Кистеперая природа, или Следы на снегу

Главное качество живописной манеры и живописной карьеры Анатолия Чернова – последовательность, в самом буквальном и даже каламбурном смысле этого слова.

Он представитель известной кемеровской династии: живописцами были его отец Сергей Чернов и дядя, народный художник России Павел Чернов. Так что Анатолий Сергеевич с детства был обречен на сравнение со старшими родственниками.

Кроме того, он житель известной деревни Ивановки в Крапивинском районе; колонию художников там основал когда-то Виктор Зевакин; наш герой и здесь выступает в качестве последователя. А в более широком смысле пейзаж родимых мест всегда был магистральным жанром сибирских художников, так что и тут Анатолию Чернову трудно было изобрести что-то оригинальное.

Манера живописи «третьего Чернова» также сугубо традиционна. Если выставить его картины анонимно и в незнакомом городе, многие примут его за живописца 1950-х годов. Как будто с тех пор не сменялись многочисленные моды в искусстве: «суровый стиль» и фотореализм, отвлеченная мифологичность и перестроечная социальность, сибирская архаика, православная клерикальность и откровенная эклектика. Но в этом ничего зазорного нет: напротив, именно этим последовательным консерватизмом Анатолий Чернов и интересен.

Его полотна узнаваемы благодаря дробному и пестрому пуантилистскому мазку, но их трудно назвать стильными. Манера здесь никогда не превращается в самоцель и не становится главным содержанием картины. Его полотна аналитичны, однако не ставят целью открыть нечто принципиально новое. Скорее уж обнаружить невиданное в известном. Его полотна нарядны, но не элегантны: декоративные качества никогда не деформируют содержания. В этом смысле название выставки «Природы волшебная кисть» принципиально: дескать, природа сама творит свои композиции, детали формы и эффекты освещения, а мы у нее смиренно учимся и стараемся что-нибудь этакое подметить.

Юбилейная выставка Анатолия Чернова в кемеровском Доме художников открылась 27 февраля при большом стечении коллег и публики. В главном зале не то чтобы яблоку негде было упасть, не будем преувеличивать. Но и протолкнуться поближе, чтобы лицезреть героя торжества и лучше расслушать выступавших, никак не получилось бы.
И, кстати, о выступавших. Искусствовед Марина Чертогова, самый авторитетный знаток творчества кузбасских художников, подчеркнула необыкновенную плодовитость Чернова и в то же время его коммерческую успешность. Бывает, его мастерская заставлена новыми полотнами так, что дверь плохо закрывается; а придешь через некоторое время – в ней снова просторно. «А где работы?» – «Разошлись…»

И в самом деле, предыдущая масштабная выставка Чернова прошла полтора года назад, в июне, в Кемеровском областном музее изобразительных искусств. Открылась она к Дню города, и представлены на ней были в основном кемеровские городские пейзажи. В нынешнюю экспозицию – а в ней около сотни живописных произведений – оттуда попали только считаные полотна. Представлены здесь преимущественно виды сибирской природы и натюрморты. И все это работы последних лет: самые ранние датированы 2010–2011 годами.
Любимые мотивы Чернова – тонкие эффекты освещения, любимое время года – зима и ранняя весна. Между прочим, на прошлой выставке он даже намеревался выставить только зимние городские пейзажи и назвать выставку «Белый город». Однако к нынешней экспозиции название типа «Белая земля» (или, как у Блока, «Земля в снегу»), конечно, не подошло бы.

Во-первых, зимние виды здесь – какие угодно, только не белые. Мрачные и веселые, голубоватые и лиловые, с рассветными всполохами и бликами, залитые ярким полуденным солнцем, тонущие в сумерках. Есть, впрочем, «Белая тайга» – большое полотно, изображающее могучие заснеженные пихты, с этаким былинным акцентом. Но и тут Чернов не поддался искушению воспроизвести нечто эмблематическое и мифологическое в духе Васнецова. Предмет изображения здесь – не лес, а таинственный и даже несколько зловещий сумрак. То есть опять-таки световой эффект.
Во-вторых, экспозиция достаточно пестра и разно-образна. Здесь немало пейзажей летних и осенних. Есть вариации и в манере: некоторые полотна (например, «Солнечный день») выполнены нехарактерным для Чернова широким «коровинским» мазком. Часто в пейзаж вписаны животные – коровы, лошади, сороки. Иногда пейзаж превращается в жанр благодаря запряженной лошадке («Последний обоз»). Иногда – в подобие концептуального полотна («Налетели»), где изображены сороки, равномерно распределенные в кроне рябины.

Немало на выставке и натюрмортов. Развешаны они таким образом, что можно проследить развитие параллельных мотивов. «Осенние подсолнухи»: натюрморт опять-таки с сороками. Просто «Подсолнухи» на домо-
тканой подстилке. Рядом еще подсолнухи, но уже на корню, на деревенском огороде, под названием «Вечереет». И, боже упаси, никакого Ван Гога.
А вот программные работы «Гроза на черемуху» и «Луна на сирень» Анатолий Чернов почему-то постеснялся повесить рядом, подчеркнув единство приема сходством названий. Между тем именно здесь его излюбленные световые эффекты выявлены особенно изощренно.

Олег ТРЕТЬЯКОВ.