Не берите органы на небо!

В Кемерове в один день были проведены трансплантации сердца, печени и почек (почки пересадили двум разным пациентам). Так один донор спас сразу четыре жизни

Самой молодой пациенткой из этой группы стала 17-летняя Оксана. Двумя годами ранее у нее выявили тяжелое нарушение обмена веществ, которое привело к циррозу печени – одного из самых сложных органов человеческого организма.
Оксана говорит, что до этого она чувствовала себя нормально, даже простужалась редко. Ухудшение наступило внезапно: однажды на уроке закололо в правом боку, и она сильно отекла. Девочку срочно госпитализировали и после обследования направили в Кузбасский гепатологический центр.
Потом Оксана еще несколько раз ложилась в стационар – для поддерживающей терапии. Но силы все равно таяли: она спала теперь не только ночью, но и днем…
На трансплантацию ее вызвали прямо с занятий (органы пересаживают не по очереди, а при условии максимальной биологической совместимости пары «донор — реципиент»). Очнувшись после наркоза, Оксана почувствовала, что ее словно умыли живой водой.
Раньше у девочки было два заветных желания: заняться боксом и научиться фотографировать. До бокса дело, видимо, уже не дойдет. А вот к фотоживописи она планирует вернуться. Говорит, больше всего ей нравилось снимать зимние пейзажи и сценки с людьми. Еще она мечтает со временем стать мамой минимум троих детей. И это реально: теперь она получает лекарства, позволяющие контролировать основное заболевание, которое разрушило ее собственную печень.
Наталья по специальности терапевт, за развитием своей болезни она наблюдала профессионально. «Первый звоночек» прозвенел еще во время беременности, когда на второй половине срока вдруг начались токсикоз и скачки давления. Надеялась, что обойдется. Увы: почечная недостаточность нарастала, анализы ухудшались…
В марте этого года Наталья легла в облбольницу: обследоваться перед направлением на гемодиализ. Но тут «случился» донор. Как врач, она понимала, что трансплантация предпочтительнее. И что ей повезло: в листе ожидания стояли десятки пациентов, а параметры нового донора совпали с ее параметрами.
Знала Наталья и то, что любую операцию лучше проводить на этапе, когда резервы больного до конца не исчерпаны. Иначе лечение станет «кнутом» для «загнанной лошади»: подстегнуть организм можно, получить эффект – сложно…
Сейчас ее организм потихоньку справляется со стрессом, вызванным трансплантацией. А она строит планы на будущее. Из долгосрочного –поднять сына и когда-нибудь порадоваться внукам. Мечта «средней дальности» – съездить в Самару, где живут мама и сестры. А первостепенная – выбраться наконец-то на дачу, к своему цветнику: в этом году она решила высадить новый сорт роз. А дома ее уже заждались любимые орхидеи…

Дмитрий – офицер запаса, служил на Балтийском флоте, хотя вообще-то родом он из Кузбасса. Проблемы с почками начались в 2009 году, после увольнения из армии. Сначала его лечили медикаментами, но заболевание прогрессировало. В 2015-м Дмитрий стал диализным пациентом: трижды в неделю его стали «подключать» к аппарату «искусственная почка», без которого он уже не мог обходиться.
Процедура гемодиализа длится четыре часа. После нее пациенту нужно прийти в себя. А назавтра, накануне очередного сеанса, призванного освободить организм от лишней жидкости и токсинов, он вновь чувствует себя неважно… Работать при таком раскладе сложно, поэтому диализным пациентам назначают инвалидность.
«Но я работал, – уточняет Дмитрий. – И хотя это была частная фирма, к моим проблемам там относились с пониманием. А меня это напрягало. Нефрологическая служба в Калининграде сильная, а трансплантология не развита вообще. И я вернулся в Кузбасс, записался в лист ожидания на пересадку почки. Таким, как я, донорский орган возвращает привычный ритм жизни. Нет привязки к гемодиализу, ты сам хозяин своего времени и своей судьбы. Мне всего 45 лет – столько еще можно успеть!..»
Из «обязательной программы»: он уже родил двух сыновей и посадил несколько деревьев. А вот дом не достроил. Еще, признается, очень хочет посмотреть мир. Ведь пока служил, был невыездным.

Сергею из деревни Почитанка Ижморского района 51 год. Лет до 40, по словам супруги Светланы, был он «крепким деревенским мужиком». А когда в 2006 году вернулся с вахты из Нижневартовска, оба поняли: со здоровьем его что-то не так. Думали на желудок, а оказалось – сердце.
Все эти годы Сергей наблюдался в кардиоцентре, но… В последнее время, говорит, и двух шагов пройти не мог, начинал задыхаться. Поэтому, когда врачи предложили подумать о трансплантации, согласился сразу. В семье пятеро детей: двое родных и трое приемных. Старшие сыновья живут хоть и по соседству, но отдельно, своими семьями. А младшие (школьница и двое трехлеток) – с мамой и с папой. Да он права не имел подвести жену!
Врачи объяснили Сергею, что с новым сердцем вернуться к привычной жизни можно будет не раньше чем через год. И сейчас он, не умеющий бездельничать, изо всех сил старается дозировать нагрузку. Из живности в хозяйстве остались лишь козы да куры, с которыми родные стараются управляться без него. И на участок размером в 22 сотки его пока тоже не пускают. На участке они еще раньше начали высаживать яблони, по нескольку штук в год. Сергей родом из деревни Успенка, славившейся когда-то яблоневыми садами да земляничными полянами. Деревни той на карте Кузбасса давно уже нет, а мечта разбить рядом с домом яблоневый сад осталась…

Вообще и в частности
Пока беда не коснулась моих собеседников лично, никто из них вообще не задумывался о проблемах трансплантации. А сегодня они и их семьи испытывают безмерную благодарость к безвестному для них донору…
К трансплантации врачи прибегают тогда, когда все другие методы лечения исчерпали себя и иных способов продлить человеку жизнь не остается. Во всем мире трансплантация развивается преимущественно за счет посмертного донорства. Причем на Западе трансплантологи еще полвека назад доказали необходимость и возможность забора органов на основании смерти мозга пациента.
Тогда же были определены и критерии мозговой смерти, позволяющие четко дифференцировать, когда человек перестает существовать как индивидуум и превращается в «препарат», дыхание и сердцебиение которого поддерживает медоборудование. (Такое случается после тяжелых черепно-мозговых травм или гибели мозга в результате заболеваний.) Диагноз «смерть мозга» позволяет на работающем сердце проводить забор сразу нескольких органов и спасать несколько жизней. После остановки сердца пересадить можно только сравнительно «неприхотливую» почку, все остальные органы погибают…
В России закон тоже разрешает проводить забор органов на основании смерти мозга. И в Кузбассе, например, статус донорских баз имеют 12 больниц. Однако в 2014 году у нас было выполнено только семь мультиорганных трансплантаций, в 2015-м – четыре.
Объяснений несколько. Это и нездоровье потенциальных доноров, и лимит на проведение дорогостоящих трансплантаций (пересадка одного органа обходится государству примерно в
800 тыс. руб.). Однако на первый план сегодня выходят отсутствие программы органного донорства и по-прежнему неоднозначное отношение общества к так называемой презумпции согласия. Той самой, что позволяет больницам проводить забор органов умершего пациента, если при жизни он не заявил о своем несогласии на эту процедуру и нет оснований полагать, что он был против.

Нет донора –
нет трансплантации
«Если донорского органа нет, то и пересадки нет тоже, – констатирует главный трансплантолог Кузбасса Александр Сальмайер. – А чтобы провести забор, необходимо выполнить целый комплекс мероприятий. Собрать консилиум врачей, имеющих право коллегиально установить диагноз смерти мозга. Провести дорогостоящие исследования, позволяющие исключить даже тень сомнения на этот счет. Обследовать потенциального донора на предмет заразных инфекций: туберкулеза, гепатита, сифилиса, ВИЧ… И так далее. Всё это стоит денег. И до сих пор каждый регион пытался решать проблемы по-своему.
В настоящее время в России наконец-то предпринята попытка наладить федеральное финансирование этого важнейшего раздела трансплантологии. Мы получили документ Минздрава о предполагаемом распределении межбюджетных трансферов для развития органного донорства. В программу включено 24 региона. По объему финансирования, наша область стоит на пятом месте: на 2016 год нам обещано почти семь миллионов рублей».
Что же касается презумпции согласия на посмертный забор органов, то в различных регионах РФ вокруг этой темы до сих пор вспыхивают конфликты. В этой связи любопытен опыт Беларуси.
Сегодня по количеству выполняемых за год пересадок различных органов она лишь немного отстает от Германии. Рост трансплантаций начался там в 2008 году. Потому что президент Лукашенко поручил прокуратуре проводить так называемый «донорский аудит». И главврачи всех больниц, имеющих статус донорских баз, несут персональную ответственность за посмертный забор органов. Если они не сообщают трансплантологам о наличии потенциального донора, это расценивается как уголовное преступление. Такой вот административно-правовой подход.
Хотя лично мне больше нравится пример Испании. Еще недавно к вопросам органного донорства общество относилось там примерно так, как сегодня в России. Но благодаря усилиям государства, церкви и СМИ отношение изменилось в лучшую сторону. И до сих пор там перед входом в больницы, церкви, магазины и другие посещаемые места можно видеть плакаты примерно такого содержания: «Не берите ваши органы с собой на небо. Там они вам уже не понадобятся, а здесь, на земле, они очень нужны людям!».

Валентина Акимова.

Опубликовано 27 апреля 2016 года