Пришелец, или йети-полукровка

Как известно, рыбалкой в Сибири часто называют выездную пьянку. Не то чтобы у нас здесь все поголовно закоренелые алкоголики, нет и еще раз нет. Изначально пьянствовать никто и не собирается, все искренне убеждены, что уж на этот-то раз это будет серьезное, вдумчивое мероприятие.

Не всякая пара молодоженов с таким трепетом готовится к медовому месяцу, с каким матерые мужики готовятся к единению с природой.

Накануне отъезда, когда индивидуально у каждого из участников предстоящего таинства уже все готово, рыбаки собираются перед машинами и смотрят в глаза друг друга, вопрошая: а сколько брать? Без дурацких вопросов всем понятно, что речь не идет о туалетной бумаге или там фейерверках каких-нибудь. И ведь никому же не придет в голову спросить, а кто сколько уже взял?

Покупка водки на всех является совершенно отдельным ритуалом, который не следует мешать ни с чем. Ты можешь забыть, скажем, любимые гантели, колбасу или даже святая святых — удочку, но про водку ты не забудешь, так как она венец всей подготовки. Более того, там, где нет магазинов, водка является первой ценностью и ликвиднейшей из валют.

Вот наступает вечер второго дня рыбалки. Рыбы, естественно, еще никто не поймал, так как пока было не до нее. На хорошей сибирской рыбалке творятся вещи воистину удивительные и даже мистические! Время там течет совершенно иначе, чем в городе. Оно то убыстряется, то поворачивает вспять. Постоянно происходят пространственные деформации, даже гравитация работает аномально. Периоды легкости, когда тело, казалось бы, готово взмыть под облака вслед за журавлиным клином, чередуются с моментами, когда руки-ноги наливаются свинцовой тяжестью и нет больше сил ни пошевелить собственным пальцем, ни оттащить внезапно очугуневшее тело товарища, который застыл в противоестественной позе в опасной близости от костра.

Итак, на исходе вторых суток сибирской рыбалки ее участники, как правило, перестают обращать внимания на дурацкие физические законы, они уже готовы полностью слиться с природой, а также попутно перестают удивляться происходящему.

Но так бывает не всегда, ибо нет правил без исключений. В наших местах имеют место случаи, от которых, говоря образно, кровь стынет в жилах.

* * *

Место действия — труднодоступная даже для подготовленного «УАЗа» горная речка в семидесяти километрах от ближайшего жилья. Полуостров из намытого течением реки галечника, переходящий по берегам в отливающую золотом песчаную косу. Все это великолепие окружает настоящая сибирская тайга, где сосны на макушках сопок цепляются за облака.

В этом поистине райском местечке разместилась палатка, костер да сам «УАЗ». Трое медитируют, глядя на языки пламени, изредка наливая. Ничего необычного не происходит. Привычные шумы леса да журчание речки. Идиллию прерывают приближающиеся чавкающие звуки. Хрю-хрю, пук-пук, чав-чав, пук-пук — издают болотники бегущего прямо по речке мужика с удочкой. Пробегая мимо лагеря, он чуть не перепрыгивает через костер и аллюром чешет дальше. Ни традиционных в таких случаях реверансов, ни до свидания, откуда, куда, зачем? Да это и не важно, может, понос у мужика — медведя увидал да и поспешает. Проводив взглядами скрывшегося за поворотом реки спринтера, наполнили кубки, молча и деловито осушили. Серьезный повод не должен быть бездарно упущен.

Дело идет к отбою, у костра уже двое. Третий шарахается по палатке, решая, как угнездиться: вдоль или поперек. Те же привычные звуки леса и воды, но вдруг диск полной луны слева от сидящих загораживает беззвучный силуэт лохматого существа. Двое у костра не смотрят на него и продолжают неспешный треп, думая, очевидно, что это их товарищ встал по насущной нужде. Однако затуманенное сознание сидящих все же фиксирует концентрированный запах пота, вонючих шкур и псины.

Выросший как из-под земли пришелец — детина не менее двух метров ростом, широченный в плечах — был одет в конце лета так, как можно было бы и в нехолодную зиму. На голове засаленное от пота подобие не то треуголки времен Наполеона, не то вывернутой наизнанку буденновки. На плечах не то замызганная в хлам дубленка, не то остатки звериной шкуры. На ногах — блестящие от грязи, жира и копоти портки. Из-под треуголки свисают космы седеющих волос, сливающихся без перехода с бурной растительностью, которая закрывает большую часть лица. Неморгающие звериные глаза смотрят выжидательно, казалось, они застыли в своем мрачном спокойствии, но вместе с тем умудряются видеть все прямо перед собой и далеко за пределами мироздания. На плече стволом вперед висит раздрызганная трехлинейка, выпущенная, очевидно, еще перед русско-японской кампанией. В пропорциях этого существа она смотрится как игрушка.

Один из сидящих у костра, не поворачиваясь на силуэт, произносит:

— Михалыч, ну и вонь же от тебя! Не стой истуканом, на вот, дезинфицируйся! — и наотмашь за спину подает пришельцу стопку. Водка проваливается внутрь существа, булькнув, как камушек на дне колодца, пустой стаканчик тут же возвращается в еще протянутую руку. Оба рыбака одновременно поворачиваются в сторону пришельца и остекленевают от такого колорита.

Хочется кричать, но голос пропал, бежать, да ноги не несут, растительность на головах и загривках медленно встает дыбом. Первобытный ужас поднимается из глубин подсознания и парализует волю. Остатки же здравого смысла и инстинкта самосохранения требуют какого-то действия. Как бы ответом слышится недовольное фырканье пришельца. Куда там — решиться на какое-то действие! Ощущение такое, что эти глаза сканируют тебя насквозь. Мелькают разные подленькие мыслишки, например: «Хотел же завязать в прошлом году, зачем так много было брать?!»

«Ик, Санек, ты это тоже видишь?» – наконец произносит Первый.

Второй: «Кого, ик?»

Первый: «Да вот этого самого мужика. Мужик, водку будешь?»

В ответ утробный нечленораздельный звук, явно выражающий одобрение.

Пришелец, не спуская взгляда с сидящих, обошел стол и уселся напротив, плавно опустившись на скрещенные под собой ноги. Винтовка заботливо разместилась прикладом на землю, стволом на ляжке правой ноги.

Бутылка пошла по кругу, наполняя стопки. Однако заскорузлая рука пришельца, похожая на клешню рептилии, минуя маленькие стопки, ловко зацепила большую эмалированную кружку, временно исполняющую обязанности заварника, и небрежно выплеснула заварку вместе с остатками чая в костер. Выбор столь внушительной посуды не оставлял сомнений в серьезности намерений гостя.

Разлили до краев, выпили, крякнули. Мысли заработали четче, захотелось аккуратно подтянуть ногой поближе к себе снятый с пояса охотничий нож. Как бы ответом на эту мысль пришелец вынимает из чехла свой нож и, отрезав ломоть хлеба, кладет его рядышком по правую руку.

С грустью вспомнился карабин, безответственно брошенный где-то в палатке.

Как по команде, рука пришельца корректирует положение винтовки на коленке — таким образом, что дульный срез останавливается напротив солнечного сплетения и не сулит ни малейшего шанса, в случае чего.

Думать о непотребном на таких условиях как-то сразу расхотелось. Слишком много опасных совпадений за последние три минуты размышлений. Выручила классика:

Буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя;

Выпьем с горя; где же кружка?..

Вот зараза: рука гостя с готовностью протягивает кружку!!!

Разлили, вздрогнули, закусили.

Пришелец, закусывая с каким-то полурычанием, поглощал один за другим ломти хлеба, щедро присыпая их солью, и практически не притронулся к другой еде. А еще пил, пил и пил водку с жадностью бедуина, только что пересекшего Аравийскую пустыню.

Как ни пытались едва подавившие в себе страх рыбаки разговорить пришельца, в ответ раздавались лишь отрывистые звуки, выражающие удовлетворение или неудовольствие. Лежащая на его коленях винтовка не располагала к повышенной душевности общения. Когда последняя из имевшихся на импровизированном столе бутылок была осушена, а темы разговора дальше междометий не пошли, появился повод отправиться от греха подальше бай-бай в палатку. Поближе к карабину.

Насытился и пришелец. По-лошадиному фыркнув, он достал из подобия вещмешка кусок полиэтилена, отошел метров пятнадцать к ближайшим кустам, завернулся в кокон и захрапел.

* * *

Первый отрубившийся накануне, естественно, пробуждается раньше других. Душа горит. Кажется, что и Томи со всеми ее притоками не хватит, чтобы утолить этот жар. Можно попробовать капустным рассолом, но где ж его в тайге-то взять?..

Пространство вокруг палатки напоминает побоище. Кругом пустая тара без намека на содержимое. Человек на четвереньках перемещается от флакона к флакону и жадно глотает случайные капельки в надежде наткнуться на нечто более существенное. Наконец, отбросив щепетильность, мечет пустой бутылкой в стенку палатки, взвизгивает фальцетом:

— Где водка, подлюги?

Сон нарушен, естественные потребности давят на клапаны, но подлюги выдерживают паузу. Наконец, сжаливаются:

— Там, за бревнышком у костра, бутылки три найдешь, да в реке две охлаждаются, шары только разуй!

Звук шагов по гальке в сторону реки, затем вопль разочарованного лося во время гона, и в палатку летят уже камни.

— В «уазике» пяток штук, не ори, дай поспать.

Судорожное хлопанье дверцами, истерические причитания:

— Семнадцать бутылок, семнадцать, блин, бутылок…

Вытаскивает из палатки за ноги обоих вместе со спальниками. Те крутят головами, пытаясь припомнить.

— Послушай, а может, это тот пришелец с трехой?

— А что, мог, зараза, мне его рожа сразу не понравилась…

— Вы что несете, алкашня? До синхронных глюков доклюкались!

Недоверчиво переводит свирепый взгляд с одного на другого, ища подвох.

Уже втроем скрупулезно исследуют каждую пядь полуострова, но тщетно. При этом ничего, кроме водки, хлеба, соли и спичек, не пропало.

Третий, самый старший из присутствующих, увидев на песке отпечаток лапы, в который умещается две ступни обычного рыбака, на удивление легко начинает верить в пришельца. Закурив, вспоминает легенду про ЗК, поднявших бунт в этих местах и разбежавшихся по всей тайге. А там поди разберись в суматохе, кто оплодотворил йети-т-иху-мать.

— Да и мало ли по тайге сущностей разных шарохвостится, водки вот только на всех хрен напасешься. Со следующего раза лично прятать буду!

Немного подумав, добавляет:

— Внутрь, так надежнее…

Александр ПРИСЯЖНЮК.

P.S. Данный рассказ — не плод больного воображения, а реально произошедшая в Крапивинском районе история. Вот только кто тогда встретился рыбакам — одичавший до первобытного состояния человек, йети-полукровка, или же сам сатана в экстравагантном обличье, узнать уже не представляется возможным.