Образная память 1812 года

Адам Альбрехт. «Битва за Москву 7 сентября 1812 г.»

На Западе было и будет модно принижать роль России во всех коалиционных войнах с XIII века и до наших дней. Война 1812 года не была исключением. Здесь роль России первостепенна, но желающие охаять нашу страну находят-таки возможности. Например, преувеличивают ошибки российского командования, превозносят отдельные успехи армии Наполеона, пользуются любым негативным взглядом на события 1812 года в нашей стране. Не всегда дело только в слове, очень многое зависит от образа войны в произведениях художников России и зарубежья. В этом материале мы покажем малоизвестные образцы художественного отражения той войны.

В массовом сознании от событий 1812-го остался главный фронт – на Москву и от нее. На деле, как и в 1941-м, противник наступал в трех направлениях – так же на Неву и на Украину, только тогда на флангах ему везло гораздо меньше, чем Гитлеру. Санкт-Петербург русские смогли прикрыть далеко к югу – у Полоцка, задолго до первых своих успехов на главном театре военных действий. Но было всякое. Прочтем и сопоставим с картиной «Боярщина» (дер. Полоцкого уезда Витебской губернии, где 20 июля
1812 г. произошел бой после победы войск П. Х. Витгенштейна у Клястиц над корпусом маршала Н.Ш.Удино). «Витгенштейн поручил преследование неприятеля авангарду под командованием генерал-майора Я. П. Кульнева, приказав ему не вступать в серьезные столкновения до подхода главных сил корпуса. Кульнев, полагая, что войска Удино в беспорядке отходят, 20 июля (1 августа) переправился через Дриссу. Вышедшая из леса кавалерия Кульнева попала под перекрестный огонь французской артиллерии, была атакована с флангов неприятельской пехотой и опрокинута. Основные силы неприятеля начали общую атаку. Отряд Кульнева и резерв Сазонова начали беспорядочное отступление, преследуемые войсками Удино, которые на их плечах форсировали Дриссу. Французское ядро оторвало Кульневу обе ноги выше колен, и он скончался». («Отечественная война 1812 года». Энциклопедия. М., «Росспэн», 2004, с. 84). Что же на картинке? Русская кавалерия громит французскую, даром что в тот день французы сражались с русскими другими видами войск. Чисто художественная нелепость: на переднем плане вверх ногами французский всадник и его конь, хотя скачущий первым Кульнев с саблей наголо еще далеко… Дореволюционная картина будущего руководителя батального класса Петербургской академии художеств, успевшего прославить и Красную Армию времен гражданской войны, так некстати подошла современным издателям научных книг о наполеоновских войнах.
Что за рассказ о первой Отечественной без битвы при Бородино?! Рассмотрим две картины, разделенные европейскими границами и более чем полутора веками. Вот помпезное полотно иностранца, видевшего событие с французской стороны. Но почему «Битва за Москву»? Элементарно грамотный читатель начала XXI века знает: между 1612-м и 1941 годами «битв за Москву» не было. Любой и при беглом взгляде на полотно Адама убедится: здесь вообще не битва, а передвижение колонн пехоты и конной артиллерии — видимо, туда, где вдали дымки от выстрелов пушек. Немецкий художник (в 1812-м рисовальщик топографического отдела штаба одного из дошедших до Москвы корпусов Наполеона), выполняя заказ короля Баварии к 1835 году, волен был изображать что угодно и назвать как угодно, указав дату Бородинского сражения. Но как можно было поместить эту иллюстрацию с таким переводом на буклет «Подписка-2012» издательского дома «Панорама», рекламирующий научные журналы?
Тоже многофигурное полотно, только уже молодого русского художника начала 1990-х: невозможное при советской власти, а теперь частое прославление роли Православной церкви в русских победах. Автор статьи в журнале «Юный художник» справедливо комментирует: «Русские воины стойкость в «день Бородина» объясняли особым заступничеством Богоматери – за день до сражения русские позиции обошел крестный ход с чудотворной иконой Одигитрии Смоленской». Но далее – полное незнание (или нежелание знать) художника и комментатора, где и как этот ход имел место. Отводить куда-то для молебна, в полной форме, роту Павловского полка?! На самом же деле день и ночь, пока не подошел враг, армия рыла землю, таскала камни и бревна там, где предстояло отразить почти неотразимый натиск Наполеона. Так возникли Багратионовы флеши, Шевардинский редут и другое – и то успели лишь наполовину. Крестный ход шел через Бородинское поле, где более 100 тысяч грязных, потных, нередко полуголых воинов наскоро молились и… А у С.Гавриляченко: «Именно верность духу события искупает хронологическую неточность в остальном скрупулезно верной картины Д.Слепушкина, верной вплоть до темляков на солдатских тесаках»!
Не победив при Бородино, но оказавшись в Москве, Наполеон чем дальше, тем во все более затруднительном положении. Пробует исправить дело предложением России мира (пока не пришлось бежать), получив в том поддержку русского главнокомандующего в его ставке. На изображении, помещенном в книге: Н. Муньков. «М.И. Кутузов – дипломат» (М. 1962) – без указания автора рисунка и года создания, это показано абсолютно иначе, чем описано там же:
«23 сентября около 10 часов вечера Лористон прибыл в Леташовку, неподалеку от Тарутино, и сразу же был приглашен к Кутузову. Беседа продолжалась 50 минут. Главнокомандующий и посланец Наполеона вели ее без свидетелей, и лишь незадолго до окончания встречи к фельдмаршалу был приглашен адъютант князь Волконский».
А видим – день, толпу офицеров с русской стороны на виду солдат у палаток!
Провал попыток склонить русских к уступкам, поражение под Тарутином и близость зимы вынуждают Наполеона оставить Первопрестольную. Он хочет отступать через Калугу – более теплым и сытным путем, чем Старая Смоленская дорога, но Кутузов преграждает путь под Малоярославцем. Второе Бородино, где громадные армии не разбили друг друга, сражаясь с рассвета до заката. Только теперь не русским довелось отходить! Волей судеб французы многократно отбрасывали русских, и наоборот, у стен монастыря. Но как это показали в брежневские времена в книге для туристов: Е.В. Николаев. «По Калужской земле» («Искусство», М., 1968)? Фото Никольского Черноостровского монастыря полностью лишает возможности увидеть, чем он знаменит – следами жестокой битвы за Малоярославец в октябре 1812-го, которые памяти ради запретил ремонтировать Николай I, и мемориальной доской времен Николая II «Язвы 1812 года» у монастырских ворот!
Угадайте, кто это? Даем подсказку: за свой 1812-й прозван был «спасителем града Петрова»? А когда-то: «Что, есть у вас Кутузова портрет?» – «Без рамки пять рублей!» – «О деньгах слова нет». Пожалуй, кстати мне Платова, Витгенштейна. Да их деяния!» (А.И. Измайлов. «Разговор в книжной лавке». – «Русская эпиграмма», М., «Художественная литература», 1990). Речь об уже упомянутом (правда, тогда он еще не был фельдмаршалом) П. Х. Витгенштейне, предостерегавшем от опрометчивости Кульнева… По ряду причин (просчет при Березине, поражения во главе русско-прусских войск в 1813-м, когда он сменил скончавшегося Кутузова, немецкое происхождение) не только в СССР старались замолчать его доблесть и благородство, множество побед в нескольких войнах, лишить возможности увидеть его портрет. И тут не знаем художника…
В сознании современного человека Березина уже не символ того, что Наполеон в тяжелейшей обстановке (в том числе из-за наших просчетов) смог прорвать кольцо окружения и отвести костяк армии для новых военных кампаний. А русская общественность с конца 1812-го не скрывала досады из-за этого и искала козла отпущения. Им сделали командующего Южной армией адмирала Чичагова. И.А. Крылов не замедлил выступить с басней «Щука и кот», не позднее 1834-го снабженной иллюстрацией, которая через век была признана вполне удачной и для сборника басен Крылова (Издательство детской литературы ЦК ВЛКСМ, 1936). Щука на этом рисунке — злополучный «сухопутный» моряк, кот – баснописец с моралью «Беда, коль пироги начнет печи сапожник», не забыт и «отъевший Щуке хвост» Наполеон: бегом за мешок!
Другой, куда сильней охаянный в Отечестве адмирал помог России выстоять в 1812-м оружием слова – того самого, за которое его ненавидели либералы-карамзинисты, высмеял Пушкин («Шишков, прости: не знаю, как перевести») и почем зря честили советские пушкинисты. Александр Семенович отстаивал консерватизм русского языка — хвалить вроде не за что; только вот даже неграмотных солдат, когда им читали высочайшие манифесты, брал за душу «высокопарный» шишковский слог. Редкий случай увидеть портрет Шишкова предоставляет журнал «Вокруг света» (№3 – 2011), но там об этой его заслуге в 1812-м — ни слова…
Никому не удастся преуменьшить российской славы 1812 года, когда наша страна не дала себя сломить военному гению во главе гигантской и до того непобедимой армии. Это было и будет предметом творчества и пропаганды у нас и за рубежом — с учетом общественных настроений каждой эпохи.

Юрий ТРИБИЦОВ, кандидат исторических наук.
Изображение сайта gallerix.ru