Читатель

Сегодня в книжном обзоре — Роман Владимира Сорокина  «Теллурия» и книга  Евгений Анисимова  «Толпа героев XVIII века»

Земля – кормилица, ее и кушай

Владимир Сорокин. Теллурия. Роман. М.: АСТ, Corpus, 2013. 448 с.

Сначала разберемся с химическим элементом под названием теллур. Относится к семейству металлоидов, название – от латинского tellus – земля. Впервые был найден в 1782 году в золотоносных рудах Трансильвании горным инспектором Францем Йозефом Мюллером (впоследствии барон фон Райхенштейн)». Уже смешно. Был найден на родине князя Дракулы обыкновенным Мюллером, который после этого превратился в Франкенштейна. «Микроколичества теллура всегда содержатся в живых организмах, его биологическая роль не выяснена… Попадание в организм вызывает тошноту, бронхиты, пневмонию… При отравлениях теллур выводится из организма в виде отвратительно пахнущих летучих соединений… Их запах напоминает запах чеснока». Ну понятно, где вампиры, там и чеснок. «Изотоп 128Te имеет самый долгий подтвержденный период полураспада из всех радионуклидов — 2,2 септиллиона лет, что примерно в 160 триллионов раз больше оценочного возраста Вселенной». Так вот она какая, вечность: тошнотворная и чесночком пахнет.

Главная область применения теллура – легирование свинца (который сам по себе металл зловещий). Сплавы теллуридов с селенидами собираются использовать «для производства

термоэлектрогенераторов с весьма высоким КПД». Что ж, любой деревенский колдун вам скажет, что если помножить силы Земли на силы Луны, то черт его знает что и выйдет. «Лучший материал для производства полупроводниковых холодильников – сплав теллура, висмута и цезия, который позволил получить рекордное охлаждение до −237 °C». Ага, где адский пламень, там и вечный лед. «Исключительное значение также получили сплавы кадмий-ртуть-теллур, которые обладают фантастическими характеристиками для обнаружения излучения от стартов ракет и наблюдения за противником из космоса». Ну просто готовый сюжет: а в конце шпиона ловят.

Разъясним также термин «теллурический»: принадлежащий земле или происходящий из нее. По большей части он применяется к неодушевленным субстанциям (металлам, рудам) или безличным силам (например, огню). В этом его отличие от термина «хтонический» (от греческого хтон – земля, почва), то есть связанный с идеей могилы и возрождения, тления и произрастания, смерти и воскресения. Хтоническими именуются подземные боги, противопоставленные светлым небесным богам.

В новом романе Сорокина Демократическая Республика Теллурия находится где-то на Алтае («Еще немного – и Уральские горы, за ними – ишимская степь, барабинские леса, Салаирский кряж, а там и Теллурия!»). Ее президент Жан-Франсуа Трокар и в самом деле напоминает небесного бога: он бывший командир крылатого легиона «Голубые шершни», выстроил свой дворец из черного гранита на южном склоне высочайшей алтайской вершины. Теллурия – весьма благополучная страна, потому что здесь добывают теллур, удивительный наркотик, который внедряется в человеческие головы с помощью обыкновенного гвоздя. Счастливые теллурийцы своего президента обожают.

Окрестности Теллурии нарезаны на феодальные лоскутики: из них состоит не только Россия, но и Европа, и Америка. Европа распалась в результате нашествия ваххабитов, которых, впрочем, остановили где-то под Марселем. Теперь в Рейнско-Вестфальской республике выбирают в канцлеры турка и чествуют национальных героев с югославскими фамилиями. Впрочем, откуда-то из Прованса новые тамплиеры собираются нанести по сарацинским собакам ответный удар («С нами вместе полетят воины Нидерландов, Шарлоттенбурга, Баварии, Силезии, Валахии, Галичины и Беломорья»).

Тем временем государством Подмосква заправляют православные большевики, на Урале бесчинствуют партизаны, в Рязани абсолютная монархия и псовая охота, в Дальневосточной республике бардак и коррупция. Как и в предыдущей повести Сорокина, чудесной «Метели», рядом с людьми мирно уживаются великаны и лилипуты. Впрочем, к ним прибавились туповатые кентавры и другие химерические существа – люди с песьими, ослиными и кабаньими головами, живые уды и т. п. Жизнь у всех у них не слишком страшная, скорее разнообразная: с одной стороны, отдает идиллией, с другой – в ней всегда есть место подвигу.

Вот отрывок из монолога Плотника – мастера по забиванию теллурических гвоздей: «Мир стал человеческого размера. Нации обрели себя. Человек перестал быть суммой технологий. Массовое производство доживает последние годы. Нет двух одинаковых гвоздей, которые мы забиваем в головы человечеству. Люди снова обрели чувство вещи, стали есть здоровую пищу, пересели на лошадей. Генная инженерия помогает человеку почувствовать свой истинный размер. Человек вернул себе веру в трансцендентальное. Вернул чувство времени. Мы больше никуда не торопимся. А главное — мы понимаем, что на Земле не может быть технологического рая. И вообще — рая, Земля дана нам как остров преодоления, и каждый выбирает — что и как преодолевать. Сам!»

Роман состоит из полусотни фрагментов-новелл с отдельными сюжетами, герои которых почти не пересекаются. Примерно так нарезал свои книжки американец Дос Пассос, хотя у него все-таки были сквозные персонажи, проходящие через весь роман. Сорокин поступает еще радикальней, выкладывая хитрую мозаику, где все пазлы разных оттенков. Главы, разумеется, стилизованы: телерепортаж, христианская молитва, отрывок из дневника, рыцарский роман, заговор-присушка, философский диалог, соцреалистический рассказ, былина, скетч, лубок, прокламация, бандитская сага в народном вкусе, поток ущербного сознания… Кое-где автор прибегает и к пародии, мешая например, гоголевского Рудого Панька с Тимуром Кибировым. Получается пестровато, но забавно – как у живописцев-пуантилистов. Впрочем, подобную структуру Сорокин уже опробовал в книжке «Сахарный Кремль».

В книжке мелькают буддист Виктор Олегович, дегустирующий собственный хвост, плясуны из деревень Большие и Малые Солоухи, а также Поэт Поэтович Гражданинов, умеющий делать антраша, хлопая жирными ляжками, причем этот хлопок почему-то называется «оппозиция». Налицо и несколько политических выпадов, хотя на самом деле это вовсе не политическая сатира, не антиутопия и даже не утопия. Это роман о счастье.

Единственная претензия к роману – в нем могло быть и побольше чисто теллурической образности. А то на всю Теллурию и Тартарию ни одного рудокопа или металлурга, не говоря уж о подземных богах и демонах. Даже тема теллура, что называется, «не раскрыта». Между тем он богат баснословными ресурсами и без всяких наркотических странствий, что мы и попытались показать.

С родной земли умри – не сходи

Евгений Анисимов. Толпа героев XVIII века. М.: Астрель, 2023. 668 с.

Интересно, что книжка Анисимова устроена точно так же, как книжка Сорокина, только обращена не в будущее, а в прошлое, и персонажи здесь невымышленные. А так сходство налицо: 60 глав об отдельных людях, вместе составляют картину целой вселенной.

Название, конечно, безобразное. Понятно, что автор пытался обыграть романтическую оппозицию «герой и толпа», но получился какой-то плоский оксюморон. Впрочем, Евгений Анисимов вообще пишет небрежно, не заботясь о слоге, злоупотребляя отточиями, восклицаньями, риторическими вопросами. Тем не менее получается легко и занимательно, хотя недоброжелатели скажут, что это легкость и занимательность чисто газетного толка, историку она не к лицу.

На это можно ответить, что легкомысленные историки и ныне живее всех живых, тогда как глубокомысленные зачастую известны только специалистам. Вздорного Светония, который интересовался только курьезами и ужасами, во все века читали охотнее, чем образцового Тацита. Скромного литератора Михаила Пыляева, собиравшего анекдоты про старую Москву и старый Петербург, писавшего без разбору про самоцветы и колокола, маскарады, театральные нравы и церковные реликвии, и сегодня переиздают, а сколько основательных историков XIX века прочно забыто: Википедия приводит почти полтораста фамилий.

Книжки Анисимова до сих пор по большей части были посвящены одному какому-то лицу или явлению: императрицам Елизавете Петровне и Анне Иоанновне, несчастному узнику Иоанну Антоновичу, истории политического сыска в России и т. п. Новая книжка носит характер скорее энциклопедический. Здесь приведены короткие очерки о деятелях XVIII века – по большей части правителях, политиках и царедворцах. Литераторов прискорбно мало: Ломоносов, Сумароков, Державин и Радищев; художников и того меньше, архитекторов и музыкантов нет вообще. Из простонародья – только Ванька Каин, знаменитый полусыщик-полувор (Емельяна Пугачева или Парашу Жемчугову все-таки считать простонародными персонажами невозможно). Впрочем, автор в своем праве – он пишет о тех, кто творил живую историю, а не материальную культуру. И все-таки жаль, что в книжке не нашлось места таким колоритным персонажам, как отец и сын Растрелли, Джакомо Кваренги, промышленники Строгановы и Демидовы, поэт Иван Барков, первый сибирский губернатор Матвей Гагарин, начальник Нерчинских заводов Василий Нарышкин, первый русский историк Василий Татищев.

Понятно также, что собрать героев целого столетия в не слишком толстой книжке – все равно что пересчитать ангелов на острие иглы. Впрочем, Анисимов не считает своих героев ни ангелами, ни демонами, и всегда подчеркивает, что они были обыкновенными людьми, просто талант или фортуна занесли их высоко (впрочем, тем больнее было падать – а падения случались гораздо чаще, чем теперь). Правда, у автора есть несколько навязчивых идей: например, что императрица Елизавета была красавица (хотя портреты ее, мягко говоря, этого не доказывают), или что Петр Великий был великий человек (хотя горя он своим современникам причинил больше, чем Иван Грозный).

Иногда случаются и легкие передержки. Скажем Иван Иванович Бецкой, сподвижник Екатерины II, если верить автору – чудесный, прекраснодушный человек, блестяще образованный, романтик государственной службы, воспитательные дома в России завел. И только мельком, почти между строк, говорится, что из своих воспитанниц Бецкой составил себе целый гарем. А скульптуры Растрелли-старшего, которыми был уставлен Петербург, хладнокровно отправил в переплавку, потому что не любил барокко, предпочитая модный классицизм.

Но все это не отменяет несомненных достоинств книжки Анисимова. Устройство ее сообщает какую-то особенную глубину эпохе и особенную выпуклость отдельным фигурам. И помогает понять, в чем они были на нас похожи, а в чем – кардинально отличались. Как любил повторять Михаил Гаспаров, Пушкин жил и творил не для нас, а для своих современников; к Петру и Екатерине, Ломоносову и Державину, Ваньке Каину или Емельке Пугачеву это относится в еще большей степени. Полезно сначала удивиться соотечественникам из XVIII века, как каким-нибудь марсианам, а потом уже пытаться различать знакомые черты. Книжка Анисимова создает своего рода кумулятивный эффект, способствуя такому обновленному зрению.

Аркадий ВЫРВАЛО.

Книги предоставлены магазинами «Аристотель» и «Буква».