Шишкари

Мечта такая – попасть в тайгу в ореховый сезон, – была у меня давно. По-взрослому, на неделю-две, а не так, что прогуляться с сеточкой где-нибудь в Подъяково, собирая шишечки среди парковой природы. Сват, после пары-тройки лет намеков и вопросов в лоб согласился; сватья несколько раз проверяла мою непреклонность, и в конце концов осталось только дождаться команды «по коням».

Она раздалась, когда до конца отпуска оставалась лишь неделя; мы с Костей, моим приятелем, подхватились, и его «Ниссан» помчал нас в кедровое будущее…

До Лебяжки добрались затемно; баня, посиделки, разговоры; ни свет ни заря Серега завел свой трактор, в прицеп кинули провизию, воду, бензопилу, мешки-рюкзаки, охапку сена; тронулись.

Сначала – 17 километров гравийки – сущий пустяк, вполне релаксирующий массаж, если лежать на спине и смотреть в небо. Ну, болтает слегка вверх-вниз, ну, покатывает от борта к борту, но мы готовы к подвигам, они впереди.

Сверток, и еще шесть километров гравийки, а потом – шесть километров настила…

О настиле как о чем-то великом и ужасном накануне благоговейно упоминала сватья. Дорога, построенная в тайге по болотам полтора десятка лет назад. Осиновые бревна вдоль, осиновые бревна поперек, потом – бульдозерами – насыпь. Жизнь и колеса лесовозов потрепали ее, сделав почти непреодолимым препятствием на пути к шишке.

Нам повезло: всего за несколько дней до нас конкуренты прорубили среди осин да березняка окружную дорогу, так что часть пути мы проползли, не доставая ни троса, ни топора. Потом выбрались на настил, обнаружили брошенный трактор, по уши увязший в глине, и сват сказал, что рубить дорогу все равно придется.

Сергей, в леспромхозе отработавший 28 лет, валил деревья бензопилой, Костя махал топором, мне досталось растаскивать стволы по сторонам – три сотни метров дурного физического труда, мокрые спины, мошка, пот ручьем, твердая уверенность, что так и пройдет жизнь.

Потом тракторишко бодро проскочил по новорожденному пути, до становища осталось чуть больше десятка километров, а мы заслужили недолгий отдых, хлеб-печенье-колбасу и много чая.

Потом – опять дорога, трос, которым, зачалившись за деревья, вытаскивал себя из вязкого теста грязи трактор, гнус, дрожь в руках, вечность…

К месту добрались за девять часов, сват сказал, что как-то раз дорога растянулась на двое с лишним суток, так что нам повезло.

Стойбище – огромная палатка с лежаками и печкой; навес над обеденным столом; гора прошлогоднего орехового мусора и еще более великая гора орехового мусора нынешнего урожая; банька, похожая на двускатный туалет; навес для мешков с шишкой; самодельный комбайн для переработки добычи. В полусотне метров – то ли болотце, то ли речушка, из которой мы брали мутную воду для технических и банных нужд и которую дважды в день – отправляясь за добычей и возвращаясь на ночлег – преодолевали на тракторе.

Кстати, трактору вообще надо бы сказать отдельную славу. На тракторах ездят по тайге, возят мешки с шишкой, вывозят тонны ореха, мчат сквозь ночь, если приспичит, в деревню за водкой. Но мы люди приличные: даже ту бутылку, которую сват припрятал, чтобы взять с собой, нашла сватья. Да и не по-нашему это – жечь солярку зря.

Утром, встав по солнцу, это в седьмом часу, я сварил борщ, обильно заправив его тушенкой, вскипятил два чайника, и уже к восьми трактор повез нас по направлению к кедровому массиву – здесь их называют гривами. Некоторые из грив даже имеют названия, например, Липатовская, по имени человека, когда-то бившего здесь шишку.

Мы шишку не бьем, мы природу любим, а кедры жалеем. Да и не нужно этого, потому что шишка уже созрела и потихоньку падает сама. Сват говорит, что дождаться бы ветра, тогда земля бывает просто усыпана кедровыми дарами. Верим на слово, бродим по кедрачу, вглядываемся в палую листву.

Шишка прячется среди листвы, во мхе, под могучими корнями – иногда ее видишь сразу, иногда нащупываешь ногой, иногда угадываешь каким-то особым древним чувством. Два ведерных пакета в руках, из них сыплешь добычу в мешок; набрав полным, тащишься – мешок на плече, пакеты в руке – через болота, упавшие деревья – к трактору. Мешок – в трактор, шишку – из пакетов, и вперед, за новой добычей. На одну ходку уходит около полутора часов, после обеда – заваренного в стаканчиках картофельного пюре, в которое бухается тушенка, и долгого чая – опять за работу.

24 мешка шишки на троих за первый день – прекрасный результат, который не омрачает даже то, что рекорд прежнего захода нынешнего года, как говорит Сергей, полтора десятка мешков на брата.

В прошлом году шишки было немного, а закупщики из соседних областей, оставшихся без кедрового урожая, платили до 157 рублей за кило ореха. Нынче шишка уродилась повсеместно, а цена упала почти втрое. Если за прошлый сезон Серега на шишке заработал две с половиной годовых пенсии, то теперь цена все падает, а перспективы пугают…

Но мы-то с Костей приехали не столько для заработка, сколько для праздника, так что цена нас волнует, но не очень…

Ужин остатками завтрака, костер «по-пионерски», искры, недолгие разговоры усталых людей, темнота, в девятом часу скрывшая тайгу. Сотовые оставлены в деревне, но даже там от них нет толку. Ручные часы есть только у свата, а мы живем по солнцу. Рано встаем, рано укладываемся спать. От печки жарко пяткам, мужики ночью несколько раз встают, подбрасывая в топку поленья. Филин – Сергей говорит, что он прилетает каждую ночь – сначала ухает, потом препротивно гавкает. Шорохи, голоса и звуки чужой жизни, нечастые гулкие удары падающих шишек.

На следующий день потеплело, гнус гнусно активизировался, и уже к обеду я уверен, что все шишкобои должны выглядеть абсолютно одинаково: с заплывшими узкими глазами, толстыми накусанными губами и красными нагрызенными ушами. Глаза болят, из них выковыриваешь трупы, но число самоубийц только множится.

Поднимите мне веки…

Понимаю вкус мести: он пресненький, слегка хрустит на зубах…

Самое гнусное, что от мошки не спасают никакие мази, смертельные для комаров. Сват говорит, что можно мазаться дегтем. Дегтя у нас нет…

Вместе с потом и усталостью приходят странные светлые и большие мысли. Вдруг всплывает: «Сентябрь – за половину. Кедрач со всех сторон. Военная година. Ореховый сезон…» И концовка: «Пусть тощий, да не слабый, и мне седьмой уж год. И радуются бабы: «Помощничек растет!»

Леонид Гержидович, таежник и удивительный поэт; читал его четверть века назад…

Совсем недалеко от трактора, метрах в трехстах, теряю мешок с шишкой – ставил повыше, чтобы видно было с любой точки в округе. После обеда нахожу, опять теряю, старательно засекаюсь по солнцу, но все равно путаюсь и теряю второй мешок. Приходит сват, находит оба, рассказывает, что где-то на соседней гриве видел четыре десятка полных мешков. Наверное, не успели вывезти шишкари-соседи. На мое: «А не утащат?» говорит просто, мол, у нас в тайге такое не принято. Не крадут ни вещи или продукты со стоянки, ни бензопилу из прицепа, ни шишку из мешка…

В прошлом сезоне Серега нос к носу столкнулся с медведем, вышедшим из-за огромного кедра. Медведь в это время готовится к зиме, может съесть, как говорят, до семи мешков шишки. Так вот, смотрели они друг на друга, словно загипнотизированные. Мишка большой, черный, гладкий. Он отступил первым, заорал, скрылся за деревом. Потом заорал сват. Приятели, шишковавшие с ним, сказали, что сразу поняли, с кем он встретился.

Медведя я не видел, а большие кучи шишек, пропущенных через медведя, встречал…

Наша дневная добыча – 19 мешков шишки.

Вечером – баня, после которой веришь в счастье; ужин, долгий неторопливый чай.

На следующий день сват от встречного знакомого шишкаря узнал, что на одной из грив шишка собрана только в самом начале, и после полевого обеда повез нас туда. И случилось чудо. Шишка действительно совершенно неприлично лежала под кедрами – кланяйся, клади в пакет, пересыпай в мешок, тащи через болото к трактору, возвращайся, кланяйся, собирай… Три, пять, семь, десять, двенадцать шишек на расстоянии протянутой руки, шаг – снова шишки…

Кланяется, кланяется, придет домой – растянется, это, конечно, про нас, шишкарей.

Серегин рекорд мы не побили, но по одиннадцать мешков на каждого у нас вышло.

Уходить было трудно: вон ее сколько, бери – не хочу… Но: кончились мешки, но: бери только столько, сколько сможешь унести, но: живем по солнцу, дело к вечеру…

А затем – новый день, день настоящего праздника.

Самодельный комбайн для переработки шишки в действие приводится трактором. В приемник входит целый мешок; шишка дробится, попадает на первое гремящее сито, отделяющее особо крупные фракции, потом на второе. Мелкий сор выдувают два вентилятора. С одной стороны вылетает мусор, с другой стороны – почти чистый орех.

Если орех просеивать ситами вручную, то больше шести мешков ореха вдвоем не сделать. Серегин комбайн влегкую выдает, если надо, и 70 мешков. Но у нас нынче запросы поменьше, итог – по пять пятиведерных мешков чистого кедрового ореха на каждого, да одиннадцать мешков из шишки, остававшейся с прошлого заезда.

Гора ореха растет с каждой минутой, запах смолы, легкий ветерок разогнал мошку, скоро баня и ужин, завтра домой – что еще нужно шишкарю для счастья?

Ночью вылез из палатки и увидел удивительно глубокое черное небо с неимоверным количеством плевочков, которые кто-то называет жемчужинами. Оказывается, надо было выбраться в тайгу, чтобы увидеть звезды…

С утра пораньше тронулись в путь. До настила проскочили почти без приключений, лишь пару раз разматывали трос да швыряли под колеса трактора и телеги ветки да бревна. Удивительно, но «беларусик» каждый раз, раньше или позже, побеждал.

Потом Серега сказал, что надо рубить еще одну объездную дорогу, чтобы выйти к той, уже прорубленной до нас, иначе не проехать. На последнем метре созданной километровой просеки окончательно отвалилась ручка бензопилы. Костя так и не поверил, что мы не смогли бы преодолеть настил с помощью троса, как в прежние заезды. Решил, что с нашей помощью Серега просто реализовал свою давнюю мечту.

На обратную дорогу у нас ушло около девяти с половиной часов. Ни отдыхать, на чаевничать не стали, торопились в Лебяжку…

В деревне нас ждали баня и ужин, а первый же вопрос свата был про цену и закупщиков. Цена падала, спроса нет, в тайге ветер, надо бы ехать за шишкой, но для чего?

Маленькое отступление: Серегины места не очень далеко от деревни, но местный народ предпочитает ехать дальше, там добраться легче. Лет 15 назад совсем рядом с Лебяжкой новорожденные «хозяева» срубили две кедровые гривы, километра по два длиной и метров по пятьсот шириной каждая. Шишки хватало всем. Сейчас к нечастому кедрачу с сеточками бегают и взрослые, и дети, но это баловство, размять мышцы. Обоих «хозяев» — одного давно нет в живых – деревня помнит недобро.

Нынче в тайге ждали дележки кедрачей, разборок между бригадами, но все прошло как-то достаточно спокойно из-за высокого урожая и низкой цены ореха. А так – много разговоров про новых «хозяев», собирающих бригады бомжей, платящих за мешок шишки по червонцу и поящих водкой, про новых «хозяев тайги», пытающихся делить тайгу, про будущий урожай и перспективы профессии…

Перед самым нашим отъездом в Кемерово сватья, как мне показалось, не без подвоха, спросила, приеду ли еще за шишкой?

Конечно, сказал, приеду, только позовите.

Потому что именно в тайге вдруг вспомнил многое подзабытое нами, избалованными цивилизацией. Что мужчина – это мужик. Что женщина, соответственно, баба. Что предназначения у них разные. В тайге всякие эмансипации – пусты и бессмысленны, там ты добытчик, воняй себе потом и костром, зарастай щетиной и грязью, и никакие жены не скажут, как надо и для чего нужно. В тайге совсем не интеллигентность и хороший запах главное.

Ни разу не пожалел о том, что попал в тайгу. Даже когда было очень трудно, когда болели все мышцы, и даже не было сил ненавидеть мошку.

Конечно, приеду, потому что это был лучший отпуск в моей жизни.

Но вот сохраненную часть отпуска – я пока брал лишь половинку – к теплу, вместе с женой. Она давно мечтала зимой оказаться в какой-нибудь тропической стране. Вместе со мной. Впервые в жизни.

Пусть этот год станет годом сбывающихся мечт.

Игорь АЛЁХИН.

Кемерово-Мариинский район-Кемерово.

Фото автора.