Рецепт ее долголетия – русский сарафан

Выйдя на пенсию, сшив специально целый шкаф одежды по старинным выкройкам и живя с таким «оберегом» без болезней, сибирячка скоро отметит свое 100-летие!

Цветок подсказал

Лет сорок назад в Топольном, в небольшом издали, но просторном внутри доме, собравшаяся оставить школу учительница Валентина Петровна Федорова, сидя за столом, раздумывала о будущем. О жизни на пенсии. Летний сквозняк за спиной считал «вырезные» листья темно-зеленой монстеры в кадке. Петух на грядках сквозь низкое окошко поглядывал на хозяйку. Рука, потянувшись к ножницам, замерла. Нет, не нужна больше нарезка карточек для урока…

– А я привыкла робить, – мешая литературный язык с простым, рассказывает про тот день учительница, научившая читать, считать много поколений старой русской деревни. – Но что мне делать на пенсии? Чем себя занять, обнадеять?

Монстера, наследство покойной тетки Зинаиды Ермиловны, тоже много повидавшая на своем веку, помотавшаяся с сундуками, чемоданами, узлами по Сибири и давным-давно ставшая членом семьи, зашумела под потолком подсказкой…

– Я и оглянулась на нее, и вспомнила и Ермиловну, и ее русские сарафаны, она, старообрядка, ходила в них дома до старости, до последних дней своих, а во всем остальном они с дядей жили просто, как все, по-советски… А еще вспомнила, какие были в селе прекрасные старинные песни, и всеми давно забылись. И пошла я по старушкам, с магнитофоном, песни старые стала записывать, про одежду старинную расспрашивать. Потом – в школу. Пришла, попросила дать мне вести уроки пения, чтобы возродить с детьми в том числе песни их прабабушек. Так и нашла себе дело. И через несколько лет 60-летие мое уж встречала с моим фольклорным школьным коллективом в русском сарафане, да не в Сибири, а в «Артеке», на фестивале, – четко, по старой учительской привычке, излагает Валентина Петровна. И для примера прижав указательный палец к губам типа «Тихо! Тихо! Тишина!», начинает грудным низким молодым голосом петь про «кокушечку».

И, уйдя в песню, разволновавшись, историю в жизнь отпуская, как птицу в полет, она поёт долго… И лишь палец сам по себе с губ соскользнул, удобно подпер подбородок. И лишь старый крестик на старой лопнувшей цепочке, привязанный к руке, звенит в такт…

Пропуск

Вообще в Солонешье, на юго-восток Алтая, прадед и прабабушка Валентины приехали в 1886-м, из Перми.

– Потому что в России то голод, то мор тогда был, а здесь – ничего, жить можно… Православные селились рядом с еще раньше прибывшими старообрядцами, помогали друг другу… Потом, в советское время, все вообще перемешались. Вот и я, из православного рода, вышла замуж за парня из старообрядцев. Он учитель, я – только-только после педучилища. С 1957-го мы с мужем в Топольном, рядом с Солонешьем, поселились. Здесь прошла вся моя жизнь. И я всех пережила. Долгожителей в роду нет. Я одна такая… А долго живу, думаю, только благодаря песням и сарафанам, это они меня лечат… После меня уж другие фольклорные группы появились, и теперь старинные песни в Топольном и в районе они поют…

А сарафаны Валентины Петровны повторили тёткины сарафаны точь-в-точь. Только шила она их не вручную, а на швейной машинке.

И сарафанов у нее – целый шкаф. На каждой вешалке, один на другом, по два, три, четыре. Вот из простого синего ситчика – для жары. Вот из серебристой ткани, хоть и простой, но прямо царский. Вот оранжевый, который достала с утра, хотела надеть и до реки по селу прогуляться, поздороваться. Но жара остановила. И бабушка Валентина Петровна выйдет в нем уж в прохладе вечера.

В сундуке у кровати – тоже ворох сарафанов, кофточек, старинных «жакетов» и платьев.

– У меня сарафаны нашиты все и всякой породы, и опояски к ним – самотканые, – поясняет Валентина Петровна. (А пояски важны, их в старину подвязывали под грудью или по талии, смотря что подчеркнуть хотелось.)

И, конечно, старинные песни поет и русские сарафаны показывает Валентина Петровна гостю не каждому. Нужен «пропуск». Научные экспедиции из Питера и Москвы (были не раз и еще нынче летом приедут) заходят в дом к удивительной певунье, к «сарафанной» бабушке, например, с балалайкой. И тогда она, разулыбавшись и поняв, что «свои», достает балалайку тоже. Она много песен старинных собранных помнит. И, прощаясь, дает переписать свой архив кассет.

А я пришла к бабушке Валентине в малиновом сарафане, в синей с вышивкой кофте. Скажете, нелепо? Красиво! И сарафан мне дали в селе, тоже достав из запасов, посоветовав поносить подольше и к себе прислушаться, присмотреться получше. И странно, и удивительно: с первых минут, подняв преширокий подол в сторону – почти до уровня плеч, и удивившись размашистому крою, потом подпоясавшись, я вдруг почувствовала… Что я – дома, что сарафан – родной, хотя корни мои с Вятки… И болевшая с дороги-болтанки голова прошла. И два дня в сарафане прошли потом до отъезда незаметно, даже легче и лучше, чем в обычном платье или джинсах. И еда, вода были не по-городскому – то в пропуск, то в жор, – а в меру. И шаг, быстрый, городской, вдруг сам собой сбился, хотя в деревнях я бывала не раз, но шага своего сроду раньше не теряла. И вот, впервые слушая местные песни и приглядываясь к местному шагу, не сразу, но поймала, идя с женщинами рядом, замедляясь, замедляясь, тот простой старинный размер. И он оказался в самый раз…

– Ты вернулась к истокам, как и я когда-то, – объяснила мне на прощанье, завершая урок жизни, старая учительница. – Вот, вернувшись ОДНАЖДЫ, я так долго с тех пор и живу!…