Читатель

Маленький гешефт на костях

Гордон Чайлд.
Расцвет и падение древних цивилизаций.
Пер с англ.
С. Федорова.,
С.: Центрполиграф, 2012. 383 с.

Великий археолог Вир Гордон Чайлд (1892–1957) родился в Австралии, изучал древнюю историю и древние языки в Оксфорде, тогда же увлекся марксизмом. Вернувшись в Австралию, вступил в синдикалистский профсоюз «Индустриальные рабочие мира» (выходец из этого профсоюза Билл Хейвуд был в числе основателей Автономной индустриальной колонии Кузбасс» в Кемерове в 1920-х гг.), но быстро разочаровался в левых идеях; тем не менее марксизм наложил некоторый отпечаток на его научные труды. Чайлд снова уехал в Англию, трудился библиотекарем, потом возглавлял кафедру доисторической археологии в Эдинбурге и Институт археологии при Лондонском университете. Он был по большей части кабинетным ученым, однако побывал в экспедициях на Балканах, в Греции, Ираке и Индии и руководил раскопками на Британских островах. В конце жизни вернулся в Австралию, но из-за левых убеждений преподавать ему запретили. Он вышел на пенсию и через год погиб в австралийских Синих горах: упал с высоты 70 метров. Не исключено, что это было самоубийство: Чайлд в последние годы был удручен состоянием своего здоровья и угасанием интеллектуальных возможностей.
В Англии Чайлд до сих пор культовая фигура. Рассказывают, что он был типичным чудаковатым профессором, щеголял на раскопках в носках разного цвета, посреди лекции, забывшись, мог вдруг перейти на немецкий, португальский или древнегреческий язык. А впрочем, скорее, на британский манер, культивировал некоторую эксцентричность, чем проявлял действительную рассеянность. В СССР Чайлда не слишком привечали, хотя охотно переводили: бросаться немногочисленными союзниками на Западе не приходилось.
Гордон Чайлд обладал широким кругозором и огромной эрудицией. Но главный вклад его в науку – концепции «неолитической революции» и «городской революции». Как и полагается марксисту, в основу прогресса Чайлд помещает экономику, хотя и привлекает широкий круг мифологических и идеологических примеров. Переход от каменного века к древним цивилизациям, по его мнению, происходил посредством двух больших скачков. Неолитическая революция – это одомашнивание животных, земледелие и начало металлургии, распространение оседлых сельских общин. За нею следует городская революция: социальное расслоение и возникновение государства, ремесленная специализация, интенсивная экономика с внешней торговлей, возникновение письменности и начатков точных наук, монументальные постройки.
В заслугу Чайлду ставят и популярные книжки «Человек создает себя» (Man Makes Himself, 1936) и «Что произошло в истории» (What Happened in History, 1942), которые привлекли к археологии изрядное общественное внимание. Вторую книжку и издал ныне «Центрполиграф», снабдив завлекательным, по его мнению, названием.
Вообще-то серии книжек о древних культурах и мифологических традициях выходят в этом издательстве уже лет пятнадцать. Как правило, это переводы трудов, вышедших на Западе до 1973 года, чтобы не отчислять авторам гонораров. Научная их ценность невелика: все-таки археология, историческая лингвистика, этногенетика и тому подобные дисциплины развиваются быстро. Но некоторую просветительскую задачу эти книжки выполняют: неспециалистам бывает занятно почитать про древние культуры, мифы и нравы, а полную картину с учетом новейших достижений знать необязательно.
Но рецензируемая книжка – как раз пример того, как не надо издавать научную классику. Перевод – скорее всего, машинный, наспех поправленный, но крайне невразумительный; до смысла многих фраз добраться трудновато, попадаются и анекдотические ляпсусы (вроде таинственного «сирчит» вместо латинского сuprum – медь). К тому же анонимный редактор решил исправить классика и таки учесть научные достижения за последние полвека. При этом он не стал писать объемистое послесловие или прибегать к корректным подстраничным сноскам. Редактор полемизирует с Чайлдом прямо на страницах книжки, вставляя свои мнения, иногда сущеглупые, в скобках. Поэтому непонятно, кого мы, собственно, читаем: великого Чайлда, пусть и в скверном переводе, или же странный сократический диалог – в котором один из собеседников, увы, находится на положении препарируемого и лишен возможности ответить.
Всеобщее оглупление более всего заметно не в телевизоре и не в интернете, а в книгоиздательской практике. Бедный Чайлд был недоволен положением вещей в Стране Советов; интересно, что бы он сказал про нынешнюю Россию.

Оловянная чума и сахарное рабство

Пенни Лекуотер,
Джей Беренсон.
Пуговицы Наполеона. Семнадцать молекул, которые изменили мир. Пер. с англ.
кандидата химических наук Татьяны Мосоловой.
М.: Астрель, Corpus, 2013.
448 с.

Популярная и вполне доброкачественная книжка (как и большинство изданий, подготовленных фондом «Династия») про химические соединения, сыгравшие большую роль в истории человечества. Как характеризуют ее сами авторы, «книга не об истории химии, а о химии в истории». По большей части это органическая химия, но исключения делаются для каменной соли и некоторых металлов.
Например, во время наполеоновского похода в Россию в 1812 году, как утверждают авторы, пуговицы французских солдат были сделаны из олова, а оно при низкой температуре способно менять структуру, превращаясь в металлический порошок, или «серое олово». То есть французы, вместо того чтобы воевать, вынуждены были поддерживать штаны. Есть много версий, что же на самом деле погубило наполеоновскую армию: ранняя зима; хладнокровие Барклая и Кутузова; дизентерия, от которой будто бы погибло больше французов, чем от холода и неприятельского огня; наконец, «дубина народной войны»… На самом деле разгадка проста: всему виною глупость самого Бонапарта, который полез очертя голову в Россию, на зиму глядя, и не позаботился даже о теплом обмундировании для своих солдат.
Но такая болезнь олова действительно известна; когда-то ее именовали «оловянным волком» и «оловянною чумой». Доводилось читать, что она стала причиной гибели экспедиции англичанина Роберта Скотта на Южный полюс, ровно через сто лет после наполеоновской эскапады. Дескать, все запасы горючего экспедиции хранились в сосудах, запаянных оловом; от холода они распаялись, и полярники остались без топлива. Между прочим, если включить фантазию, можно представить, что от наполеоновского фиаско пошла мифологема стойкого оловянного солдатика, выдуманная Андерсеном – хотя
этот солдатик погиб и не от холода, а от огня, а мода на игрушечные армии началась еще в XVIII столетии.
Прочие построения авторов книжки построены на столь же незамысловатых натяжках. Страсть европейцев к пряностям и миф, будто мускатный орех предохраняет от чумы, вызвали открытие Америки и плавание Магеллана вокруг света. Бум работорговли произошел из-за сахара – африканских негров везли на плантации сахарного тростника в Бразилии и на островах Карибского моря. Гражданскую войну в США вызвал хлопок, и т. д. Впрочем, все это только повод рассказать об удивительных структурных свойствах ароматических углеводородов, глюкозы, сахарозы, целлюлозы и т. д. Оно и правильно: в популяризации все средства хороши, кроме скучных.
Интересно, впрочем, что авторы, в отличие от многих своих коллег, не стесняются приводить в своей книжке химические формулы. И опять-таки правильно делают: разобраться в них оказалось на удивление легко даже мне, благополучно забывшему школьный курс органической химии тридцать лет назад.
Попенять авторам можно разве что на недостаточный культурно-географический кругозор. Скажем, в очерке о поваренной соли они справедливо упоминают самых упорных античных и средневековых ее добытчиков – кельтов. Но несправедливо забывают китайцев, первых в мире бурильщиков скважин соляного раствора, к тому же попутно впервые научившихся добывать и использовать природный газ. Можно было подключить и мифологические ресурсы: например, вспомнить Библию, где слово «соль» и его производные типа «солончак» встречаются более пятидесяти раз и где соль играет поистине мистическую роль.
Но, увы, времена, когда знатоки естественных наук были широко образованны и в гуманитарном плане, похоже, безвозвратно прошли. (Последними корифеями из химиков в этом плане были Гастон Башляр и Илья Пригожин.) Так что будем довольны и тем, что имеем.

Юрий ЕЛЫКАЕВ.

Право первой читки

Столичный писатель Григорий Каковкин (его первый роман «Мужчины и женщины существуют» в прошлом году фигурировал в лонг-листе премии «Большая книга») свое новое произведение, еще не вышедшее в свет, предложил для предварительного прочтения читателям
г. Белово.
Почему?
Дело в том, что директор библиотеки №8 МУ ЦБС Елена Мочалова, прочитав первый роман Каковкина, написала ему свою подробную рецензию на него. Завязалась дружба.
Актом доверия к потенциальному читателю и стало решение Григория Владимировича свой новый роман, прежде чем отдать его издателям, представить на суд публики.
Роман называется «Теория и практика расставаний». Он будет опубликован в московском издательстве АСТ или НЛО (автор пока выбирает между двумя этими предложениями).
А в маленькой беловской библиотеке № 8 в конце сентября состоится читательская конференция по еще не опубликованному произведению. Григорий Каковкин тоже будет участвовать в ней – он выйдет на связь с Беловом по скайпу. Сейчас самые активные читатели библиотеки готовятся к этой встрече: читают роман «Теория и практика расставаний» в рукописи.

Ольга ШТРАУС.