Два капитана

Век назад сама жизнь начала писать роман о судне, затертом в северных льдах, о трагедии, подвиге и о… кузбасских потомках!

Это случилось на самом деле. И задолго до появления главной приключенческой книги советской страны – «Двух капитанов» Каверина (с похожим героически-романтическим сюжетом о пропавшей в Арктике экспедиции, о поиске её).

…Корабль шел по морям Северного Ледовитого океана издалека. Вел его представитель богатой германской фамилии Винтер (Winter), оказавшейся, как покажут потом события, фамилией судьбоносной. Ведь в переводе с немецкого она означает «зима». А что для иностранцев Россия  + зима? Сибирь… И иностранный корабль попал в ледяной плен в Сибири…

– Так мы, потомки (фабриканта? барона? – Ред.) Винтера, стали сибиряками, – говорит Владимир Петров, глава Мариинского лесхоза. Историю своего рода, секретную, невероятную, он узнал недавно. И, слушая его, я поражаюсь, как же крепко связаны они, дед и внук, два капитана, два героя – северных морей и моря тайги, не совпавшие в жизни ни на миг, но так похожие во всем!

…«Уазик» с надписью «Лесная охрана» по правому борту болтает из стороны в сторону, кидает вверх-вниз. Качка, как на море при шторме. Мне, корреспонденту, кранты. Но потомку моряка Винтера любая дорога «вскачь» к лесу, каждодневная лесная забота-работа с 5.30 до 23.00, а то и сутками, и так 45(!) лет, – в кайф… Далеко – в уже почти прозрачном осиннике-березняке – еле слышен шум трактора. Владимир Павлович звонит трактористу. И вскоре шум ближе, ближе. Трактор с плугом, ведущий по сентябрьской тайге очередную борозду, выходит неподалеку от нас. Тракторист забирает две привезенные нами канистры масла, жмет руки, и трактор уходит, оставляя и дальше волну-борозду… Весной в эти борозды Владимир Павлович и его лесхозовцы высадят крошечные сосенки. На почти 54 готовящихся гектарах тайги их встанет 214800 штук. (А вообще за годы службы лесу Петров с командой посадил на 1,5 тыс. га Сибири шесть миллионов деревьев!) Я считаю, пока мы едем и шагаем дальше – по бесконечным лесхозовским делам. В тайге по-осеннему мокро, нарядно, спокойно, и то колет дождичек, то вьются особо злые сейчас кровососы… И Петров рассказывает о деле своей жизни – лесах, и о поворотах судьбы…

Судно

…Днем пароход, простояв несколько часов у берега Иртыша, отдыхая после экстренного перехода Арктики, запасся дровами. Матросы напилили дров для машины. Судно пошло дальше.

– Оно шло в Омск, – говорит Владимир Павлович, – принадлежало моему прадеду Винтеру, очень богатому человеку в Германии. Он отправил корабль с продовольствием в помощь молодой тогда Советской России. Поручил судно младшему сыну – Райнгольду Винтеру.

(И, судя пока по крупицам сведений, по которым потомки восстанавливают хронику путешествия, это судно с гуманитарной помощью было одним из первых, пришедших в нашу страну после Октябрьской революции).

– До Омска судно не дошло – река начала замерзать. Разгрузились в Таре. Вернуться назад – никак, надо ждать весны. Ударили еще морозы – судно вросло в ледяное поле. А просто ждать было невозможно. Пришлось делать выбор. Гражданская война дошла до Тары, и Райнгольд ушел воевать за «красных».

Потом, когда, наконец, «белые» и война откатились на восток, у Винтера появилась надежда, что скоро всё закончится, и они с пароходом вернутся домой.

– Но пароход национализировали, и даже ему самому вернуться оказалось невозможным… Что ж. Надо было жить дальше. Райнгольд женился – на девушке из ссыльной семьи, у них родились сын и дочь. Но примерно в 1926-м Винтера (наверняка как иностранца), несмотря на все заслуги, арестовали. Он умер в тюрьме-землянке, заболев…

С тех пор как Райнгольд с пароходом отправился в Россию, родные в Германии ничего о нем не знали. Пароход был потерян. Все связи потеряны. Тогда же или чуть позже, но до Второй мировой войны, старик-отец Винтер, тоскуя по пропавшему младшему сыну, решив больше не рисковать, отправил старшего сына жить в спокойную Канаду и потом перебрался к нему…

Сходил ли с ума от тоски по недоступной родине и Райнгольд, глядя на холодную синеву чужбины – на волны Иртыша, на смертельные топи Васюганских болот, на тайгу без конца и края? И да, и нет. Он влюбился в Сибирь, в наши леса. И эту любовь оставил сыну и дочке в наследство.

– А позже Павел Райнгольдович, проработавший под Тарой до старости своей лесником, любовь к тайге передал мне, – говорит Владимир Павлович. И так в роду смешалась немецко-русская кровь, с любовью к порядку – даже в тайге – и с упрямством в преодолении трудностей… Только про иностранную – молчали.

– Лишь изредка моя мама в сердцах могла назвать моего отца (Павла Райнгольдовича. – Ред.) «капиталистом», – улыбается Владимир Павлович. – Но тайного смысла мы, дети, не знали. Историю Винтеров от нас скрыли…

А наследство лесника было бесподобным! Володе было десять, когда отец принес из тайги найденных медвежат, размером с рукавичку (мать-медведица погибла). Лесник кормил их из соски. Вскоре одного отдали в цирк. Второй подрос, катал Володю на санках, стал лучшим другом, потом его – уж другие хозяева – вернули в лес…

Володе было 17, когда он пошел работать лесником. Потом перешел в леспромхоз. И его участок даже победил во Всесоюзном соревновании… Дальше – свадьба у Владимира была в таежном поселке. Поздравить молодых даже пришла и так и осталась ежиха…

А в 30 лет Владимир с женой, сынишкой и в ожидании дочки (ради нее, по совету врачей) переехали жить из Тарской тайги и топей в Кузбасс. В Мариинск, на родину жены.

– Здесь я перешел в лесхоз. И так из моих 45 лет службы лесу вышло, что 15 – занимался заготовкой. А остальные годы, Бог дает, восстанавливаю леса…

Слышит, когда зовет на помощь тайга!

А что такое работа в лесу? 20-километровые переходы, гнус, ЧП… Как бой этого лета – с гусеницами сибирского шелкопряда, с их нашествием – после 30 лет перерыва – из Томской области и Красноярского края. Пожирая хвою, они могли оставить за собой мертвые леса. Но нашествие было отбито: мариинские леса опылили с самолета новым средством ученых и 12100 га тайги спасли!

Крайний слева — Владимир Петров, он пришел работать в тайгу в 17 лет!

– А еще про работу в лесу… Мне до сих пор снится, как иду по звериной тропе по Васюганскому болоту. Туман. Идешь и видишь: уши лося в стороне над туманом проплыли. Или медвежья голова. На болоте на тропе поддерживается перемирие. Если встреча неизбежна, то нагнавший или идущий навстречу зверь уходит на свёрток. Медведь по тропе ступает осторожно. Лось ползет на коленях… А еще – такой красоты, как в тайге, нет нигде на Земле… И ты – на её посту.

Это чувство – на посту – приходит с особой силой, когда в тайге беда. Петров признается: за годы службы тайге так настроился на ее «волну», что даже чувствует ЧП, слышит просьбы леса о помощи…

– Приходит необъяснимая тревога, а потом и правда – звонок о замеченном лесном пожаре. Мистика? Нет, опыт и знание леса, ветров… Однажды такой сигнал от леса получил, когда сам заболел и в больницу попал. Стал проверять, звонить. И когда весть о пожаре подтвердилась, сбежал, тушил, как всегда, со всеми, руководил, я же лучше всех знаю здесь лес. А он тогда загорелся в полутора километрах от села Красные Орлы, но ничего, потушили.

А самый страшный пожар («горели вырубки и торфяники на Васюгане, мы тушили две недели, выгорело 16 на 16 километров территории») помнит как вчера:

– Огонь был такой силы, что казалось – лицо горит.

А в 2009-м он вообще оказался в кольце огня. Ехал на «уазике», увидел – лес горит. Огонь бежит длинной полосой к дороге. И тут «уазик» встал, не заводится.

– Подумал: пламя дойдет до дороги и остановится. Не остановилось. Я этот вариант тоже предполагал. Успел отжечь «уазик» кругом, – говорит Петров.

Это значит: решил тушить огонь огнем, пустить на пожар встречный пал. Сложил костерки по кругу, метрах в пятнадцати от машины, еле успел запалить, когда линия лесного огня подошла.

– Я лег у машины, дышал мокрой землей. Лесной пожар подошел, обошел сбоку и пошел дальше. Машина тут же завелась, съездил за помощью, пожар мы потушили.

…62-летний Владимир Павлович планирует служить тайге еще три года. А дальше, на пенсии, заняться в архивах историей Винтеров. Однажды в 1980-х его отец обмолвился, что получил письмо, нашел родню в Канаде (наверняка через «Красный крест»). Но предыстории Владимиру не рассказал и связь с родней, едва наметившись, порвалась. Павел Райнгольдович умер.

А несколько лет назад сын Владимира Павловича Саша (продолживший лесную династию, как теперь и дочь) начал поиск Винтеров, собрав, что сохранилось в памяти двоюродной русской родни – о пароходе. Но поиск Саша не закончил. Он погиб в ДТП. Спас жизни 23 пассажиров автобуса! Лихач, подрезав машину Саши, врезался в автобус и благополучно отлетел. Саша бросил машину в сторону, поставил ее на пути летящего в кювет автобуса. Так он автобус задержал, остановил, но сам выскочить не успел…

– Ради памяти сына, отца, деда Райнгольда я верну нашу «ветку» родовому древу и расскажу «корням», как прошел неизвестный, тяжелый, но прекрасный и честный российский век, – решил Владимир Винтер Петров. Да, и он уже давно не капитан. По «лесной» форме и должности – полковник…

P.S. Вчера Петров получил российский нагрудный знак отличия «Почетный работник лесного хозяйства». Вместе с ним областные и ведомственные награды на торжественном приеме в департаменте лесного комплекса области – в честь Дня работников леса – получили 34 кузбассовца. Поздравляем!