Дразнилки,мирилки и прочий этикет

Учительница литературы из Кемеровской гимназии № 71 Екатерина Евгеньевна Бычкова изучает детский фольклор. Ее ученики уже привыкли, что Екатерина Евгеньевна везде ходит с маленьким блокнотом, куда постоянно записывает «всякие глупости»: дразнилки, считалки, отговорки, описания игр…

Дети знают: юная и прекрасная Екатерина Евгеньевна не только учит их грамотному русскому языку, она еще и занимается наукой филологией, пишет кандидатскую диссертацию. Впрочем, малыши-пятиклассники, как и дворовые ребятишки, с которыми у Екатерины Бычковой тоже сложились свои отношения, не задаются вопросом: а зачем науке детские обзывалки?

Я же в первую очередь спросила ее вот о чем: ЗАЧЕМ самим детям нужен их собственный детский фольклор?

— Помню, когда я была дошколенком и творила что-нибудь неприятное для окружающих, дворовые подружки, сощурившись, укоризненно говорили: «Какая же ты, Оля!» На это тут же следовало ответить: «Какая? Простая! Костяная да мясная, сверху кожаная!»

— Вот видите, вы и указали одну из важнейших функций детского фольклора – этикетную. Дети – ужасные формалисты, у них многие формы общения сопровождаются жестко регламентированными ритуалами. А эти ритуалы, понятно, облекаются в словесные формулы. В детском этикете существует даже специальный жанр — «мирилки».

— Это – сцепиться пальчиками и проговорить: «Мирись, мирись и больше не дерись»?

— Там еще есть длинное продолжение:

Если будешь драться, я буду кусаться,

А кусаться ни при чем, я ударю кирпичом,

А кирпич ломается, дружба начинается,

Сядем на кроватку, разделим шоколадку,

Мама с папочкой придут и по попе надают.

То есть, как видите, описывается целый каскад возможных негативных последствий, если не помиришься.

Есть и другие «мирилки». Например: «Вот тебе две кружки – мы с тобой подружки» или «Вот тебе две спички – мы с тобой сестрички».

Не менее важная функция фольклора – воспитательная. Когда я наблюдала за играми детей в своем дворе, заметила: человек, который хочет внедриться в группу, стать там «своим», должен пройти целый курс довольно-таки жесткой инициации. Как говорится, «новенький – голенький». Ему еще надо доказать право быть «таким, как все».

— И как он это доказывает?

— Например, ловкостью. На детской площадке с разными горками и аттракционами он должен проделать целую серию разных акробатических трюков. У этих фигур даже свои названия есть: «бабочка», «гробик» и т.д. Неуклюжий рохля с этими заданиями не справится. Очень важный момент инициации – знание всяческих отговорок, вроде той, что вы цитировали. Только сегодня дети говорят, например, так: «Черная касса – ключ у меня, кто обзывается – сам на себя».

— А обзываются как? Из детской литературы помнится, что самым распространенным прозвищем некогда было «жиртрест». А вот когда росла моя дочь, учреждений с таким названием в России уже не существовало, поэтому ее сверстники обзывались «жиртряс» — то есть тот, кто трясет целлюлитными боками…

— В сегодняшние обзывалки тоже проникают реалии окружающего мира. Например, когда слышишь, как 7-9-летние дети дразнят сверстницу «Янка-лесбиянка», понимаешь, что название этого слова они не осознают, однако его негативную окраску чувствуют. Вообще, конечно, много дразнилок, рифмованных с именами («Лена – сопли по колено»). Есть дразнилки-унижения: «Из помойки водолаз тебя съел, а меня спас». Или: «У кого рубаха в клетку, тот похож на психтаблетку!» (Знать бы еще, что это такое – психтаблетка. Видимо, подразумевается какое-то лечебное снадобье для сумасшедших).

Но на все эти дразнилки и обзывалки есть целая система отговорок. Например: «Ворона летела – каркнула и съела!», или «А я лесенку поставлю – и все буквы переставлю!». Или даже вот так: «Тебе смешно, а мне обидно, тебе – г…но, а мне – повидло!».

— То есть обижаться на обзывания не следует (вспомним мудрую русскую пословицу: на обиженных воду возят), а надо уметь ответить «в масть». Получается, что детский фольклор – это еще и регулятор отношений?

— Совершенно верно! Не случайно некоторые исследователи говорят даже о «правовой функции» детского фольклора. Он дает практические ответы на самые сложные социально-психологические задачи. Как избежать конфликта? Как достойно, с минимальными потерями, из него выйти? Как, наконец, урегулировать противоречия интересов? Именно для этого ведь придуманы считалки – отдельный жанр устного детского творчества. Причем лучшей, самой качественной считалкой числится наиболее длинная: в таком случае невозможно, как это иной раз делают ушлые старшие ребята, подтасовать игроков, заранее рассчитать, на кого выпадет последнее слово. Самая мудреная считалка – самая честная.

— А самая популярная считалка у маленьких кемеровчан сегодня какая?

— «На золотом крыльце сидели мишки Гамми, Том и Джерри, Скрудж Мак-Дак и три утенка, выходи на имя Понка!..»

— Ага, вот так, значит, ее осовременили.

— В детский фольклор вообще очень быстро проникают образы, тиражируемые СМИ, социальные, политические реалии современной жизни. Например, в 2008 году в среде четвероклассников я записала такую считалочку: «Идет бычок, качается – кризис начинается!». У детей, кстати сказать, вообще очень актуален образ неустроенного, неуспешного человека. Есть считалка, где явно прочитывается проблема безработицы: «Бегал зайчик по болоту, он искал себе работу, а работу не нашел, он заплакал и пошел».

Или вот: распространенная дворовая игра «в бомжа». По содержанию она мало чем отличается от обычных «догоняшек» или «пряток». Суть – в образе голящего. Он называется «бомж» и «застукать» убегающих от него детей должен с помощью каких-нибудь нечистот: прикоснуться к спине выпачканной рукой, бросить в них окурком, огрызком яблока… Помойка – вообще место очень креативное, это такой источник вечного вдохновения для детей. А бомжи – люди, лишенные жилья, – носители самого страшного детского страха: ведь образ дома для ребенка – суть его вселенной, основа миропорядка. Отсюда все эти страшилки, бытующие в среде современных детей, про «бомжей, которые воруют детей». Сравните: раньше такие страшилки рассказывали про цыган. Тоже людей кочующих.

— А вообще детский фольклор со временем меняется? Я помню, как в голодное время сороковых-пятидесятых годов (знаю от родителей) популярны были такие дворовые присказульки: «Сорок один – ем один!» или «Сорок семь – дели всем!» Это когда дети выходили во двор с куском хлеба, посыпанного сахаром или солью… Сейчас так не говорят?

— Нет, не говорят. Словесные формулы детского фольклора, конечно, меняются. Например, вместо «ябеды-корябеды» вы сегодня скорее услышите обзывательство «пятачок – стукачок». А известную игру-страшилку про «черную-черную гору», на которой стоит «черный-пречерный гроб», сегодня, используя тот же механизм неожиданности, рассказывают так: «У одного мальчика был мобильник, который отгрызал уши. Он его подарил своему знакомому, тот – другому…». Все это долго перечисляется, а потом рассказчик неожиданно вскрикивает: «Может, сейчас этот телефон… у ТЕБЯ?!»

Вообще, мне кажется очень важной такая мысль: детский фольклор не только меняется в соответствии с реалиями времени, он еще и сохраняет архетипические нормы. Как ни парадоксально это прозвучит, но именно дети – носители нашей памяти. Именно к ним следует отправлять фольклорные экспедиции, а вовсе не к старушкам в глухие деревни – там уже ничего не помнят. Дети же поразительным образом консервируют нашу память.

Скажем, если расспросить городских детей про обряд погребения животных (каждый из нас, вспомните, когда-то хоронил какого-нибудь голубя с переломанным крылом, сбитого машиной котенка), вдруг выяснится: сегодня эти ритуалы (у современных, заметьте, детей!) поразительным образом напоминают древние погребальные ритуалы («а еще мы «Kitekat» ему с собой положили и кроватку под землей сделали»).

Или вот: ритуал закрепления дружбы. Кроме словесной формулы (пожать друг другу руки и сказать «привет на сто лет»), он сопровождается еще магическими действиями. Например, две девочки, рассказывали мне, отрезали у себя по прядке волос, связали их и бросили в ручей. А мальчики вырыли яму, поплевали туда (оба!) и, соединив таким образом свои «части тела», сделались побратимами. У древних германцев, кстати, был такой ритуал замирения: для прекращения битвы представители враждующих племен должны были плюнуть в один кувшин. Пацаны с бульвара Строителей, которые рассказали мне про «ямку дружбы», об обычае древнегерманских племен, конечно же, не читали. Но отчего-то действовали в точном соответствии с многовековой традицией!

— Отчего?

— От того, что именно дети — главные носители устной традиции. Именно детский фольклор – главный хранитель нашей общей прапрапамяти.

Ольга ШТРАУС.

НА СНИМКЕ: Екатерина Бычкова со своими учениками.

Фото Федора Баранова.