Читатель

Сегодня в обзоре книжных новинок Ник Лейн. Лестница жизни. Десять величайших изобретений эволюции. и Арнальд Индридасон. Каменный мешок. Роман.

Чудеса биохимии: из грязи в князи 

Ник Лейн. Лестница жизни. Десять величайших изобретений эволюции. Пер. с англ. П. Петрова. Москва, АСТ, Corpus, 2013. 528 с.

Книжка была написана в 2009 году и вскоре удостоилась премии британского Королевского общества (аналог нашей Академии наук) как лучшая научно-популярная книга года. Ее автор – известный биохимик, сотрудник лондонского Университетского колледжа. Переводил книжку кандидат биологических наук, что, безусловно, правильно. Однако при этом некоторые лирические пассажи автора, боюсь, потеряли в выразительности.

Вот фразы из самого начала книжки: «На фоне всепоглощающей черноты космоса наша Земля выглядит манящим сине-зеленым шаром». Этот шар видели-то лишь два десятка человек с лунной орбиты, но подобных пошлостей написаны уже тысячи. «На лугах распускаются цветы, среди замысловатых кораллов прячутся стремительные золотистые рыбки, деревья тянутся к небу, животные гудят и топают, глядя на окружающий мир». Добавить возгласы типа «Чу!» и получатся нормальные «заметки фенолога», вечнозеленый газетный жанр… Подобные перлы способны с самого начала отвратить от книжки потенциальных читателей. Между тем прочесть ее стоит. Автор умеет доходчиво и обстоятельно разъяснить суть современных научных воззрений на самые фундаментальные вопросы. И в этом смысле демонстрирует несомненное повествовательное мастерство.

Десять изобретений биологической эволюции, которые выделяет Лейн, – это возникновение самой жизни, ДНК, фотосинтез, сложные организмы-эукариоты, половое размножение, движение, зрение, теплокровность, сознание и смерть. Не все главы одинаково интересны; скажем, про секс и сознание не говорится ничего принципиально нового или более глубокого по сравнению с другими подобными книжками. Зато когда речь заходит о происхождении жизни, тут у биохимика Лейна на руках все карты.

В 1920-х русский академик с говорящей фамилией Опарин предложил концепцию, по которой жизнь возникла в теплой водной среде, окруженной атмосферой, состоявшей главным образом из метана. Александр Опарин полагал, что первые моря изобиловали простейшими органическими молекулами-коацерватами, которые могли образовать белковые тела. В 1950-х американец Стэнли Миллер проверил эту идею. Он пропускал электрические разряды сквозь смесь метана, водорода, аммиака и водяного пара (ее называли «адским варевом») и получил аминокислоты. Электрические разряды в этом опыте играли роль молний, а газовая смесь казалась вероятной моделью ранней атмосферы. Позднее выяснилось, что все не так просто: ранняя земная атмосфера была богата скорее углекислотой, чем метаном. А аминокислоты – еще не залог возникновения жизни; их можно обнаружить и в метеоритах; если бульон из аминокислот герметически закрыть, жизнь в нем сама собою не зародится.

Подсчитано, что химической эволюции для образования первичных жизненных структур при земных условиях требуется 75 триллионов лет, что сильно превышает возраст вселенной. Но если повысить температуру и давление, можно уложиться в полмиллиарда лет. В этой связи перспективными казались «черные курильщики»: горячие гейзеры на дне океанов. Они выбрасывают кислый раствор соединений металлов и серы на десятки метров; в них есть все необходимые компоненты для образования жизни – и жизнь вокруг них действительно кишит. Получалось, что жизнь зародилась поистине в адских условиях.

Но в 2000-х и «черные курильщики» вышли из моды. Биохимики обратили внимание на другие гидротермальные источники на дне морском: они не кислые, а щелочные, и их столбы-курильщики не черные, а белые. Богословы облегченно вздохнули, но рано; в химии этих щелочных ключей также присутствуют сера, фосфор, железо и другие инфернальные компоненты.

Нынче, кстати, заговорили и о том, что первые протоклетки могли появиться и вокруг термальных источников на поверхности земли (кстати, это тоже была идея российских ученых – они высказали ее на основании ионного анализа металлов в подобной среде). Правда, Ник Лейн против этой гипотезы возражает. Но в книжке вы об этом уже не прочтете, придется самим порыться в сети.

Как бы то ни было, получается, что между живой и косной материей нет непреодолимой разницы. Недаром Карл Линней уделил в своей систематике место и кристаллам: как-никак они растут и обладают своего рода памятью.

Сонное царство: деревенский детектив

Арнальд Индридасон. Каменный мешок. Роман. Пер. с исландского И. Свердлова. М., Астрель, Corpus, 2013. 416 с.

Арнальд (на самом деле Арнальдур) Индридасон живет в Рейкьявике. Писатель он потомственный; в Исландии это не диковинка. Именно в этой стране наилучшим образом сохранился древний скандинавский эпос – стихотворные и прозаические саги. Во-первых, потому, что Исландия поздно приняла христианство, и миссионеры здесь были не слишком оголтелые: у викингов сильно не забалуешь. Во-вторых, здесь всегда высоко ценилось мастерство поэта и рассказчика, и нередко оно передавалось в одной семье из поколения в поколение.

Как-то мне довелось принимать у себя дома гостей-киношников. Девушка Саша, ученица моего приятеля – университетского преподавателя, поехала продолжать образование в США, да там и осталась. Задумав снять фильм о своей исторической родине, она раздобыла под это дело грант и приехала в Кемерово с оператором-американцем. Я ей рассказывал про мифологию горного дела; речь зашла, в частности, о нордических сагах, где немало героев-кузнецов. Мелькнуло в разговоре и имя Снорри Стурлусона – это один из самых знаменитых исландских скальдов (XIII век). Тут молчаливый оператор слегка возбудился: оказалось, он родом из Исландии и потомок этого самого Снорри по прямой линии. Я знал, что у исландцев длинные генеалогии не диковинка. Но все равно было приятно пожать ему руку: подержаться, так сказать, за тысячелетнюю традицию. Причем не выходя с собственной кухни.

Всё это объясняется еще и тем, что Исландия – страна маленькая, в ней и сегодня живет всего-то 300 тысяч человек. Островное положение также способствует тому, что все друг друга знают: обыкновенный эффект большой деревни. Эти особенности отразились и в цикле романов Индридасона с главным героем – детективом Эрлендом. На самом деле, как и большинство скандинавских детективов, это скорее социальные романы – по традиции, заведенной еще в 1960-х. А что в центре повествования обычно стоит убийство – это еще и дань собственной исландской традиции. В здешних сагах деяния, достойные рассказа, – это обыкновенно именно убийства, причем желательно коварные и заранее обдуманные, а не просто так, по пьянке.

«Каменный мешок» – четвертый роман из цикла про Эрленда (всего их десять, на русский переведены три). Действие развивается крайне неторопливо. При строительных работах в предместье Рейкьявика находят труп как минимум пятидесятилетней давности. На него слетаются, как мухи на мед, полицейские, археологи, геологи и газетчики. Пока археологи по всем правилам ведут раскопки, полицейские столь же неторопливо начинают рыться в архивах, опрашивать соседей и разыскивать долгожителей. Под это дело выделяют группу аж из трех человек.

Может показаться, что им всем там просто нечем заняться. Но нет, по ходу повествования выясняется, что в Исландии хватает наркоманов и наркопритонов (у главного героя дочка как раз наркоманка). И мужья, случается, колотят жен до полусмерти; и воровство, мошенничество, строительные и банковские аферы тоже не редкость; и ювенальной юстиции есть, где разгуляться. Но ничего не поделаешь, традиция: убийство всегда в центре внимания, а предки рассматриваются наравне с живыми. Почти как на Мадагаскаре, где мертвого и порядком попахивающего родителя, бывает, доставляют в лучший городской ресторан и радушно потчуют.

В книжке есть несколько эпизодов, окрашенных характерным мрачноватым юмором. Как все началось с того, что один студент-медик увидел, что годовалая девочка сидит на полу и грызет человеческую кость. Как детективы в ходе расследования уморили своими расспросами девяностолетнего старика, который и дышать-то мог только через кислородную маску. Как исландцы в 1910 году спасались от кометы Галлея: прошел слух, что в ее ядовитом хвосте задохнется все человечество; три десятка человек схоронились в газгольдере – огромной емкости для осветительного газа; дело кончилось грандиозною пьянкой и свальным грехом. В результате население острова изрядно увеличилось – этакий деревенский бэби-бум. И все это рассказывается крайне сдержанно и даже меланхолически; комизм или абсурд упрятан в подтекст.

Впрочем, этой поэтикой бесстрастия восхищался еще Хорхе Луис Борхес. В нескольких своих эссе он пересказывает эпизод одной из исландских саг. На хутор к герою являются враги. Стучат в дверь, он открывает, ему вонзают в грудь копье. Он говорит: «Эти широкие наконечники теперь в ход пошли, прежде такого не было», — и падает мертвым.

Иван ПЕТРОВ.

Книги предоставлены магазинами «Аристотель» и «Буква».