Читатель

Национальная история на десерт.

Редьярд Киплинг. Сказки Старой Англии.
Пер. с англ. М. Бородицкой, Г. Кружкова,
Т. Чернышевой. М., Иностранка, СПб., Азбука, 2014. 512 с.

В последние годы идут такие настойчивые дебаты о едином школьном учебнике родной истории, как будто от этого и впрямь зависят судьбы отечества. На самом деле более или менее все равно, кто внушит большинству школьников отвращение к историографии; в сухом остатке все равно останутся лишь несколько дат и имен. А набор общедоступных исторических мифов так или иначе сформируют ТВ и кинематограф.
Если и появится когда-нибудь книжка для подростков, способная привить любовь к истории, она должна быть подобна «Сказкам Старой Англии» Киплинга. У нас эта книга гораздо менее известна, чем «Книги джунглей» про звереныша Маугли или сказки Киплинга для самых маленьких, вроде истории про слоненка и его хобот. Между тем Киплинг написал ее в расцвете своего таланта, и она не уступит лучшим образцам его прозы ни в рассуждении языка, ни в рассуждении фантазии. В книжку входит два больших цикла рассказов, объединенных фигурой повествователя, шекспировского эльфа Пака и фигурами слушателей, подростков Дана и Уны, проводящих два безмятежных лета в деревне.
Рассказы охватывают в совокупности большинство исторических эпох, от каменного века и ранней бронзы до наполеоновских войн. Имеется, впрочем, ощутимое зияние – XIV и XV века, вой-на Алой и Белой розы и сопутствующие события. Но, как справедливо отмечает переводчик Григорий Кружков, это время исторических хроник Шекспира, а от них у британского школьника что-нибудь в памяти да задержится, примерно как у нас от пушкинских «Полтавы» и «Капитанской дочки».
Появляются в повествовании Киплинга и мифические фигуры: например, старый кузнец Вейланд (он же Вёлунд, Виланд и Воланд) в первом же рассказе. Когда-то грозный Кузнец Богов, он деградирует на склоне лет до простого деревенского коваля.
«Можете вообразить, что я почувствовал, когда из-за дуба вылез седобородый, старый кузнец в кожаном переднике и стал подковывать захромавшую лошадь. Это был Виланд собственной персоной. Пораженный, я выскочил из кустов и спросил: «Ради всех богов! – что ты здесь делаешь, Виланд?» Он отбросил со лба длинную прядь волос, вгляделся (видно, не сразу меня признал). А потом ответил: «Будто ты не видишь! Ты же сам предсказал мне это, старина. Вот – подковываю лошадей, подрабатываю маленько. Я больше не Виланд. Вейландом меня кличут, придорожным кузнецом»… Потом зажмурился и молвил с горькой улыбкой: «В прежние времена я бы даже в жертву не принял эту полудохлую клячу, а теперь подковываю ее за медный пенни».
Именно Вёлунду приписывалось создание Эскалибура, меча короля Артура, а также мечей Зигфрида и Беовульфа. Кузнечному мастерству он учился у великана Мимира и карликов-двергов с горы Каллав. Он считался также князем альвов, то есть светлых эльфов, хотя когда он успевал ими править, решительно непонятно. Когда язычество было вытеснено в подполье, Вёлунд приобрел бесовские черты, превратившись в Cатану или его ближайшего приспешника. Именно от него происходит булгаковский Воланд.
Кто смог бы создать подобную книгу по-русски и о русской истории? На самом деле она давно написана, только ее придется представить в виде антологии. Из сказок Пушкина и Жуковского, из «Страшной мести», «Вия» и «Тараса Бульбы» Гоголя, из отрывков «Истории одного города» Щедрина, из стихотворных миниатюр Алексея Толстого и прозаических – Юрия Тынянова, из эпизодов сказочной эпопеи Михаила Успенского. А промежутки можно заполнить фрагментами из Костомарова и Тарле, лучших стилистов среди русских историков.
Правда, русский вариант подобной книги получился бы и более смешным, и более язвительным, кисло-сладким. Ничего не поделаешь: не умеем мы любить свою родину с закрытыми глазами. У Киплинга подобные моменты, конечно, тоже присутствуют, но они задрапированы рыцарско-романтическим ореолом и несколько засахарены.

Разбор полетов
над гнездом кукушки

Гастон Башляр. Поэтика пространства.
Пер. с франц. Нины Кулиш. М., Ад Маргинем Пресс, 2014. 352 с.

Башляр – самый общедоступный из французских философов ХХ века, не в ущерб тонкости и яркости. По первой профессии математик и химик, он всю жизнь исследовал свойства человеческого воображения на примере созданий поэтов. Славу ему доставили пять книг о поэтике стихий: «Психоанализ огня», «Вода и грезы», «Грезы о воздухе», «Земля и грезы воли», «Земля и грезы о покое». Известен он и как тонкий интерпретатор естественно-научных теорий, в том числе химер квантовой механики.
«Поэтика пространства» – поздняя книга философа. Она исследует пространственные образы частной жизни: дом с подземельями и чердаками, сундуки и шкафы, раковина и гнездо (образы рождения и детства) и т. п. Вот отрывок, выросший из одной фразы принца Гамлета: «Я помешан только при норд-весте, а при южном ветре сумею отличить кукушку от ястреба» (в переносном смысле: способен различить, что к чему).
«Кукушку, как многих представителей живого мира, мы знаем только по имени, но никогда не видели своими глазами. Кто отличит рыжую кукушку от серой? Разве не считалось когда-то, говорит аббат де Вальмон, что серая кукушка со временем становится рыжей, что серые откочевывают на север, а рыжие – на юг, поэтому тех и других никогда не увидишь в одном месте… По словам аббата Венсело, древние думали, что кукушка может превращаться в ястреба. Когда я размышляю над этой легендой и вспоминаю, что кукушка якобы ворует яйца, мне кажется, что история о кукушке, превращающейся в ястреба, сводится к известному выражению: «Сегодня вор, завтра убийца».
Жаль, что Гастон Башляр не знал нашего Трофима Лысенко. У того была богатая идея, что кукушки самозарождаются в чужих гнездах под воздействием лесного кукования. Одной этой мифологемы французскому философу хватило бы на целую главу.
Олег ТРЕТЬЯКОВ.

Книги предоставлены магазином «Аристотель».