Одни дома

Валентина Дмитриевна Ваганова — Петрова, дочка солдата Ваганова, недавно отметила 80-летие.

Письмо с фронта 73-летней давности добралось до детей солдата,
прождавших его всю войну в избе без взрослых на таежной заимке.

Жизнь детей Вагановых – Феди, Андрюши и Валечки, росших без мамы, круто изменилась в 1942-м. Проводив отца на фронт, пообещав вести себя хорошо, сироты остались на хозяйстве одни, на краю заимки в таштагольской тайге…
И по ночам, подышав на оледенелое стекло в окне и загадав на морозную луну: «Хоть бы тятя вернулся», они, два брата, 12 и 11 лет, и 7-летняя сестричка, взявшись за руки, мечтали:
— Хоть бы тятя письмо прислал!
…Прошло 73 года. И уже давно седые Федор, Андрей и Валентина, собравшись у Вали, считая, сколько на всех у них детей, внуков, правнуков, так же звёздной ночью взялись по-детски, в порыве, за руки…
— А вдруг тятя сейчас в избу войдет?! Это у меня из детства нашего, из сердца, столько лет ждущего, в ту минуту вырвалось, — рассказывает бабушка Валя, и голос её рвется от слез… и радости! Ведь сила общей детской мечты, как и общей молитвы, и правда, великая! Прошло после той последней встречи братьев с сестрой всего ничего… И их, детей красноармейца Ваганова, пропавшего без вести в Великой Отечественной, разыскали поисковики. Передали: отец, не успев прислать при жизни ни одного письма, помнил о детях до самой своей последней минуты…

Хозяйка

— Я родилась на заимке в трех километрах от села Малый Карон. Ни заимки, ни Малого Карона давно нет на карте. А тогда неподалеку работали старатели, они в тайге золото мыли. И отец Дмитрий Петрович на генераторе работал, ток давал…
Мама Агафья умерла, когда мне, младшей, всего полтора годика было. Я всё пыталась её разбудить, щекотала перышком на похоронах, и, глядя на меня, все еще больше плакали, — вспоминает 80-летняя Валентина Дмитриевна. – Потом отец долго был один… Но перед войной привез на заимку мачеху из села…
И, похоже, то был вынужденный шаг. Ведь за детьми нужен был присмотр. А с его стороны была обещана спокойная трезвая работящая жизнь и надежный заработок.
— Вообще-то нас было пятеро детей. Только перед войной взрослая сестра Анфиса, вый-дя замуж за военного, уехала. И взрослый брат Степан перед вой-
ной ушел в армию. Дома остались мы, трое младших, — поясняет Валентина Дмитриевна. — А как пришла война и отца в военкомат вызвали, так через несколько месяцев мачеха собрала всё свое и не свое, даже нашу старую стиральную доску в скарб сложила… И со словами: «Пропал ваш тятька, а я с вами с голоду подыхать не хочу» исчезла… Больше мы ее никогда не видали.
Что же было самым тяжким для Вали, малышки, ставшей в доме хозяйкой? Стирка в ледяном таежном ручье. Огород на крутой сопке, который они, дети, убирали до последней, до самой мизерной таежной картошины… А когда раз в месяц или в месяцы привозили скудный паек – муку, дети затевали блины, и Валя заводила тесто, мешая скупую горстку муки с травой. И лила тесто в сковородку, которую держал Андрейка. Сама поднять сковородку, худая — кожа да кости, не могла…
А когда всё в избе из еды поздней сибирской весной совсем заканчивалось, дети шли искать в тайге золото…
— Старатели уж на сотни раз просеяли песок. Но мы все равно надеялись, шли по их следам, рылись и рылись на отвалах. И Бог нас берег – мы находили крупиночки золотые, сдавали их. Взамен нам выдавали в конторе, как и старателям, «боны», такие жетоны, с которыми мы бежали в магазин, брали жир типа маргарина да крупу…
…Когда война уж перевалила за середину, ожидание победы стало расти, расти… А в избе Вагановых – втройне (ведь дети, выживавшие одни, без взрослых, жили только надеждой, что отец, пропавший без вести, хоть калека, хоть из плена, с окончанием войны непременно найдется, вернется к ним)…
— То были самые тяжелые годы. Братья хоть и ладились помогать геологам, старателям, приносили гроши. Федя раз хлеба принес – мы на всю войну это запомнили, — вспоминает Валентина Дмитриевна. – В общем, пусто в избе было. Но чтобы в детский дом пойти – нет, мы были не согласны. Отец же наказал ждать его дома. А голодно было так, что раз приехал на заимку налоговый инспектор, нагнулся в дверях, зашел со словами: «Хозяйка, налог надо платить…» И, увидев нас, детей, узнав, что живем одни всю войну, осекся, ушел и больше не приходил. Так мы и жили, на картошке, корову помогала доить соседка, сено, дрова – всё сами…

Знак

В 1945-м, на Крещение, Валя, надеясь, что где-то жив их отец, но душой понимая, что, верно, нет его уже на земле, попросила соседку Анну Егоровну помочь ей погадать «на тятю».
— Соседка пришла к нам ворожить. Налила стакан воды, положила в него кольцо, сказала мне встать со стаканом у печки, вглядеться в колечко. И в неровном свете я увидела поляну, яму с недосыпанным бугорком. Сказала соседке. А она: «Не смотри дальше, нельзя. Да и ясно: погиб ваш отец, ты могилу его увидала». Но я верила и не верила.
А 9 мая, когда садили картошку, по огородам понеслось: «Победа!» Из семи изб, что стояли на заимке, ни в одну ни один солдат не вернулся… В 1948-м же старшая сестра Анфиса с мужем, демобилизовавшись, приехали на Алтай. И, купив домишко, забрали к себе Валю, Федю, Андрея. Отцовский дом дети, уезжая, продали за полтора кило масла.
— Так сестра с мужем нас и вырастили потом, выучили, братья мои – электрики, я – портниха. Но всю жизнь мы хотели найти могилу отца… Ведь видела же я ее в ворожбе, — говорит Валентина Дмитриевна.

Поисковики перезахоронили тела найденных 30 солдат в августе 2014-го, и останки Дмитрия Ваганова тоже.

И всё сбылось. Этим летом поисковики из Карелии в очередной раз приехали на болота, где в апреле-мае 1942-го сгинуло в наступлении и в окружении много солдат из 238-го стрелкового полка. То была Кестеньгская операция — против немцев и финнов, в которой погибли пять тысяч солдат противника и одиннадцать тысяч «наших». Но «наши» погибли не зря, они смогли сдвинуть линию фронта на запад на 4-5 км, подальше от железной дороги. И в условиях Крайнего Севера это был подвиг. Да и на лето 1942-го той операцией наши все планы у немцев на наступление на севере отбили…
Как написал один из поисковиков, Евгений Парыгин, нынче на раскопках, на поляне со спиленным деревом и с вырезанной на стволе старой отметкой 30 (что означало, с пометкой по-фински, там закопано 30 тел), разрыли яму и нашли снаряжение и амуницию русских. В том числе медицинскую капсулу, из-под камфоры, заткнутую пробкой. А разобрали капсулу — в ней оказались скрученные документы солдата Ваганова. Единственные документы на 30 неизвестных солдат…
Главным же документом для детей бойца Ваганова стала квитанция о переводе 200 рублей. Значит, отец успел, скопив солдатскую зарплату, перед своим последним боем послать деньги детям на заимку… Что на них можно было купить? Стакан соли, кило хлеба… Неважно. А важно то, как сильна была его любовь к детям и тревога за них.
— Мы перевода тогда не получили… Ничего… Но, главное, весточки от отца, наконец, 73 года спустя, дождались, — вытирает слезы Валентина Дмитриевна. – В августе останки солдат поисковики перевезли на братское кладбище, там же, в Карелии, похоронили с почестями. И на могиле отца, наконец, появился бугорок…

Лариса Максименко.