Жила как рябина: цвела и качалась

– Я свои рябины, что во дворе растут, ни на какой сад не поменяю, – тихо говорит Елена Непомнящая, подходя к окну.

Зябко сейчас рябинам на колючем февральском ветру.

– Ничего, весна скоро, – улыбается Елена Ивановна. – Весной, в мае, мне 93 года исполнится. Столько много ещё надо рассказать рябинам. Они ведь как подружки: слушают и качают. Только не головой, а ветками… Я ведь им и про осколок свой рассказывала. Тот самый, что сидит в моём позвоночнике уже 75 лет.

С сорок второго рокового.

«Спасибо тебе, санинструктор!»

Большая семья, где Лена была одной из восьми детей, жила в деревне близ Шлиссельбурга. Овдовев, мать одна тянула непосильную ношу. Старалась, надрывалась и крестилась, когда, подрастая, старшие дети покидали крестьянский дом в поисках лучшей доли.

Вот и за Елену мать помолилась, когда та надумала жить в городской семье в качестве помощницы. Хозяйка Ольга, женщина добрая и щедрая, посоветовала 16-летней Елене сходить в шлиссельбургский горком комсомола. Уж там-то дадут направление на учёбу. Дали. Изучив фотодело, стала работать Лена в фотоателье.

Однажды, торопясь на смену, увидела, как город встречал бойцов, вернувшихся с финской войны. Среди военных были и девушки. Какими же красивыми они казались в своей форме! Вот бы и ей такую же гимнастёрочку! Уже на следующий день Елена опять побежала в горком ВЛКСМ.

– Пожалуйста, направьте меня на курсы санинструкторов! – попросила она комсомольских вожаков.

Направили. Про войну тогда вслух не говорили, но тучи над городом явно сгущались. Да и вообще, не лишним будет уметь оказать кому-то первую медицинскую помощь…

22 июня 1941 года у курсантки Елены был заслуженный выходной. И хозяйка Ольга настояла, чтобы её безотказная помощница пошла погулять. Погода стояла отличная. Из окон лились песни. И про рябину кудрявую, и про берёзки. Принарядилась Елена в новое платье. Тогда в городе работала ситценабивная фабрика, а потому недостатка в материи не ощущалось. Выбирай на любой вкус и цвет!

Однако тот солнечный воскресный день оказался чёрным. Объявили о вероломном нападении Германии. Муж хозяйки Ольги, офицер, так и не появился дома. Он погиб уже в первый месяц войны. Бомбили Шлиссельбург – пригород Ленинграда – и днём, и ночью. Ведь Гитлер уже в июле собирался занять «колыбель революции». Началась эвакуация и шлиссельбургцев. Новоиспечённый санинструктор Елена помогала размещать людей на баржи. Уже можно было отплывать, но тут в воздухе появились фашистские бомбардировщики. Летели низко над Ладогой. Так низко, что можно было разглядеть свастику.
Вспенилось озеро от разрывов, от осколков, а ещё и от крови. Тех несчастных, которые, упав с баржи в воду, пытались выплыть, ухватиться за что-то, фашистские стервятники расстреливали из пулеметов. Когда бомбардировщики улетали, на помощь раненым спешили санинструкторы, в том числе и Елена – смелая, ловкая и очень переживавшая за всех. Будто каждый, кого она перевязывала, спасала, тащила на себе, приходился ей родным человеком.

Заслонила собой

Шёл уже 1942-й год. Блокада. Голод. Бесконечные потоки грузовиков по ледовой Дороге жизни. Елена уже не санинструктор, в одиночку бросающийся со своей санитарной сумкой на чей-то крик или стон. Она – боец 9-го отдельного автотранспортного батальона.

Домой к бывшей хозяйке Елена уже не прибегала, да той и не было: эвакуировали. Шлиссельбург опустел. Но городом смерти, как хотели фашисты, не стал. Так вышло, что в батальоне Елена была единственной девушкой. Все остальные – мужчины. Чьи-то отцы, мужья, братья. И к ней, молоденькой, ещё ни разу не целовавшейся с парнем, относились, как к сестре. Врач передвижного полевого госпиталя, куда Елена доставляла раненых, отдал ей свой свитер. А ещё этот же врач, которому Лена годилась во внучки, давал ей кусочки хлеба. Видно, это был оставшийся паек только что умерших. А сама Лена получала 350 граммов – именно столько полагалось военнослужащей. Да еще по кусочку хлеба отламывали ей водители грузовиков. Потому что от худобы санинструктор казалась прозрачной. А уж ей-то очень нужны были силы.
По инструкции, двигались грузовики с открытыми кабинами. А на каких-то вообще не было дверей. Ведь так можно было быстрее выпрыгнуть, если начнутся обстрелы и бомбёжки. А те и не заканчивались. Уже на снегу ранило одного водителя. Лена кинулась к нему. Только достала бинты, как снова засвистело над головой. Она помнила, как накрыла собой раненого, а дальше – боль, темнота… Когда открыла глаза, всё вокруг белое-белое: стены, простыни, халаты, бинты. Поняла, что она в госпитале.

– Радуйся, девонька, что в рубашке родилась. И ты живая, и шофёр тот. Вас ведь вместе привезли, – сказал ей врач. – Вот достанем из тебя осколок, и будешь как новенькая.

Однако операцию отложили. Не так-то просто было извлечь осколок из позвоночника. Шансы на успех, как сказали бы сейчас, 50 на 50. Малейшее отклонение – и парализация.

Потом у Елены было ещё два ранения. Молодой организм, хоть и истощённый, справился. Она снова, как говорили в батальоне, встала в строй. С осколком, так и оставшимся в позвоночнике. А ещё с медалью на гимнастёрке «За оборону Ленинграда».

– Надо же! – удивлялись родные и знакомые, рассматривая фотографии Елены Ивановны времён её блокадно-военной молодости. – Столько бойцов, а ты среди них не просто одна девушка. А девушка с медалью. Больше-то ни у кого медали нет.

– Медаль, медаль… – смущаясь, говорила Елена. – Будь моя воля, я бы всем медали вручила. И кто выжил, и кому помогли выжить.

– А скольких вы спасли? Не пробовали считать? – спрашиваю Елену Ивановну.

– Не считала, конечно, – ответила она сразу же. – Да и зачем считать? А вот лица многих запомнила. Особенно тех, с кем вместе чуть не утонули.

Елена Ивановна с рентгеновским снимком, где виден осколок. Фото автора.

Дело рук не только самих утопающих

…Лёд на Ладоге был уже хрупкий. Это ж каким асом надо быть водителю грузовика, чтобы не съехать ни на сантиметр с такой узкой понтонной дороги! И доехать до берега, где стояли землянки.

В одной из них ночевала старшина медицинской службы Елена. Хотя «ночевала» – это слишком громко сказано. Почти круглые сутки на ногах. Вот и в тот день уснуть не удалось. Шофёра одного грузовика ранило ещё в кабине. Он вывалился на лёд. Стал цепляться за него, но лёд затрещал, обломился.

– Держись, держись, миленький! – кричала Елена, подползая к раненому, чьи руки уже были в воде. Она уцепилась за ноги мужчины, пытаясь потянуть их на себя, но почувствовала, что такая тяжесть сама увлекает ее под лёд…

Потом уже спасали и его, и её. Не бросали, рискуя и своими жизнями. Наконец раненого отправили в санчасть, а её – в землянку отогреваться и успокаиваться. Ей налили кипятка, дали кусочек хлеба, а ещё кусочек самой настоящей копчёной колбасы. До сих пор Елена Ивановна помнит её запах. Съела-то не сразу. Как и хлеб. Да и некогда было «чаи гонять». Снова обстрел, снова на Дорогу жизни…

Уже после Победы стала Елена сибирячкой. Приехала в Кемерово к родным, которых эвакуировали сюда в годы войны. Снимала угол у одной хорошей женщины. Она-то и познакомила Елену со своим двоюродным братом Николаем Непомнящим. Он стал первым и единственным для Елены. Вновь расцвела она, как на крыльях летала, забыв про осколок в теле. При непогоде он ныл, а Елена… пела.

– Счастливая ты! – говорили ей, завидуя. Ведь не слишком много было свободных женихов после войны. А Николай – настоящий мужчина! Да и Елена не отрицала, что он самый лучший на свете.

Однако счастье в личной жизни бывшего санинструктора продолжалось недолго. Умер Николай от тяжёлой болезни. Стала Елена вдовой. От тоски спасала работа на заводе «Кузбассэлектромотор». Там Елена Ивановна была сменным мастером. Ударницей. Победителем социалистического соревнования. В общем, пришлось кадровикам вкладыш вставлять в её трудовую книжку, чтобы записывать сведения о награждениях и поощрениях. От завода получила квартиру, где живёт и сегодня, не желая перемены адреса. Потому что под окном – рябины. И они стали родными.

Родными людьми Елена Ивановна тоже не обижена. Помогают, навещают. Потому и отказалась она от услуг соцработника. Жаль, конечно, что нет своих детей. Не смогла стать матерью. Доктора сказали, что слишком истощён организм. Так ей война аукнулась.

– Но праздников-то у меня всё равно много, – вновь улыбается Елена Ивановна. – Вместе с мужчинами поздравляют меня и с 23 февраля. Как защитницу Отечества. В годовщины снятия блокады тоже звонят, на встречи приглашают. Я и блокадницей считаюсь, и удостоверение участника Великой Отечественной войны у меня есть. Так что 9 Мая – тоже мой день. А 8 Марта – само собой разумеющееся. Была и остаюсь женщиной. Кстати, как я выгляжу?

Отвечаю, не кривя душой, что выглядит она действительно хорошо.

– Это потому, что я жизнь люблю. И жить. И петь, – объясняет Елена Ивановна. – Раньше ни одной премьеры в Театре оперетты не пропускала. И на концерты в филармонию ходила. А сейчас уже не побежать… Нет-нет, вы не подумайте, что я жалуюсь…

Она снова подходит к окну, смотрит на рябину. Дерево ещё в снежинках, а не в цветах, как весной. Но весна-то уже на пороге. Девяносто третьей будет она для Елены Ивановны. Ты это слышишь, тонкая рябина?

Галина Бабанакова.
г. Кемерово.