Польские «румыны» по-русски

Премьера спектакля «Двое бедных румын, говорящих по-польски» состоялась в Прокопьевском театре драмы. Пьесу Дороты Масловской – восходящей звезды современной польской словесности – воплотила на сцене режиссер из Москвы Вера Попова. Художник спектакля — Леша Лобанов (Санкт-Петербург).

Этот спектакль не понять, если не сделать предварительных преуведомлений. «Румынами» в Польше называют цыган-попрошаек, кочующих по Европе. Там это – синоним «нижнего класса», практически «отбросы общества». Автор пьесы – Дорота Масловская использовала прием, который можно назвать «принц и нищий». Завязка сюжета: один из популярных телесериальных актеров переодевается в бродяжку, снимает в каком-то ночном клубе соответствующего облика подружку, «закидывается не по-детски» порцией наркотиков и вместе с ней отправляется колесить по стране в поиске приключений. Таков зачин пьесы.

В спектакле Веры Поповой это понимаешь не сразу. Перед нами – зал ожидания какого-то порта: крики чаек, плеск воды о парапет, механический голос по радио: «Отправление парома задерживается на неопределенное время по погодным условиям». Усталая Буфетчица (Нонна Абрамян) привычно флиртует с Охранником (Юрий Темирбаев), на скамейках дремлют главные герои. Он (Вячеслав Гардер) и Она (Ольга Гардер). Парха и Джина. Медленно просыпаются, потягиваются, с трудом и нервным хохотком вспоминают прошедший вечер…

И то ли дурь, «закинутая» в них накануне, еще не выветрилась окончательно, то ли перед нами явственно встают недавно пережитые ими встречи, только нездоровое оживление этой парочки вдруг вызывает к жизни новый персонаж. Приличный господин на дорогой машине (его тоже играет Юрий Темирбаев, но то, что теперь его герой – отнюдь не Охранник вокзала, понимаешь не сразу). Юные подонки глумятся над ним, выкидывают из машины, потом заставляют вести их куда-то вдаль, попутно издеваясь над всем святым сразу: над беременностью девицы (она оказывается сымитированной), над ее брошенным где-то там четырехлетним сыном, над чувствительностью попутчика, над разными способами проведения досуга и долгом перед близкими…

В конце концов, чтобы умиротворить разъярившегося господина, Парха (так зовут героя Гардера) отдает ему все свои наличные – пять тысяч злотых (целый чемоданчик купюр!) имобильный телефон впридачу.

Вот теперь парочка остается действительно нищей. Однако игра в «исследование жизни» продолжается.

Парха и Джина пытаются вернуться в Варшаву, но практически никто из встреченных не отзывается на их просьбы о помощи. Да и встречаются-то нашим героям по преимуществу малосимпатичные типы. Парочка обывателей, застрявших перед экраном с телесериалом и лузганьем семечек. Пьяная вдрабадан тетка, болезненно переживающая мужнину измену и переругивающаяся с ним по мобильнику. Какой-то невнятный отшельник, с трудом отпирающий заблудившимся свой дом…

А поскольку все действие на сцене разворачивается практически в отсутствие декораций – новый эпизод знаменуют разве что некие дополнительные детали (например, две петли, свисающие с потолка, к которым пара прицепляет скамейку, оборачиваются машиной пьяной тетки), то понять, где что – крайне сложно.

Откровенно говоря, в этом спектакле вообще трудно что-нибудь понять. Во-первых, потому что в декорационном зале (а спектакль отчего-то играют именно здесь, действие разворачивается словно посреди арены, вокруг которой в ряд установлены места для зрителей) – отвратительная акустика. Стоит актеру отвернуться – голос улетает куда-то под колосники, слышен один невнятный лепет. Артисты начинают форсировать звук – того хуже: гул и гвалт вместо разборчивой речи. А ведь в пьесе Масловской (точнее, поначалу это произведение было прозой) текст, речевые изыски составляют, по мнению критики, главный шарм.

Во-вторых, сама организация пространства – все происходит в зале ожидания – не способствует внятному развитию сюжета. То и дело ловишь себя на «непонятках»: эта пара все еще в порту? Нет, они уже едут? Куда? Ах, это они вспоминают прошлое? Вчерашнее? Давно прошедшее? А это они взаправду кого-то встретили? Или только в своих наркоманических глюках?

Словно для того, чтобы подчеркнуть эту «сбивчивость» во времени и пространстве, режиссер заставляет персонажей проигрывать одну и ту же мизансцену по нескольку раз. Эффект «дня сурка» при этом, понятно, возникает, но для чего он тут применен – теряешься в догадках. Такой же нарочитый сбой подчеркивает и табло с часами (при этом нет-нет да и поймаешь себя на ленивой зрительской мысли: боже, еще только 15 минут прошло, да когда же вся эта мутотень кончится?!).

Наверное, такое путешествие по кругу, путешествие без приращения смысла для чего-то нужно режиссеру. Но для чего – понять непросто.

Любой спектакль, устроенный по принципу «ребуса и кроссворда», должен, по моему разумению, чем-то все-таки захватывать и простодушного зрителя. Не такого, кто пришел разгадать «головоломку для продвинутых», а такого, кто ищет в театре пищи для души. Так чем же он может его захватить? Наверное, яркой актерской игрой. Чтобы – «пусть мне не до конца понятно, зато следить за эпизодами, в которых проявляются живые человеческие эмоции, крайне занимательно». Увы! В этом спектакле нет и этого. Вячеслав Гардер – нервный, тонкий, талантливый актер – демонстрирует нам во всех эпизодах унылое однообразие мотивов, которыми руководствуется его герой. Персонажей, сыгранных Юрием Темирбаевым, с трудом отличаешь один от другого. Нонна Абрамян убедительна разве что в образе пьяной женщины, да и тут она работает чересчур жирными мазками… Пожалуй, наиболее живой выглядит в этом спектакле Ольга Гардер, но и она далеко не всегда наполняет собой оболочку роли… Ее Джина – препротивная потаскушка, которую несет по жизни без руля и ветрил, и счастье еще – если встретится в попутчики вот такой Парха.

Лишь в финале спектакля становится в общем понятен главный посыл, славный смысл того, ЗАЧЕМ режиссер Вера Попова взялась за постановку этой пьесы.

Монолог популярного артиста Пархи (Вячеслав Гардер) о том, как надоел ему сонм поклонниц, готовых из одного лишь тщеславия прыгнуть к нему в койку, как одинаковы, взаимозаменяемы, неотличимы одна от другой все эти гламурные (и не очень) барышни перерастает в ужасающее открытие. Как одинаковы и, в сущности, равно несчастны люди нашей «пластиковой цивилизации» — с одноразовыми чувствами, со страстями и мыслями — плоскими, как экран телевизора, с придуманными героями и смоделированными приключениями… Открытие это (верхи и низы сегодня неотличимы друг от друга по степени «ненастоящности» чувств) поражает его. Все вокруг – сплошной карнавал, омерзительный до тошнотворности, карнавал, в котором гибнет все подлинное, завершается финальной точкой. Его спутница кончает жизнь самоубийством. Подлинна только смерть?

Кстати, сцена самоубийства (героиня Ольги Гардер висит, запутавшись в тех самых веревочных петлях, в которые с таким упоением играли персонажи во время предыдущего действа) впечатляет по-настоящему.

Собственно, две эти сцены и оправдывают весь спектакль. Не то чтобы сложный, но – переусложненный, не столько интеллектуальный, сколько претенциозный, и, как показалось мне поначалу, не столько актуальный, сколько заигрывающий с модными трендами…

Ольга ШТРАУС.

Фото Ярослава Беляева.