Робот в забое

Желание заменить живых горняков на роботов вполне объяснимо. Но насколько реально воплотить его в жизнь?

Механические машины могут выполнять производственные задачи круглые сутки без еды и отдыха. Однако пустить процесс на самотек всё равно не получится.

– Идея «безлюдной шахты» будет актуальной всегда – ведь это, в первую очередь, безопасность. И задачу создать подобную технологию перед учеными государство поставило ещё в 50-60-е годы прошлого века. Но на деле такую технологию ещё никто не применяет, – говорит Ирина Семыкина, доктор технических наук. – Причина проста: горная машина, какой бы умной она ни была, ничего не решает без человека. Который всегда должен иметь возможность, скажем так, последним нажать кнопку.

Поэтому сейчас в основе научных интересов – максимальная автоматизация, компьютеризация и роботизация всех возможных процессов добычи и переработки угля. Последний пример – беспилотники, которые делают маркшейдерские замеры на разрезе «Распадский».

За 30 минут полета беспилотник способен сделать 500 фотографий любой точки разреза. Еще час, и специальная программа на компьютере построит 3D-модель горной местности. Так намного удобнее и безопаснее производить маркшейдерские замеры вскрыши и добычи угля. К тому же расчеты горных работ теперь точнее.

Использование беспилотников интересует ученых всего мира, в том числе из Кемеровского государственного университета. Там в 2017 году начали разрабатывать проект «Цифровой интеллектуальный карьер». Как рассказал один из разработчиков идеи Антон Стефанкин, сотрудник научного инновационного управления вуза, умные дроны должны будут следить за температурой на участке горных работ, что позволит предотвратить возможные возгорания. Проект выиграл федеральный грант в размере 50 миллионов рублей.

Общероссийский проект «Интеллектуальный карьер» разрабатывается с 2012 года. Его заявленная цель – создать роботизированные автономные самосвалы, дистанционно-управляемую погрузочно-разгрузочную технику и так далее. В 2016 году в Минске был показан первый в мире роботизированный самосвал «БелАЗ», способный выполнить весь производственный цикл.

Однако до промышленного выпуска «интеллектуальных» автономных грузовиков пока так и не дошло. Как, впрочем, и до анонсированного еще на 2015-2016 годы создания в России первого роботизированного производства открытых горных работ. Почему?

– Следует понимать, что угольная отрасль – достаточно консервативна, и к научным новинкам здесь, как правило, подходят с осторожностью, – поясняет Ирина Семыкина. – Ученому недостаточно выйти с какой-то технологией к производственникам, главное – суметь их убедить в реальности твоего проекта. А как производственник мне поверит, если идея – только в теории, и совсем непонятно, сможет ли она окупиться хотя бы в перспективе? Зато он четко понимает, что первоначальная закупка роботизированной техники – очень серьёзное финансовое вложение. Так что пойдут тебе навстречу или нет, зависит от разных нюансов.

Имеется и еще один аспект, усложняющий проблему: замена живых горняков на машины предполагает сокращение рабочих мест. А вдруг оно получится достаточно масштабным?

– Мы не слушаем сказки про автоматизацию, потому что важнее реальность. По факту, если машины станут партнёрами человека на добыче, а не лишат нас возможности зарабатывать деньги, это решит многие проблемы, в том числе и с точки зрения безопасности, – уверен Андрей Чепап, имеющий 16-летний стаж работы на шахте.

Те новые технологии, что вошли в горную отрасль Кузбасса за последние годы, не освобождают рабочие места. Они лишь помогают горнякам оставаться в безопасности, приобретать навыки в области научных разработок и упрощают рабочий процесс. Например, на шахте имени В.Д. Ялевского внедрили систему оперативно-диспетчерского управления энергоснабжением. Раньше на высоковольтном участке в шахте работал человек, который своими руками переключал и отключал высоковольтные ячейки. Теперь здесь оператор, ответственный за контроль системы.

Переход к высочайшим (роботизированным) технологиям в Кузбассе – пока мечта, не грозящая опасностью безработицы. Места освобождаются за счет интенсификации труда, «повышения производительности» отдельной личности. Работу, которую прежде выполняли три человека, теперь спокойно делает один, и все равно до КПД работника предприятия развитых стран ему далеко. Интеллектуальные «помощники из железа» никому не помешают – при желании личности обучаться, развиваться и трудиться. А вот с этим у нас как раз беда.

– Основные проблемы государственной научной и инновационной политики РФ – социальная (кадровая) составляющая, в том числе неспособность сформулировать и реализовать научные и инновационные приоритеты. Средний воздаст профессоров в науке – 72 года. А молодое поколение не стремится к покорению интеллектуальных вершин за невысокое жалование. К сожалению, пока это тупик, – констатирует Леонид Мышляев, профессор Сибирского государственного индустриального университета.

А как у них?

В мире пока есть только одна шахта в Австралии (правда, не угольная, а железнорудная), где в 2014 году был внедрен полный цикл автоматизации – от постановки крепежа до транспортировки угля на поверхность, его сортировки и взвешивания. Разработка принадлежит горнорудному гиганту «Рио Тинто» и является площадкой для реализации концепции корпорации под названием «Шахта будущего». Она предусматривает автоматизированную железную дорогу, автоматизированные грузовики, перевозящие руду. Также в автоматическом либо дистанционном режиме производятся взрывные и бурильные работы. Причем операторы, присматривающие за производственным процессом, находятся почти за полторы тысячи километров от места добычи.

Примечательно при этом, что «роботизированное» предприятие вовсе не вытеснило рабочую силу – мало кто хотел работать в адских погодных и экологических условиях данного региона Австралии даже за реальные деньги.

Леонид Алексеев.