Вчерашний урок на завтра
![]() |
|
![]() |
|
![]() |
Как-то удачно все у него получилось, правильно. Конечно, есть куча сопутствующих подробностей, но они, субъективные и объективные, все равно лишь в очередной раз подчеркивают: не ошибся…
Впрочем, Юрий Бортник по местным понятиям прошел путь вполне типичный. С 1930 года в этих местах жил и работал колхоз-миллионер «Заря». Когда «Заре» было за пятьдесят, в конце восьмидесятых годов прошлого века, у нее случалась очередная молодость, о чем несколько лет назад мне рассказывал Сергей Рощупкин, много лет в хозяйстве отработавший главным экономистом:
— …Очень много нового внедряли, с наукой работали, с Новосибирским академгородком. Подразделения получили свои расчетные счета. Все самостоятельные, постоянное живое дело… Животноводы продадут молоко, покупают у механизаторов качественные корма – такие хорошие межхозяйственные отношения были… Зарплату почувствовали хорошую… Мы стабильно входили в первую пятерку лучших хозяйств Кузбасса. В плане было открыть в колхозе свой филиал банка, чтобы работал он на условиях хозрасчета…
Но при этом вдруг оказалось, что хозрасчет, коэффициент трудового участия, вклад в общее дело – не только формулировки, но и деньги. Что работать с перекурами – значит и получать меньше. Да и председатель колхоза вдруг почувствовал, что теряет главный управленческий рычаг – экономический…
Короче, было собрание, и колхоз вернулся на старые рельсы, на которые хотели возвращаться уже не все. Но страна подталкивала: мужики, давайте в фермеры, вы нужны стране. И в 1991 году первым шабановским фермером стал вполне легендарный человек – Александр Лангольф, заслуженный агроном РСФСР, разработавший местную систему земледелия. Вторым, через год, – Рощупкин. А третьими, еще через год, – сразу два десятка мужиков, все как один передовики, и Бортник в их числе.
В «Заре» Юрий Бортник начал работать сразу после школы, в 1975 году. Отслужил, вернулся флотским старшиной, и опять за баранку. Колхоз, повторю, был сильным, такого, например, чтобы сначала калымить, потом работать, здесь не было никогда. Машины стояли в гараже, а не под забором, отчетность была строжайшей.
Был Бортник и спортсменом, и членом правления, лет шесть становился лучшим по Кузбассу среди комсомольцев на перевозке зерна от комбайнов. Трижды бесплатно ездил за рубеж, один раз – на ВДНХ. Но глаза его загораются при рассказе не об Испании да Германии, а о том, как работалось:
— …В звене Волкова, он гремел на всю Сибирь, я возил тысячи полторы тонн на «ГАЗ-53»! Бывало, в день – 195 тонн! Если примерно 5,5 тонны ходка, раздели. Это 35 ходок! Было пять комбайнов и три машины на отвозке, четкость удивительная…
Он вообще считает, что лучшее время деревни было тогда, в прошлом:
— Вот если ты в колхозе работаешь и женился, сто процентов гарантии, что в течение полугода получишь жилье… Я в уборку полторы тысячи рублями получал! Представляешь?! Годовая зарплата достигала 5 тысяч! Дома строили не за счет колхоза, была государственная программа, председатель отвечал за постройку определенного количества жилья, и если не строил, его наказывали! У нас вся деревня была в асфальте… Государство думало о деревне! Все, кто работал, начали машины покупать… Свояк шахтером был, а у меня заработки не хуже. Зачем мне уезжать в город?!
Что поменялось с тех пор? Всё. Где они – уверенность в будущем, престижность профессии, уровень жизни, отношение государства к деревне? Он, Бортник, депутат двух созывов, знает, какие гроши делят теперь депутаты сразу на несколько деревень. А, к примеру, домов в Шабанове за последние два десятка лет построили столько, что хватит пальцев одной руки: в отличие от других поселков, дачников здесь нет, строиться некому…
Так вот, третье место в списке шабановских фермеров заняли сразу два десятка человек, у каждого – по 25-40 гектаров земли. Скооперировались, получилось что-то вроде «Зари», но очень маленькой и без «перекурщиков». В счет имущественных паев от колхоза получили один тракторишко на всех, еще одним трактором помог Лангольф. Сеялки собрали из металлолома. Отсеялись, взяли кредит, купили комбайн «Нива», убрали урожай – вышло под двадцать центнеров с гектара… Складов ни у кого не было, зерно огромной кучей хранилось прямо на поляне, охраняли его по очереди, сдали на элеватор, рассчитались за кредит, семена свои, на жизнь есть…
За 20 лет было много и хорошего, и разного, но Юрий Бортник утверждает, что о том своем решении — поменять жизнь — не пожалел ни разу. Правда, жена говорит, что и на вопрос: «Юр, когда мы хоть из долгов вылезем?» — он вполне оптимистически отвечает: «Ни-ког-да!»
Сегодня он работает на полутора тысячах гектаров, практически вся земля паевая. Неплохой набор техники, даже есть парочка тракторов «Джон Дир». Четыре комбайна разного возраста, два «КамАЗа». Уверяет, что, в отличие от крупных хозяйств, если нужно, уже завтра готов выйти на посевную.
Бортник по-прежнему уверен, что у фермера есть будущее:
— Когда поменьше хозяйство, то легче сбалансировать. А если большое – тяжело. Кое-кто понабрал земли, уже даже не знает, что где посеяно. Берут большую и дорогую технику, и через год ее можно хоронить… Они же в деньгах не считают сельское хозяйство, для них это политика. А фермер – это чистая экономика, зачем мне политика?!
Даже в самое трудное время – посевную и уборочную – в хозяйстве трудятся не больше шести человек, в том числе сам Бортник да его сын. В колхозе на этих объемах два десятка работников – кто с перекурами, кто без – получали бы зарплату круглый год…
Спрашиваю, когда у него за все время накапливался самый большой долг – оказывается, нынче, на шесть миллионов. Половину надо отдать в этом году. Начало проблем – в 2009-м, тогда по Кузбассу был огромный урожай и резко, в два-три раза ниже себестоимости, упала цена на зерно. 1,7 миллиона рублей тогда не отдал «Мелькормом», пришлось брать кредиты, чтобы гасить кредиты прошлые, а это первый шаг в яму… Потом прикупил новой техники, но из-за прошлогодней засухи урожая хватило лишь рассчитаться с пайщиками и заложить семена. Кстати, в соседней «Заре», объясняя форс-мажором, пайщикам не отдали ни килограмма зерна…
559 гектаров бортниковских посевов выгорело подчистую. Государство выплатило за них 43 тысячи рублей компенсаций. Бортник говорит: знал бы, что сумма будет столь ничтожной, не стал тратить на оформление ни времени, ни сил, ни надежд… Хотел бы рассчитаться зерном нового урожая, но вдруг опять засуха? Или – большой урожай и опять падение цены?
Главное счастье зарубежных фермеров, считает, именно в определенности отношений хоть с государством, хоть со смежниками:
— Он знает: цена ячменя будет такая, рапса – такая, пшеницы – такая. Он пришел к определенному севообороту, знает, сколько вложит, сколько получит за культуры, сколько получит дотаций, сколько заработает за год. Он не богатый, он средний класс, может выучить детей, обеспечить свою старость… А я ничего не знаю даже на год вперед…
В последнее время все чаще встречаю фермеров, потихоньку сворачивающих свой бизнес, начатый в девяностых годах. Причина – не экономика даже, а возраст и отсутствие преемников: детям фермерство неинтересно, внуки невелики. Бортниковский сосед Сергей Рощупкин – у них между участками даже забора нет – как-то рассказывал, что не видел смысла развиваться, пока в Шабаново не вернулись сын и дочь, и тогда у него открылось «второе дыхание». Сын дочери Юрия Ивановича – Артем – тоже готов с дедом хоть в поле, хоть чинить технику, но важнее, что на агронома учится сын Иван.
Двадцатилетний Иван говорит: сколько себя помнит, «этим» всегда занимался отец, и, сколько себя помнит, всегда знал, что «это» будет и его жизнью. Прошлый сезон отработал полностью, по-взрослому, вместе с отцом.
На мои расспросы, разнится ли у них взгляд на организацию труда, выбор культур, технологии возделывания земли, Бортник-младший отвечает негромко и неторопливо:
— У меня свое мнение, у него – свое. Но пока он занимается, я не лезу… Строже, конкретнее все должно быть, так же и с людьми. Он иногда мягче, чем нужно… Разбегутся? Если будешь зажимать, но платить, никто не разбежится… Новое? Охота заняться рапсом: севооборот, стабильный спрос. Попробуем гектаров сто, отец не против…
— Его слово, — спрашиваю, — последнее?
— Пока да…
Учится Иван на третьем курсе, в группе будущих агрономов больше двух десятков, по предварительным ощущениям, в сельское хозяйство, кроме него, не пойдет никто…
Так что, несмотря на проблемы, Юрий Бортник уверен, что в выборе и профессии, и вектора жизни не ошибся. Другой вопрос – все ли правильно происходит сегодня в сельском хозяйстве, помнит ли государство прошлые уроки и опыты, собирается ли кормить свой народ собственным хлебом и мясом…
Игорь АЛЁХИН.
Ленинск-Кузнецкий район.
Фото автора.