Синяк от Станиславского

Актер Кемеровского театра драмы Александр Измайлов  на этой неделе отметит юбилей – 50 лет. Измайлов – артист особенный. Однажды мне довелось наблюдать, как он проводит мастер-класс по сценическому фехтованию. Пожалуй, именно тогда я впервые поняла, что актерство – это профессия. Со своими секретами ремесла, со своей технологией, со всем тем, что входит в понятие «профессионализм».

Измайлов – артист «негромкий». Он не любит вещать в кулуарах, не спорит с режиссерами, не «строит» коллег. При этом способен на поступки, которые заставляют признать: в женственной профессии «актер» он существует очень по-мужски.

Но юбилейное интервью мы начали, как водится, с подведения итогов.

— Да что говорить? Неутешительные итоги. Крайне мало сделано за те 25 лет, что я служу в театре, десять из которых (вот еще одна дата нынче!) отдано Кемеровской сцене.

— Уж тебе ли жаловаться? Только в последние годы были и Вершинин в «Трех сестрах», и Городничий в «Ревизоре» — многие артисты о таких ролях только мечтают!

— Если сосчитать количество – выйдет еще звонче: я сыграл более ста ролей. Но не в этом же дело! Дело в том, чем они запомнились, что оставили в сердце, в памяти.

— И что? Давай об этом поговорим.

— Если смотреть с такой точки зрения, то, пожалуй, одной из главных ролей для меня была роль убежденного комсомольца, которую я сыграл в спектакле «Четыре допроса», когда служил в Алма-Ате. А еще я там впервые прикоснулся к оперетте: алма-атинская драма задумала поставить «Сильву». На роль Бони меня, правда, не взяли, поскольку выяснилось, что танцую я лучше, чем пою, но у меня был очень красивый балетный номер… Наш главный режиссер Борис Николаевич Преображенский, взяв меня за руку, вывел на поклон и… упал с сердечным приступом. Мне пришлось выносить его за кулисы. И когда несли его к «скорой», он хрипел: «Саша, не уезжай!». А я уже подал заявление, хотел вернуться на родину, в Иркутск.

— И остался?

— Нет, все-таки уехал, хотя, как сейчас понимаю, в Алма-Ате карьера у меня складывалась успешнее, чем где бы то ни было.

— Зато если бы не уехал в Иркутск, не встретил бы Наташу (актриса Наталья Юдина – жена Измайлова. — Прим. авт.). Это многое искупает.

— Это искупает все. Хотя в Иркутске поначалу было несладко. Я пришел в ТЮЗ, где много лет служил актером мой отец, где мама работала пастижером-гримером. Я там вырос, за кулисами! И все ходили и ахали: «Это Валентины Михайловны сынок?» Или: «Ну отец-то был – ого-го! Этот как-то не очень…». Сложно – доказывать, что ты не только сын своего отца. И вообще в ТЮЗе хорошо начинать молодым. Потом из него вырастаешь…

Александру Измайлову не очень везет со спектаклями. Особенно поначалу в Кемерове у него не раз случались такие ситуации: его роль в постановке сделана блестяще, а спектакль в целом получился не очень. Помню, каким необыкновенно выразительным, острохарактерным был его зануда-Мечеткин в спектакле «Прошлым летом в Чулимске». Каким по-настоящему страдающим и нежным недотепой получился его персонаж в легкой французской комедии «Зануда». Там комиковали все, и только Измайлов делал настоящий «русский психологический театр», а потому был и интересен, и убедителен, и смешон, и симпатичен.

Не случайно именно Измайлова пригласили на главную роль, когда соседнему театру – Музыкальному театру Кузбасса – понадобился «настоящий герой» Егор Прокудин в мюзикл по шукшинской «Калине красной» — «Своей душе не прекословь».

— Иногда я думаю, что всю жизнь занимаюсь не своим делом, — признается он.

— Это ты-то?! А кем еще мог бы стать?

— В театре? Наверное, охотнее занимался бы сцендвижением, постановкой трюков, драк, боев. Видимо, сказывается, что в роду были казаки: люблю и умеюс оружием обращаться.

— Не знаю, уместен ли будет такой комплимент, но я всегда поражаюсь твоей физической форме. Стоит артисту Измайлову раздеться на сцене, в зале – женский рокот: такое красивое тело!

— Да уж, «голая правда» – это моя тема в искусстве. Первый раз меня раздели в спектакле по стихам Олжаса Сулейменова «Глиняная книга». Я там играл роль персидского раба, танец был очень красивый… Меня за эту роль даже внесли в «золотой фонд» театральных работ Республики Казахстан. Потом были раздевания в «Люксе №13», в «Опасных связях», в «Белой гвардии»…

— Это трудно – оказаться голым на сцене?

— Когда художественно оправданно – нет. А когда ради эпатажа… Видите ли, я вообще воспитанник классической русской театральной школы. Мастер нашего курса в иркутском училище, Вера Александровна Товма, выпускница «Щуки», была ученицей Кнебель, а та училась у самого Станиславского. Два прикосновения меня отделяют от нашего мэтра. Кстати, Станиславский старше меня ровно на сто лет. Ему на днях отметили 150-летний юбилей, а мне вот 50.

Это всегда служило поводом для разных шуточек. Однажды у меня в училище такой случай приключился. Готовясь к выпускному спектаклю, мы монтировали декорации в фойе. Там на стене висел портрет Станиславского. И как раз когда я под ним проходил, он сорвался с гвоздя и углом рамы разбил мне макушку. До сих пор гадаю: это мне такое благословение от великого было или предупреждение: не ходи, мол, в профессию?

На самом деле больно смотреть, как сегодня эта театральная школа размывается, уходит. В театре появляются какие-то киношные приемы, набираются «артисты на час». Нас учили так, чтобы мы не замыкались в рамках амплуа: скажем, чистый комик или чистый трагик сегодня никому не нужны. Но и быть «белым листом», на котором режиссер может написать все что угодно, не хочется. Потому что когда это сотрется – что останется-то?

В сущности, мне в театре интересно только одно: следить за трансформацией души человека, за тем, что с ним происходит на наших глазах, здесь и сейчас. Ничего важнее этого в психологическом театре, по-моему, не придумано. А «театр представления» мне неинтересен.

Александр Измайлов и Наталья Юдина – наверное, самая красивая пара из всех, какие я знаю. Они – семья- команда, сумевшая пронести через все годы своего брака и пылкую влюбленность, и дружескую привязанность, и партнерское сотрудничество. И хотя за плечами у каждого есть предыдущие браки, в том, что этот заключен именно «на небесах», не сомневается никто.

Они не раз играли любовные пары на сцене: Катарина и Петруччо в «Укрощении строптивой», Лопахин и Раневская в «Вишневом саде», Арбенин и баронесса Штраль в «Маскараде»…

25 лет назад Александр Измайлов, вслед за своими сокурсниками, поехавшими покорять Москву, тоже ринулся было в столицу. Но… Не пошел показываться ни в один театр.

— Сейчас я иногда об этом жалею. Думаю, мне вообще часто мешала в жизни моя — как бы это сказать? – застенчивость? рбость? Не знаю. Знаю только, что самый неплодотворный путь – сетовать на обстоятельства. Их надо преодолевать. Как? Ну, просто – брать и делать что-то свое, если тебя не устраивает окружающая действительность.

Когда-то Александр Измайлов поразил меня своим авторским спектаклем «Летя в пыли на почтовых», который он сам поставил и сыграл по… комментариям к роману «Евгений Онегин». Это было чрезвычайно любопытное просветительское действо, в котором актер Измайлов наглядно показывал, как в начале Х1Х века дрались на дуэлях, обедали в ресторанах, принимали гостей… Меню и гардероб, дуэльный кодекс и приемы флирта обретали в его исполнении не просто убедительность документа, но еще и яркий художественный образ.

— Саша, тебе нужно моноспектакли играть!

— Нужно. Если бы еще кто-то из хороших режиссеров этим заинтересовался. Самому на себя ставить трудно. Хотя, честно признаться, я давно уже хочу поставить что-нибудь о Лермонтове. Начитано много, дело – за реальным воплощением…

Ольга ШТРАУС.

Фото Федора Баранова.