Перст судьбы
Благодатный пасхальный огонь, сошествия которого в Иерусалиме каждый год с замиранием сердца ждет весь мир, сам по себе чудо. Но он и дальше, развезенный по странам, продолжает дарить людям события просто невероятные! В прошлом году, прикоснувшись к Благодатному огню, привезенному в собор Кемерова, Ольга Акопова получила благословение свыше, а также – простые дары, главный из которых – жизнь.
Указательный
Я слышала от людей, что Оля от рождения видит то, чего не видят другие. В каждом, к кому ее подводит судьба, – хорошее, настоящее, пусть даже глубоко спрятанное.
Ее, незрячую, ведет внутренний свет. Он поддерживает, «будит» других. И теперь, после знакомства с Олей, я подтверждаю: это действительно так.
– Родилась в шесть месяцев, весила 960 граммов, вот такая была, вот такая, – шумно, весело, чуть картавя, показывает размер куклы и рассказывает 21-летняя Оля, часто, по школьной, студенческой и просто «слепой» привычке повторяя главную фразу по несколько раз, ее закрепляя, от нее дальше всё строя. – Доктора меня спасли, это-то да, да… Но не смогли спасти глаза, как часто бывает с недоношенными: их выхаживают, но получают осложнения на глаза. Правый глаз тогда ослеп полностью, левый с тех пор колебался, давал от пяти до тридцати (однажды было, максимум) процентов зрения. Пять – я видела свет и тьму, и всё. И мое «никакое» зрение никакой коррекции очками не подлежало, не подлежит…
Маме было всего 16, когда она родила Олю. Малышку после выписки из роддома растили в поселке Металлург, под Новокузнецком, в основном, дедушка с бабушкой. А отца Оля никогда не знала.
– Но я росла обычным ребенком, и из-за того, что слепая, не убивалась… В школу ездила в Новокузнецк, на автобусе, сама. Каждое утро – вставала в шесть, к девяти, к началу занятий, добиралась из нашей «деревни» до города, до 106-й спецшколы…
Ей было лет десять, когда она сама пришла в поселковый храм и с тех пор ходила на каждую службу. Пока в десятом классе не пришлось из поселка уехать. Бабушка умерла. Старику-деду опеку не дали. Мама – на лечении. Олю с младшим братом отправили в обычный сельский приют, далеко. И Оля, ради лучшей для нее специальной учебы, добилась, чтобы ее перевели в интернат для слепых и слабовидящих в Полысаево.
– К тому времени я имела те самые низкие, вконец упавшие пять процентов, читать обычные учебники, как это бывало раньше, уже не могла. А как читать по Брайлю, как читают слепые, забыла. И вспомнить, научиться заново не могла, потому что пальцы (шевелит указательным и средним на правой руке. – Ред.) перед тем потеряли чувствительность. В мороз добиралась до города, на важные тесты в школе, без рукавиц. Жили бедно. Рукава куртки короткие. Натянуть рукава на замерзшие пальцы – никак. Так и бежала со школьным рюкзаком, сунув ладони под рукава куртки. Уже в школе обмороженные пальцы стали отходить страшной болью. Не кричала – выла. Мне – пальцы – под кран, под холодную воду. Спасли. Они отошли, и я тест написала, и думала, что обошлось. И вот выяснилось, время спустя, уже в полысаевском интернате, что читать пальцами не смогу… Но я не могла и не стала сдаваться!
Учительница Оле посоветовала: перебирать гречку, зернышко к зернышку, шелуху отдельно. Это чтобы вернуть ощущения пальцам.
– Так за два месяца мой главный палец и смог, «увидел», наконец, слова, разобрал строчки. Я для этого мешок гречки, да даже больше, перебрала…
И там же, живя в интернате, Оля не пропустила, попала на очередную пасхальную службу. Учительница взяла ее в храм с собой тайно. И та святая ночь была необыкновенной…
После нее девчонка, и без того жадная до знаний, пошла буквально напролом к мечте – поступить в вуз. Для этого, в частности, получила в Москве диплом первой степени на последнем туре олимпиады среди школьников по православной культуре. Тогда же, в столице, побывала на могиле Матроны Московской…
– О чем попросила ты Матрону? О зрении? О здоровье родным?
– О здоровье родным – само собой. О лучшем зрении – нет. О реальном. Попросила помощи поступить на истфак…
Мечта сбылась. Оля – студентка уже второго курса ее любимого, исторического. На занятия ходит по университетскому переходу. Живет в общежитии. У них дружная веселая студенческая группа. У Оли планы – вернуться учителем истории в полысаевский интернат или пойти в науку. И служить людям, с божьей помощью…Вед год назад с нею случилось такое!..
Покров
– Я пошла в Знаменский собор, смотрю, лампада с Благодатным огнем. Слышала, что…– лицо порывистой, искренней, обаятельно-шумной девушки, вспыхивавшее то от взрослых размышлений, то от стеснительности и все еще детского смеха, вдруг становится спокойным и сияющим. – Все мы слышали, что Благодатный огонь, сойдя, первые несколько часов не обжигает… Но это в первые часы. А тут уже шел седьмичный день после Пасхи. Я зажгла свечу от лампадки с Благодатным огнем. И то ли любопытство, не знаю, то ли машинальное движение, но указательный палец сунула в огонь. И стою, держу палец, а Благодатный огонь меня не жжет. Покалывает. Ощущение, словно я палец в теплое молоко опустила, и меня в нем чуть-чуть бьет электричество.
А убрала палец – он в копоти. Я ошарашена. Ведь не может Благодатный огонь, спустя столько дней, оставаться прежним, не может быть бесконечным, и ведь его уже гасить собирались…
Оля вспоминает, что подумала: а может, с ней самой что-то не так?
– Поднесла тот же, указательный (главный в ее жизни, «читающий». – Ред.) палец правой руки, к обычной свече. Ох, горячо! Горячо!
…От Благодатного огня на Олином пальце не осталось и следа. А в сердце навсегда запомнились большая радость и чувство защиты…
А как прошел потом год, девушка поняла, КАКИМ был этот год!
– Мама уже дома, она, и это был мне сюрприз, родила сестричку – Валерку, – улыбаясь, говорит Оля. И, взглянув на Томь и остров посредине, показывает вдруг с набережной, где мы с ней стоим: – Вижу темную полосу, это вода. За ней – березы или тополя… Да, я стала лучше видеть за этот год и даже хожу без слепецкой трости! А еще, самое удивительное, случилось несколько дней назад. Мы участвовали в конкурсе на лучшую студенческую группу и победили. Нас наградили билетом на боулинг, сходить группой – 23 человека – в «Зимнюю вишню». Решили: пойдем 25 марта, сбор в три часа, с опоздавшими – поднимемся наверх в начале четвертого.
И вот все уже решено. Как вдруг вечером накануне один за другим начали наши писать: «Не могу». – «И я не могу». Многие, иногородние, уехали по домам. Они первыми стали говорить, что хочется побыть дома. И каждый из группы потом высказался, а у нас – полная коллегиальность. И мы решили: перенесем поход в «Зимнюю вишню» на боулинг на вторник.
А 25-го, как в «Зимней вишне» начался пожар, мы начали, узнав о нем в соцсетях, друг другу писать: «Это оно горит? То здание?» – «Оно!» – «Оно!» «В то самое время, как мы должны быть там?» – «Да!» Если бы мы 25-го пришли, как планировали, то попали бы в самый центр, в пожар, принесший столько горя, боли, слез… Сейчас у всех наших шок, и боль за погибших, и удивление, как группа спаслась, и вера, что нам небеса помогли…