства.