Кузница Одетты

Новокузнечанка, репетировавшая в «Лебедином озере», ушла к наковальне и стала первой в Кузбассе женщиной-кузнецом.

Много лет назад на репетиции балета Лена Манакова, пропустив четверку девушек-лебедей с руками вперекрест и дождавшись своего выхода в числе остальных лебедей, тоже взмахнув руками-крыльями, побежала вперед. К зрителям. К краю сцены. К мечте танцевать в «Лебедином озере»…

Пролог

Я не знала Лену тогда. И я шла к ней сейчас, по тягучей грязи и лужам на дороге, с удивлением. Из балета… в кузнецы?! Что ее позвало? Какой волшебник – злой, иной – наложил чары?

Вдали – алюминиевый завод. Ближе – коробки гаражей и мини-цехов. Кузница и Лена-кузнец оказались в ближнем.

Это старая часть города. Старинный парк, производственный.

Увидев меня в двери, единственная в кузнице среди мужчин женщина – в зеленой вязаной шапочке, с прямой (даже в рабочей одежде) балетной спиной – отходит от наковальни, легко идет навстречу. Перчатки сняты. Ладони черны и… нежны. Проведя округло, по-балетному, рукой, Лена показывает готовые красивые, с завитками, подцветочники для улиц и дач, изящный камин – работу ее старшего сына, стулья с узором металлических спинок, тумбы, замки, ключи…

Мы решили: поговорим за наковальней. Там, призналась Лена, думается, планируется лучше всего.

Но сначала – ликбез, и мое представление о кузнице, как у Будулая в старом фильме «Цыган», рушится, устарев. Кузница, где работает Лена, – под нее. Молоток у нее – не большой мужской, а средний, килограмма на три. И бьет она дробно, дын-дын-дын-дын-дын-дын, без большого размаха.

– По-девчачьи, – смеется сама.

Зато ее работы из металла – украшение выставок-ярмарок и городов, у нее наградные дипломы, она – одна женщина-кузнец в нашем Кузнецком крае…

…Мне молоток с непривычки тяжел. Устаю уже с третьего баха по железному пруту, по будущей заколке для волос.

– Нет-нет, – учит Лена. – Чтобы быстро не уставать, лишних мыщц не нарастить (мы же девочки, нам руки Геракла не нужны!) надо стукнуть и расслабить руку, стукнуть и расслабить…

Это ею выведенное средство для рук. Она стучит, кует по-холодному (без огня) и по-горячему (с огнем) уже пять лет! И охват ее руки – тонкий, девичий. И это в 47 лет! И для кузнеца такие руки – вообще чудо.

Действие первое. Принц

Паша, 30-летний сын Лены, запускает печь. Ж-ж-жах! Печка – с микроволновку, с открытым окошком, решает впечатлить. Пламя, рванув наружу-вверх на метр, типа лютует. Но при строгом взгляде Лены печка тут же приходит в норму, горит, вернувшись в стены, красно-сине, ровно, раскаляя стопку положенных в нее металлических прутьев.

– Боязно было впервые? – спрашиваю я. – И кто тебя с печкой учил?

– Сказка, – берет Лена прут из огня щипцами, левой рукой.

И, уложив красный конец на наковальню, бьет по нему молотком, уплащивая. Потом круглогубцами гнет в завиток. Бьет молотком намечающийся поворот. Вставляет прут в два штыря типа рогатки. Усиливает с их помощью поворот.

Но тут завиток сереет. Лена снова отправляет его в огонь. И пока он снова палится-греется-краснеет, я слушаю дальше. Про хореографическую студию при ДК строителей и балет. Про то, как, заканчивая школу, услышав на классном часе от мастера о его стекольном заводе, подержав в руках прелестные вазочки, она пошла вдруг учиться в училище от стекольного… Про то, как на заводе сочиняла новые формы. Как процесс выдувания вазы казался ей сказкой.

– Подходишь к печи, у тебя трубка, как палочка, на кончик наматываешь горячее стекло, оно как мед, и крутишь его, чтобы не потекло, и выдуваешь, щипчиками отрезаешь, вытягиваешь…

Сильные балетные руки Лены два года сочиняли хрустальную красоту. И ни одна Ленина вазочка не была похожа на другую.

– Уже тогда я поняла окончательно: не могу повторяться…

Тогда же она сделала трех хрустальных лебедей – Ее, Его и малыша. И пришло чувство, что уже близок, рядом, незримый… берег озера. Лебеди приводят к ней… конечно же, принца…

И Лена вскоре встретила принца, на дискотеке. Вышла замуж, родила трех сыновей… И 20 лет была просто мамой, домохозяйкой, училась в пяти вузах, водила детей в музыкальную и художественную школы, подрабатывала фотографом, шила дома на продажу, помогала мужу с бизнесом.

А Хрустальный замок (завод) оставила давно, потому что сменились эпохи, там стали требовать не творчества, а по две тысячи одинаковых стаканов за смену.

И они с принцем, поняв, что все-таки по-разному видят жизнь, в 2003-м развелись…

Действие второе. Сундук

В кузнице Лена ходит от печи к наковальне и обратно. Наш первый прут с одного края уже стал похож на математический знак бесконечности. И Лена, продолжая бить молотком – дын-дын – по бесконечности, говорит давно сформулированное ею самой:

– Это сильная женщина плачет у окна, а слабая пашет, как лошадь, чтобы хотя бы живой остаться…

Да, она, растя детей, бралась за любой приработок. А когда старший сын уже поступил в вуз, на специальность по производству чугуна, задумалась. Ей нужен свой бизнес, чтобы передать детям. И Лена придумала: открыть мастерские по ремонту бытовой техники. Бывший муж ей помог.

– И он, заказывая для моей мастерской кованое крылечко, поразился его красоте. Рассказал о крылечке мне, я на сайте посмотрела и вдруг влюбилась в ковку. Муж съездил, купил станки для обработки металла, наковальню. Я купила со временем еще много чего…

И всё равно она как директор фирмы, занимаясь договорами, и представить себе не могла, что станет настоящим кузнецом. На станках работал мастер, он обучил Лениного сына. Но горячей ковки не знал.

– Я, за работой на станках наблюдая издали, несколько операций – отжать, прижать и так далее – запомнила. А еще, как была минута, садилась в уголок, и, раскроив, сделала тогда первую мою металлическую лилию (холодной ковкой, молотком). Сделала подцветочники – большой и малый… Смотрела, как делать их, в интернете. Советы кузнецов-мужчин ни тогда, ни сейчас мне не подходили: сила не та. И я придумывала, как лучше сделать…

А потом наступил день посвящения! Знакомый художник попросил Лену оковать сделанный им для фестиваля сундук…

– До открытия «Города кузнецов» три дня оставалось. Пора сундук уже возвращать. А все мужчины из цеха уехали по другому заказу. Я, директор, одна. Не знаю, как я тогда сундук, с чьей помощью свыше, смогла, оковала… Всё было, как на фронте… Беру «болгарку», вырезаю, стучу молотком, отрезаю, исправляю, стучу… Трое суток работаю. Крашу бесцветным лаком – от дождика.

И вот Лена уже – прямо как в любимом балете! – радостно встречает первые лучи восходящего солнца. И сундук на фестиваль отвозит!

…С тех пор в профессии Лена-кузнец растет бешеными темпами. Так, что мастера-мужчины относятся ревниво. Некоторые не верят, что женщина с балетной хрупкостью и лебединой шеей – кузнец. Посматривают на ее ладони – без мозолей. Они не знают, что у Лены аллергия на всё на свете, снимающая кожу с ладоней лоскутами, с мозолями. И только на металлическую пыль у нее нет аллергии… И ее работы из металла, люди говорят, не только красивы – они дарят тепло. Ведь в них – частичка души Лены, живущей с верой, что…

– В старину кузнец, даже если ковал кому-то меч, ставил особенный знак, чтобы меч злому делу не служил, – говорит мне Лена, закончив работу, выключив в последний миг снова пыхнувшую печь, положив на наковальню три готовые заколки – с бесконечностью, типа розы, типа ключа.

И снимает защитные очки. И, я же чувствовала, предполагала, у нее – зеленые глаза! И они засияли так, что по цеху разлился озерный свет.

Действие третье. Роза

– А как же балет, его волшебство? – возвращалась к старому я, всматриваясь уже в Доме творческих союзов, в кабинете в творчество Лены и ее сына Паши, в их Железный прекрасный мир… В придуманные Леной подцветочники из арматуры, которые скоро встанут в центре города… Вспоминаю ограду вокруг собора в Осинниках, металлические узоры, лавочки, лестницы новокузнецкого собора: их делали Лена с сыном, их цех.

– Кузница – тоже волшебство… Однажды металлическая роза, для фестиваля, забытая мной в «маршрутке», через весь город проехала, но ко мне вернулась, – улыбается Лена, – это ли не чудо? Я ее искала, бегала, переживала. А встретила ту «маршрутку», и кондуктор с розой – мне навстречу. Розу протянула!

…И все же, кто она? Балерина, заколдованная, превращенная в кузнеца? Но кем? Самой Жизнью. Или же – счастливая когда-то на сцене, нашедшая еще большее счастье и больший полет… в кузнечном творчестве?

– Второе, – прощается Лена и вдруг говорит: – А на сцену я еще вернусь.

… Вернется! Сыновья выросли, причем работать в кузнице умеют все трое. Кузнечное дело скоро можно будет передать старшему, уже закончившему институт, талантливому кузнецу, художнику по металлу, Павлу. Средний и младший – студенты. А Лена продолжит ковку уже только по зову души.

И хочет разработать серию кованых кроватей с современными подставками под нетбуки, с подсветками и комодом под койкой.

И хочет набрать женщин в группу здоровья… при кузнице, учить их худеть на наковальне и возвращать гармонию…

И хочет дотанцевать «Лебединое озеро», может, даже Одетту.

На ее работах стоит печать кузнеца, служителя Добра. Это наковальня с искоркой. А искра так похожа на полет балерины.