Без громких слов о жизни на земле

Человек – это его память. Оглядываясь и оценивая былое, слышу из далекого далека самое дорогое – голос матери. Внуки засняли её рассказ. В его мудрой простоте вся мать, трагедия пережитого, вера в себя и гордость за свой род. С годами её откровение воспринимается как наказ.

Дорогие дети мои, внуки и правнуки. Хочу вам рассказать про свою жизнь.

Я, Екатерина Архиповна Цигельникова (девичья фамилия Бохан), родилась в 1915 году в Белоруссии. Жили мы бедно. Отец воевал, у матери тогда нас было двое. С нами жил брат отца Прохор Иванович и в это время был пожар, и у нас все сгорело: дом, постройки, скот. Одна баня осталась и в ней жили дядя с семьей 5 человек и нас трое. Мне было 5 лет, когда отец вернулся с Герман­ской. Пришел отец, построили дом сначала дяде, а потом нам.

Немного пожили, и отец задумал ехать в Сибирь. Погрузили нас в товарный вагон и ехали мы три недели. Помню станции, где поезд стоял по 3 дня. В мае месяце 1926 года сорок семей приехали в село Ново-Ивановку Ижморского района. Поместить нас было некуда, жили в банях, амбарах. Потом отвели нам землю за речкой. Кругом лес-бор и чтобы сеять хлеб раскорчевывали деревья. Жи­ли в землянках.

Мне шел 21 год, когда похоронили мать. Остался девятимесячный братик Алек­сей и мне пришлось помогать отцу и бабуш­ке растить его и поднимать остальных братьев. Вскоре вышла замуж и когда родился сын Анатолий мужа забрали в армию. Он отслужил три года. Был на финской. Пришел с армии, мы даже два года не пожили – война началась, а у нас только дочь родилась Валентина.

Погиб муж в 43-м 20 мая под Смоленском. Там в городе Велиж и похоронен в братской могиле.

Два раза я ездил с семьей в этот городок почтить память отца. Всего же из нашего села, в котором было 72 двора, на фронт ушло 120 мужчин. Вернулись двадцать.

Повидала много чего. Работа была тяжелая, особенно в войну. С ребятишками возили корма на ферму, рубили жерди, картошку сажали, турнепс сеяли, закладывали силос в ямы, вязали носки бойцам на фронт, сушили картошку, свеклу, делали пельмени и все отправляли на фронт.

Всё это помню. Стоит закрыть глаза – вижу 10-11 летних её помощников. Мне, старшему у мамы, нет и того. Чего стоило ей, доярке, и в непогодь, и в лютый мороз между дойками запрягать быков и ехать за кормом. Вскрываем промороженную силосную траншею. Вместо соломы (вся шла на корм) траншея обмазана глиной. Смерзшуюся массу рубим, грузим в сани, везем на скотный двор, «чтобы ко­ровы давали больше молочка».

В словах матери ни жалоб, ни раздражения против жизни. Но едва речь о родных, близких или о земляках, лучики морщинок у материнских глаз теплеют. Многие в нашем селе были близки по крови, а больше того душой. И потому Мать опасалась, вспоминая,  упустить кого-то, с кем пришлось выживать после похоронки.

В Новоивановке бы­ло население большое, там жили Грицайчуки, Новиковы, Дроздовы, Кулешовы, Гаврищуковы, Кузнецовы, Цигельниковы, Федоровы, Ивановы, Андреевы, Морозькины, Уфимцевы, Отцовы, Кашняковы, Холявкины, Леоновы, Бобковы, Зеленины, Куцовы, Дегтяревы. Поселились они лет за пять до нас, обжили деревню. А из Бело­руссии, кроме нашей семьи Боханов, приехали Кулешовы, Трефузовы, Нахзабовы, Козловы, Ребенковы.

…Потом вышла замуж за Кириллова Николая Иосифовича, он то­же был на фронте, вернулся раненым и до конца жил с осколком в голове. У нас с ним четверо детей, два сына и две дочери. Всех вырастили с помощью старших детей.

Жили у старшего сына Анатолия. Его жену Галину (она тоже вы­росла в большой семье – одиннадцатая, девичья фамилия Грицайчук) они называют «Васильевна» и второй мамой.

Спасибо им за все. И вы дети не забывайте благодарить их.

Вот так решилась у нас пресловутая проблема «свекровь – невестка». Скажу только, что обе матери делали всё, чтобы жилось всем нам. Их отношение грело семью. Словом, материнский капитал нашего рода удвоился.

Жизнь шла. У старшей дочери утонул муж, через четыре года умерла сама, остались две дочери в Томске. Они были еще малы. Мы все им помога­ли: возили продукты, деньги, садили огород там. Теперь они закончили институты, вышли замуж.

У нас с дедом 12 внуков и 11 правнуков. Внуки работают, а правнуки учатся. Не забывают нас. Спаси­бо им.

И Мама называет всех поименно, не ошибаясь (признаться, проверяя, сам не раз сбивался). В воспоминаниях всё строго, по порядку и с материнской гордостью за молодых. При этом ни высоких слов, ни ссылок на немочь или хворь. Всё у неё из сердца. А про себя в десятиминутном воспоминании всего-то пара фраз.

Любила я петь песни, хоть и трудно было, тяжело, но мы не унывали, духом не падали. Едем на работу или с работы – поем. Дети как услышат мой голос бегут встречать – это мама наша поет.

А любимая моя песня:

Тот с каймою розовый платочек

Был подарен парню одному,

Для того, чтоб маленький подарок

обо мне напоминал ему.

Любимая песня деда «Катюша», тоже часто ее поем.

Вот теперь только и радость наша, что дети и внуки приезжают, повеселят нас.

Дай им Бог здоровья и пусть живут дружно и хорошо всегда.

…Моя Галина ушла за два дня до золотого юбилея нашей совместной жизни.

Мне уже давно за семьдесят, но к матери, признаюсь, и сегодня мысленно обращаюсь для жизненной сверки. Всё чаще вижу её молодой.

Многое, конечно, изменилось. У новых поколений иные трудности и взгляды на родство, в цене все больше наличный капитал, подчас одно провозглашая, живут другим… Но, оставаясь человеком, каждый понимает: в любые времена судьбу не обанкротит только доброта – не девальвируемая ценность Материнского капитала. Ещё к нему даётся самая долговечная и благодарная человеческая память – эмоциональная. Она хранит всё в первозданном цвете.

У меня это закатный деревенский вечер, далекий мамин голос и наша босоногая ребячья стайка летит навстречу её песне…

Анатолий Цигельников