Князя с будущей женой познакомили… семечки

80 лет назад был арестован и расстрелян князь Голицын, потомок Дмитрия Донского и представитель одного из самых знаменитых родов России. Он «ушел», казалось, бесследно… Но в Сибири, оказывается, у него рос сын! И историк Ханевич рассказал «Кузбассу» о недавней встрече с ним, об истории любви московского князя и сибирской учительницы со станции Яя, о семейном счастье, о трагическом невезении и невероятном везении…

В советские годы фамилии нескольких семей, особо приближенных к царю, знал каждый школьник. В том числе – знал Голицыных, о которых говорили на уроках истории, что и потомки Рюриковичей они, и родня Романовых.

Но что с ними стало после 1917 года? Историю одной из «веток» с древа Голицыных – «ветку» князя Александра Владимировича – выяснил директор Томского Мемориального музея «Следственная тюрьма НКВД» Василий Ханевич.

– Я еще с 1990-х, с работы в открывшихся на время архивах и над документальным фильмом «Конец дворянского гнезда» исследую в том числе дворянские судьбы, – говорит историк. – Но тогда первая встреча с сибирским сыном князя, с Владимиром Александровичем, была короткой. А вот когда он недавно приехал в Томск – уже подробно рассказал обо всем, что пережила семья, для истории, для музея… И, кстати, несмотря на возраст, Владимир Александрович (ему сейчас 81 год. – Ред.) все еще работает, он заместитель главного инженера завода корпорации «Роскосмос», председатель Европейского совета дворян…

И он, сибирский сын, хранит не только правду об отце Саше, расстрелянном и так и не узнавшем о появившемся на свет первенце – Вовке. Он хранит лагерный чемодан мамы, крестьянской девушки Даши, в 1930-е осмелившейся полюбить опасного князя и стать опасной княгиней…

Голицын дома с лагерным чемоданом мамы. Фото Василия Ханевича

Роман

А произошло всё, как это всегда бывает, неожиданно. Молодой князь Александр Голицын, переживший революцию, арестованный в Москве в 1933-м за якобы подготовку переворота, а на самом деле – за свое происхождение, отбывал срок в Яе. Там, по рассказам местных краеведов, было пять лагерей, заключенные работали на лесозаготовках и кирпичном заводе.

А Дарья Кротова, из Вознесенки, окончив курсы, приехала на станцию Яя 16-летней – работать учительницей в «началке». Поселилась при школе. И за три года в Яе прижилась…

«И вот однажды забежала к подруге в магазин. Выходит, смотрит, на крыльце – какой-то человек в длинной куртке, грызет семечки. Она, проходя мимо: «А вы не сибиряк!» – «Почему?» – «А потому что вы лузгать семечки не умеете» – «Так научите… А вы кто?» – «Я учительница» И так разговорились, и пошли вместе… Он сказал, что отбывает наказание, москвич из хорошей семьи, уже расконвоированный», – записал рассказ Владимира Александровича историк Ханевич.

И тогда же, провожая Дашу, князь (точнее, пока просто Саша) признался: мечтает стать актером. А она сказала: у нее подружка – в драмкружке. И они зашли в клуб. И Саша, после мгновенного экзамена, сразу же получил роль, потому что рос, играя дома в постановках с большими актерами.

А дальше… В августе 1936-го Саша выходит на свободу. И они с Дашей – уже семья.

Даша продолжает учить детей, Саша становится в ДК руководителем драмкружка. И каждый вечер в простом Яйском клубе идут спектакли с аншлагом!

И Голицын играл так, что жена даже… «начала ревновать. Он приходил после спектаклей, начинал из карманов вынимать записочки от поклонниц…» Сердились, смеялись…

А потом в Яю приехал в гости старший князь из Москвы – отец Саши. С ним – дочь Ольга (по мужу, тоже князю, Голицына-Урусова). Они приехали познакомиться с уже беременной невесткой.

«Пошли в ресторан (в Яе. – Ред.). Ольга идет танцевать. При этом снимает часы, надевает на ногу (чтобы браслет звенел. – Ред.). Все смотрят: «Столичная штучка!» Танцевала она великолепно. Уехала – девицы начали повторять…»

Дарью Кротову, будущую жену, князь встретил на станции Яя. Фото: из архива Василия Ханевича.

Разлука

А вскоре… «В школу начали письма приходить, что учительница связалась с бывшим князем». И Дашу вызвали в райотдел образования, к заведующему.

«Оказался очень толковым, умным, добрым и бесстрашным человеком… Он сказал: «Пишите заявление о том, что хотите уйти в связи с отъездом по месту жительства родителей. Но в Большом Бирикуле нужен педагог. Мы договорились. Об этом знают только три человека – вы, я и тот человек (который берет на работу. – Ред.). Больше никто не должен знать».

Даша пришла домой. Саша ей: «Немедленно выполняй всё, что он сказал. Это очень и очень опасно. Я это знаю…»

А шел январь 1937-го, начало «Большого террора» по стране.

…Билет взяли мудро – не прямо до Большого Бирикуля, а до другого места, чтобы слежка не удалась. И Даша на поезде уехала. Провожая, Саша сказал, что тоже уедет – в Москву – повидаться с отцом, потом – в Томск, к уже перебравшимся туда Урусовым. Еще сказал:

«Если родится сын, назови Владимиром, если дочь – Ириной, это наши родовые имена… И нигде никогда не говори обо мне, не называй фамилии. Когда будет возможно, я найду».

Дарья устроилась в Большом Бирикуле. Весточку получила лишь раз – без имени и адреса, записку: «Дорогая моя».

А князь Александр действительно уехал в Томск, стал актером драмтеатра, играл под псевдонимом Алвегов. Хоть и недолго, но так, что город запомнил!

– Но 24 декабря 1937-го был арестован муж его сестры Ольги. 31 января 1938 года – арестованы Александр Голицын с Ольгой. (Им вменялась подготовка к убийству Сталина. – Ред.). Александр расстрелян в Томске 11 июля 1938 года, реабилитирован 11 октября 1956-го. Урусовы расстреляны тоже, – поясняет Ханевич.

«Это Вова. Хочу знать…»

О том, что мужа нет в живых, Даша в далеком кузбасском селе Большой Бирикуль не узнала – почувствовала.

Саша, еще в Яе, провожая, наказал запомнить адрес его отца: Москва, переулок такой-то, дом шесть. Но воспользоваться им – только в крайнем случае.

«Я родился (8 июля 1937-го). Мама посчитала – это крайний случай. Сфотографировала меня, написала на фотографии на обороте: «Я хочу знать, где же мой папа?» и отправила через какое-то время в Москву, – продолжает сибирский сын князя. – И получила ответ, что Саша там же, где и раньше» (значит, арестован. – Ред.).

И еще старик-князь написал: «Прошу Вас отдать внука нам в Москву». На что мама очень обиделась».

А в октябре 1941-го Дашу арестовали на Барзасе. Сыну было четыре с половиной годика.

«Я это помню… Кто-то ночью шарит, два каких-то дяди вытаскивают всё, кидают на пол… Маму увели. Я остался в доме один. Уже потом, взрослый, узнал: те, которые забирают родителей, не забирают детей. За детьми приходят другие сразу или через несколько минут. На мое счастье сын брата мамы – Ваня – прибежал, одел и бегом со мной на вокзал. Там тетя Нюра. И меня везут к дедушке в Вознесенку (к маминому отцу. – Ред.). И потом несколько лет передают – то тете Лизе, то дедушке, то тете Нюре».

Так мальчишку и смогли успеть спрятать, запутали следы и растили под чужими фамилиями. В школах он был то Глазун, то Егоров, то по деду – Кротов… А вернулась мама в октябре 1946-го из лагеря – собрались поступать вскоре в 5-й класс, в соседнее село. Тогда мама и рассказала сыну, показала документ, что он – Голицын, но надо об отце молчать.

Так с 5-го класса он стал учиться под своей фамилией. И вроде никто про княжича не знал, но… Однажды позвал Вову школьный товарищ домой в гости. Сели за шахматы. И тут – отец приятеля, подполковник. Сказал своему сыну выйти. А Вове: «Змееныш, благодари вождя и учителя нашего!» (за жизнь. – Ред.). И добавил, что ему осталось четыре года, и всё – по этапу…

Но этого, к счастью, не случилось. Время репрессий закончилось. Семья Вовы (а они уже стали с мамой Марковыми, это Дарья вышла замуж за репрессированного, одного из замов Микояна) уехала жить в Москву – по месту назначению отчима.

И в столице судьба соединила-таки Вову со стариком-князем… И они с мамой ходили к нему в гости. И все вместе продолжали ждать.

Владимир — сын расстрелянного и реабилитированного Александра Голицына. Фото Василия Ханевича.

Крест

Расстрелы, смерть в лагере или суровое выживание в лагерях, – всё это выпало на долю почти всех Голицыных.

Старого князя тоже арестовывали, но отпустили.

«И, конечно, дедушка делал запросы много раз, о моем отце, но сведений всё не было, Уже в 1970-х, после смерти дедушки, тетя Елена (добившись с большим трудом. – Ред.) получила свидетельство о смерти моего отца – Александра. Выдано в загсе, умер в 1944-м, причина – склероз сосудов головного мозга. Но в это никто не поверил. Мама говорила: отца нет с 1938-го.

Что позже и подтвердилось.

…Сибирский сын до сих пор продолжает поиск в архивах по отцу и ищет «мамино» дело. Два года назад он приезжал в Томск, на церемонию установки – вместе с сотрудниками Мемориального музея – памятного знака «Последний адрес» на дом, где жил отец и где жили Урусовы. Постоял у Поклонного креста у Каштакского оврага, поставленного в память о расстрелянных. (Конкретное место, где лежат останки князя, до сих пор неизвестно. По словам одного из историков, собиравшего свидетельства очевидцев, в одном из огородов близ Каштака были найдены останки женщины, по одежде похожей на сестру князя Ольгу).

А в Яе о князе и актере Голицыне забыли. Из его зрителей уже нет никого в живых. И старого клуба, в котором состоялся дебют Голицына, тоже нет. Вместо него – новая школа искусств.

– Сын князя хотел съездить в Яю, увидеть станцию, где были так счастливы его родители. Не успел, – поясняет Ханевич. – Но он приедет. В другой раз…