Сродство мировых сил

Линогравюра Рейнгольда Берга «Дорога на шахту» (1961) – достояние Кемеровского музея изобразительных искусств. Работа эта многократно экспонировалась на юбилейных и обзорных выставках и воспроизводилась в печати. Постепенно она стала и символом своей эпохи, и одной из визитных карточек кузбасского искусства, посвященного индустриальной тематике.

Искусствовед Марина Чертогова рассказывает: «Рейнгольд Берг (1917–1988) – из поволжских немцев, оказался в Кузбассе в годы войны. Каким образом – сведения противоречивы. По одной версии, он был призван на фронт, ранен, лечился в сибирском госпитале и комиссован в 1942 году. По другой – был сослан в Сибирь в числе других поволжских немцев. Жил он сначала не в Кемерове, а где-то в области, работал воспитателем в детском саду. Потом перебрался в областной центр и стал одним из основателей первого коллектива кемеровских художников. Это была артель при горпромторге, она изготовляла плакаты, афиши, оформляла праздничные демонстрации. Тогда он был единственным в городе художником, имевшим профессиональное образование: окончил училище в Саратове, хотел поступать в Академию художеств, но война помешала. Позднее Берг часто занимал руководящие должности: был председателем комиссии Художественного фонда, председателем правления Союза художников. О нем вспоминали: лучшего председателя в Кемерове не было. Он был по-немецки аккуратным, хозяйственным, запрещал пьянствовать в Доме художников, но умел сохранять с коллегами добрые отношения. Как у художника в кемеровский период у него были удачи в линогравюре. В 1960-е в Кемерове сложилась сильная команда графиков, был расцвет «сурового стиля», который обращался в основном к индустриальной тематике. Потом многие уехали. Берг тоже в конце 1960-х оказался в Москве. По слухам, у него был роман с женщиной-искусствоведом из Москвы. Здесь осталась семья – жена и дети, там образовалась новая семья.
В Москве Берг был назначен директором дома творчества «Челюскинская». Была система академических дач – отдельно для живописцев, скульпторов и графиков. «Челюскинская» была дачей графиков, и Берг особо привечал кемеровских коллег, создавал им отличные условия для творчества и отдыха. Когда он умер, многие горевали. Он был востребован и как художник – работал в основном карандашом и пастелью, линогравюру и офорт оставил. Рисовал уголки Москвы, старых русских городов, пейзажи русского Севера. Его работы часто воспроизводились в художественных журналах. В Кемерово он несколько раз приезжал в творческие командировки, устраивал в Кемерове и Барнауле персональные выставки. Он любил Сибирь и возвращался сюда с удовольствием».
Линогравюра, выпуклая гравюра на линолеуме, возникла на рубеже XIX–XX веков. Из крупных художников к ней часто обращались Матисс и Пикассо. В Советском Союзе линогравюра поначалу использовалась в основном в книжной графике, а в конце 1950-х и начале 1960-х приобрела особую популярность, превратившись в ведущую графическую технику. Лаконичность, резкие контрасты черного и белого, сочный штрих в сочетании с широкими контрастными плоскостями пришлись как нельзя кстати к мироощущению эпохи и стали графическим эквивалентом «сурового стиля» в живописи.
«Суровый стиль» возник как реакция на благостное искусство сталинских времен.
Искусствовед Алексей Бобриков сравнивал это явление с протестантской Реформацией. Если в искусстве 1930-х труд трактуется как радость и естественная потребность, то в рамках «сурового стиля» труд понимается как подвижническое служение, преодоление собственных слабостей, своего рода мирская аскеза. В этом смысле работа Берга – пограничная. В ней еще заметен культ спорта, счастливой телесности, свойственный сталинской культуре. Но он уже осложнен суровыми индустриальными мотивами.
Труд в искусстве «сурового стиля» понимается так же, как покорение природы, вторжение в ее недра, извлечение ископаемых богатств. Впрочем, индивидуальный героизм 1960-х отличается от коллективного героизма 1930-х;
он ближе к романтической мифологии Клондайка в изображении Джека Лондона. Недаром одними из главных героев эпохи были геологи.
Заметно в искусстве «шестидесятников» и противопоставление человека и техники. Как раз в 1960 году разразилась знаменитая дискуссия «физиков и лириков» – советских технократов и гуманистов. В этом смысле линогравюра Берга попадает в самый мейнстрим, или, по-русски, стрежень своей эпохи. Природа и техника здесь наглядно и драматически сталкиваются, но герои-мотоциклисты снимают это противоречие: они одновременно и гуманные оптимисты, и энтузиасты-технократы.
«Простой советский человек» был центральной фигурой искусства социалистического реализма. Он не обладал особыми познаниями, но интуитивно схватывал «правду жизни» и поэтому находил правильные решения в самых трудных ситуациях, перед которыми сдавались самые изощренные умы. О нем слагались песни, он был героем производственных романов. Венедикт Ерофеев писал в этой связи о «нашем простом советском сверхчеловеке». Отсюда же проистекали распространенные утверждения типа: многознание уму не научает, интеллигентность не сводится к образованию, наш советский рабочий может быть гораздо интеллигентней, чем университетский профессор или присяжный служитель муз1.
Однако как раз на рубеже 1960-х положение переменилось: цена знания ощутимо возросла. Именно в 1961 году состоялся полет Гагарина, а Хрущев провозгласил: «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». При этом коммунизм понимался как своеобразная технократическая утопия. Пафос «научно-технической революции» начала 1960-х выражает ту же преобразовательную волю к покорению природы, которая была свойственна и протестантам, и деятелям Просвещения, и мичуринским селекционерам. Но природу теперь покоряют уже не титаническим усилием, а знанием, в духе тезиса Фрэнсиса Бэкона: «Знание–сила». В этом смысле мотоциклисты Берга – настоящие строители коммунизма.
Но в этой работе Берга можно обнаружить и более общий и дальний смысл. Внутреннее напряжение, свойственное советской «производственной» линогравюре, выливается здесь в противоборство и взаимодействие мировых стихий. В левой части доминирует огромный черный террикон – несомненный вариант Мировой горы. Однако его вертикальное устремление смазывается горизонтальной протяженностью композиции, в которой выделяются сразу три динамические линии, образующие тройную рифму. Это, во-первых, стремительный проезд мотоциклистов; во-вторых – провода линии электропередачи; в-третьих – напряженные взвихрения кучевых облаков в небесах. Каждая из этих линий по-своему выражает идею высоких энергий, противопоставленных косному телу террикона.
Подобные динамические напряжения можно обнаружить в «геометрических» пейзажах Георгия Нисского той же эпохи; однако они тяготели скорее к аскетичности изображения. Производственный романтизм плакатного характера унаследован Бергом скорее от Александра Дейнеки. В любом случае, сколько бы художественных традиций мы здесь ни пытались вычленить, интересней всего в этой работе Берга натурфилософское содержание: противоборство и взаимодействие стихий, сродство мировых сил.
Юрий БОРИСОВ.