ЧИТАТЕЛЬ

Муха пуговку нашла

Фредерик Шёберг. Ловушка Малеза, или О счастье жить в плену, необычной страсти, мухах и причудах судьбы. Пер. со шведского А. Савицкой. М., Астрель, CORPUS, 2012. 320 с.

Главный сюжет книжки – судьба шведского энтомолога французского происхождения Рене Малеза. В свое время он был знаменит у себя в Швеции. Встретил две русские революции 1917 года на Камчатке, не обратив на них особого внимания, и прожил там еще десять лет, озабоченный исключительно пополнением своих коллекций. Путешествовал и в других глухих местах – например, в горах на границе Бирмы и Тибета. Собрал знаменитую коллекцию картин (скорее всего, фальшивок) и устроил переполох в искусствоведческом мире, разоблачая продажных экспертов. В старости стал чудесить еще сильнее, заинтересовавшись глобальными геологическими теориями, проблемой Атлантиды и т. п.

Впрочем, биография Малеза – лишь канва. Ничуть не меньше сведений автор сообщает о себе. А также обо всем мировом энтомологическом сообществе, очень забавном не только на посторонний взгляд, но, как выясняется, и при рассмотрении изнутри.

Автор живет на небольшом шведском острове, где всего три сотни постоянных жителей (впрочем, летом приезжает втрое больше дачников с материка). Научная специализация его – мухи-журчалки, которыми в мире занимается два десятка человек. Он рассказывает о своих подопечных немало занимательного, но в целом это книжка не столько о мухах, сколько о людях. Например, здесь излагается целая философия островитянина, с иллюстрациями из Джона Донна и Даниэля Дефо, Дэвида Лоуренса («Человек, который любил острова») и Уильяма Голдинга («Повелитель мух»).

Кроме того, Шёберг немало страниц посвящает повадкам ученых и коллекционеров. Он выделяет две их главные стратегии: «пуговицеведение» и «картографию». Картография излагает добытые сведения в обобщенном и упрощенном виде (помнится, Борхес сочинил притчу про карту некой страны в масштабе 1:1, но это была именно иллюстрация абсурда). Пуговицеведение, напротив, создает максимально полные перечни – в идеале оно стремится охватить все пуговицы на свете. Пусть это решительно никому не нужно, в самом подобном замысле, безусловно, есть что-то завораживающее.

Главное достоинство книжки Шёберга – мягкий вкрадчивый юмор и острое чувство абсурда. Вот он рассказывает про своего финского коллегу. Предметом его научных изысканий была частота взмахов крыльями у насекомых. Например, мокрецы – вид докучливой мошки – делают аж 1046 взмахов в секунду. Этот финн к тому же обладал замечательным музыкальным слухом и научился определять частоту просто по жужжанию. Но на этом он не остановился. Ученый разогрел тельце мошки на несколько градусов больше обычного, подрезал ей скальпелем крылья, чтобы уменьшить сопротивление воздуха, и добился абсолютного рекорда: 1218 взмахов в секунду. «Дело было во время войны», — замечает Шёберг напоследок, и тут вас начинает душить неодолимый смех.

Психоаналитики относят коллекционеров и ученых педантов к так называемому «анальному типу». Автор вычитал это в книжке некоего Мюнстерберга и был озадачен: получается, что сам он подался в энтомологи, потому что ему в детстве не позволяли наиграться как следует с собственными какашками. Что за глупость, говорит Шёберг, – и немедля начинает рассказывать историю, как он помогал одному коллеге собирать навозных жуков у себя на острове. «Фрейдисты пришли бы в экстаз, если бы увидели, как мы бродили по пастбищам, ковыряясь в овечьем помете, или со знанием дела склонялись над несвежим лошадиным дерьмом». Чуть ниже приводится другая история – как автор чуть было не купил на аукционе деревенский нужник, принадлежавший в середине XIX века известному шведскому поэту Тёгнеру. Нужник прекрасно сохранился; к нему прилагалась подробная архивная документация. В общем, книжица Шёберга может доставить немало удовольствия и тем, кому нет никакого дела до энтомологии.

В заключение выпишу еще один абзац, просто не могу остановиться. Немало хлопот энтомологу в поле доставляют любопытствующие: а что это он такое делает? Сказать «собираю мух-журчалок» — значит пуститься в длинные объяснения, кто такие журчалки и зачем они нужны. Можно сказать «ловлю бабочек», и тогда собеседник обыкновенно понимающе кивает: это занятие уже освящено достаточной традицией. «Однако уловка с бабочками тоже не лишена риска. Если не повезет, то нарушитель твоего спокойствия окажется представителем все более распространенного типа людей, полагающих, что все бабочки занесены в Красную книгу и, следовательно, их собиратель является уголовником или даже извращенцем. Тогда диалог на обочине может принять затяжной и мучительный характер». На самом деле цепочка ассоциаций здесь несложная: бабочки – Набоков – «Лолита» – сексуальные извращения. Но повествователь мудро оставляет ее в подтексте.