Под сладкое жужжание

Спас медовый, он же маковый, он же первый – народные названия православного праздника в первый день Успенского поста, 14 августа. В этот день естествен разговор о мёде. Наш собеседник – Анатолий Ермолаев, крупнейший пчеловод Сибири, из своих шестидесяти семи лет пятьдесят четыре года отдавший пчелам. Мы говорим, а вокруг жужжат пчелы…

— Анатолий Николаевич, когда, по вашему мнению, в Кузбассе была звездная эпоха пчеловодства?

— Лучшие времена, я их лишь немного захватил, это послевоенные годы. В каждом колхозе было пять-шесть пасек, это был расцвет пчеловодства. Количество пчелосемей превышало 200 тысяч – и в любительском секторе, и в колхозном. Некоторые колхозы давали мёда даже больше, чем хлеба.

Так было до шестидесятых годов. Потом Хрущев внедрил химизацию, и дело пошло на спад. Стали травить сорняки, а вместе с ними пчёл, ухудшилась кормовая база…

Но главный упадок случился в конце девяностых годов прошлого века. Никакой ценовой политики по мёду не было, завезли очень много всяких сладостей. Спрос на мёд, если взять 1995-1998 годы, упал страшно. Здесь же распад колхозов, централизованной системы снабжения пчеловодов расходными материалами… Думаю, Кузбасс тогда скатился до 30-40 тысяч пчелосемей. Сейчас их около 80 тысяч. Спрос начал восстанавливаться лишь с 2000 года. Но к этому времени рухнула система обучения пчеловодов.

— Что мешает развитию пчеловодства сегодня?

— В первую очередь, это кадровый вопрос. В Кузбассе училищ было два, теперь их нет. Еще была опытная станция, которая проводила одно-двух-трехмесячные курсы пчеловодов, всякие встречи, обучала любителей… Теперь в Бердске набирают одну группу пчеловодов, и все.

Ну, и для возрождения нужно время. За год-два пчелу не познать. Был такой Прокопович, знаменитый русский пчеловод, организовал в 1827 году первую школу пчеловодства. У него было 10 тысяч пчелосемей, а ученики учились 5-6 лет. И только потом он мог выдать диплом, что человек может этим заниматься. За 200 лет немногое изменилось. Конечно, сейчас информацию получить легче, но все равно пчеловодство – это ещё и практика. Знания нужно осмыслить и проверить, а главное – вникнуть: вот пчела, вот ты, и вы должны друг друга понимать.

— Правда ли, что пчеловод – человек неглупый?

— Если он ведет дело, получает продукцию, он уже глупым не может быть. Своенравный – другой вопрос. Но не глупый.

— Верно ли, что сегодня для большинства людей пчеловодство скорее хобби, чем бизнес?

— Нет, сейчас чаще и для молодых, которые приходят, и для стариков пчеловодство – бизнес, которым можно кормить семью. А любители были в советское время, когда в каждой деревне куча людей, у которых 5-10 уликов, а уж в каждом третьем дворе улей-два обязательно. В Советском Союзе было 10 миллионов пчелосемей: половина в колхозах-совхозах, половина у любителей.

Профессионалы тогда были только на общественных пасеках, а на любительских этого не было, потому что запрещалось законом.

— При каком количестве начинается более-менее серьезное пчеловодство?

— Я думаю, если есть десятка три-четыре ульев, уже человек имеет приличный достаток. Мы в пчеловодстве ставили иногда девиз: рубль потратил – пять получил. По своему хозяйству скажу: на каждый затраченный рубль получаю не меньше двух.

— Сколько меда, по вашим данным, производит сегодня Кузбасс?

— Точные данные не назову, но получаем в среднем от улья по 18-20 килограммов мёда. Вот и умножайте на количество пчелосемей. В благоприятный год от улья можно взять и 40 килограммов по отдельным пасекам. В советское время план был от 8 килограммов товарного меда от улья. Есть у тебя 100 семей – это тогда было нормой обслуживания, – пчеловоду положен летом помощник на 6 месяцев. Плюс помощь на выставку пчел, на установку ульев, на перевозку и откачку меда. Все было нормировано. В 70-80 годы это поломалось, уже больше работали экономические рычаги. Надо было снижать себестоимость, снижать трудозатраты, нагрузка на пчеловода выросла…

— Сколько народу занимается сейчас пчелами в Кузбассе?

— Подсчитывал по нашему пчелосоюзу – если средний размер пчелопасеки 35-40 ульев, то тысячи три.

— Анатолий Николаевич, какой мед считается наиболее полезным?

— Мед на самом деле полезен весь, лишь бы он был пчелиным. Но если он собран с определенных растений, то несет еще и определенные лечебные свойства.

Мёд пчёлы производят из нектара – чистой сахарозы, фактически обычного сахара, как из сахарной свеклы. В процессе переработки нектара пчёлы инвертируют дисахарид (сахарозу) в моносахариды – глюкозу и фруктозу. Есть в меду ещё вода, ферменты, всевозможные аминокислоты – почти триста компонентов. Это законченный продукт, который не нуждается в переработке или добавлениях. Пчёлы сахар расщепляют, и наш организм без особых усилий употребляет хоть фруктозу, хоть глюкозу.

Но китайцы, например, научились у наших дальневосточников производить мёд без пчелы. Те делали дозаривание незрелого мёда. У них там повышенная водность мёда, они выпаривали лишнюю влагу, доводя мёд до 20 процентов водности. Китайцы теперь берут большой чан, мешалку, сахарный сироп, добавляют мёда для закваски, и при 30-32 градусах начинается расщепление сложного сахара на простые. Туда добавляют ароматизаторы, получая любой запах и привкус, это уже химическое производство. В итоге такой искусственный мёд вкуснее в десять раз, чем натуральный, его даже лабораторно различить очень сложно. С килограмма сахара получают килограмм меда – считайте прибыли.

— Тем не менее, какой мед – лучший?

— Самое первое, что характеризует качество меда, это диастазное число. Диастаза – один из ферментов, содержащихся в меде, он способствует расщеплению крахмала. Есть шкала, измеряемая в единицах Готе. Диастаза бывает от ноля и выше, в моей практике доходила до 47 единиц. Как правило, высокая диастазность у таежных медов. Она зависит от растений, например, низкая у мёда из гречихи, средняя – из рапса, осота. Лаборатории по определению диастазного числа уже есть на всех крупных рынках.

Кузбасские меда в Сибири – лучшие меда, потому что диастазное число в них около 15. Такого больше нигде нет, ни в Башкирии, ни на Алтае.

— Вы считаетесь основоположником метода промышленного содержания, позволяющего двум постоянным работникам обслуживать тысячу пчелосемей и получать ежегодно от 30 тонн меда…

— Хотел бы оформить все в единую систему, но мне надо на это годик-два. Система наша принципиальна в том, что использует промышленный технологический подход к пасеке. Это, во-первых, создание прочной кормовой базы, без чего не может быть никакого серьезного пчеловодства. Всем известно, сколько нектара выделяет гектар того медоноса или этого. Не разведешь их – пчёлы в зиму пойдут голодными, корма не соберут и погибнут. Медоносный конвейер – основа всего.

Потом племенная работа, селекция. Семьи должны несколько лет пробыть под наблюдением, ты от них уже выводишь новых маток. Вон с той стороны стоят 130 ульев – в них семьи выведены от одной матки.

Ну, и технология ухода – надо вести упрощение, но такое, чтобы не понижало активности пасеки. Есть тонкости, например, как спасаться от роения, как расширять гнездо, сколько ставить в улей рамочек, сколько раз ты будешь в год открывать улей. Может, всего пять раз, а может – 25.

Все это привязывается к местности и природным условиям. Здесь не скажешь: делай только так! Иначе уже на второй год можешь ничего не получить. Разные люди возьмут технологию, но получиться у всех может совершенно разный результат. Иные цветоносы, иные сроки цветения, иной климат – иной результат. Детали начинаешь понимать только с опытом. Нюансы каждого года предугадать невозможно.

— Оптимизм по поводу будущего пчеловодства?

— Лет пять остановились, и что-то я не вижу сдвигов и как это дело изменить. Кадры другие пошли. Мне даже сын говорит: зачем ты им читаешь лекции, зачем занимаешься пропагандой пчёл? Они по твоему методу сколько пасек поставили, сколько мёда получили?! Не было месяца, чтобы не сказал. Я ему отвечаю: ты же сам лезешь в Интернет посмотреть, как работают с пчелой другие, за опытом и новыми идеями. Я ему говорю: это не мне надо. Это тебе надо. Потому что без этого общения и общего развития ты замыкаешься на себе, и получается короткое замыкание.

— Вы верите, что в пчеловоды пойдёт молодежь?

— Рабочее место за компьютером ей нравится гораздо больше, чем рядом с ульем. Вот когда этот компьютерный бум пройдет, а он пройдет рано или поздно, люди потянутся к природе. Каждый нормальный человек где-то в душе мечтает иметь дачку. А где дачка, там часто пяток-десяток уликов. А где много дилетантов, там появляются профессионалы и начинается развитие.

— Но ведь пчеловод – профессия взрослых людей, понимающих жизнь?

— Вы знаете, я уже в шестнадцать лет учил старых колхозных пчеловодов, садил пять человек, и они вот так рот откроют и слушают. У меня уже была крупненькая для советских времен пасека, рассказывал и показывал…

— Это – искусство, наука, работа, хобби?

— Для всех по-разному. Для кого-то это хобби, для кого-то – труд, а для кого-то – жизнь и судьба. Но многие любители переходят от хобби к бизнесу.

— Вы можете утверждать, что пчела благотворно влияет на человека?

— Человек рядом с пчёлами, наверное, становится лучше. Они облагораживают. Это жизненный ритм. И пчела заставляет человека этот ритм не терять…

Игорь АЛЕХИН

Фото автора.

Промышленновский район.