Массаракш, или Мир наизнанку

В эти майские дни в Томске в череде мероприятий, посвященных Дням славянской письменности и культуры, открывается традиционная художественная выставка «Ноев ковчег». В экспозиции представлены работы на евангельские и библейские сюжеты авторов из нескольких сибирских городов. Традиционно приглашены и кузбасские художники. В том числе поехали на выставку и три работы кемеровчанина Александра Зайцева: «Рыбак», «Распутывающие сети» и «Сретенье».

Две дороги и олени, которые бегут куда-то

В наше тяжелое для настоящего творчества время творцы разделились, пожалуй, на две условные категории: к среде более адаптированные и менее. Так вот, Саша Зайцев – явно из категории второй. Его нельзя отнести к художникам, которые «умеют устраиваться в жизни». Я знаю его уже много лет, и всегда он был таким –«вещь в себе». Словно каждую минуту прислушивается к чему-то не внешнему, а глубинному, к сути вещей, пространства и себя самого.

— В том, что делаю, — говорит он о себе и своем творчестве, — словно идут две дороги, и одна из них – точно такая декоративно-супрематическая. А лет 7 назад появилась вторая линия. Я на самом деле даже не знаю, как это назвать, это что-то из подсознания. Моя задача на сегодняшний день: концептуально создать эти два мира.

В мастерской Зайцева от низкого пола до высокого потолка «бегут» черно-белые олени (почему-то для него очень важно, что они именно с Камчатки). Не то, чтобы прямо такой «чистый супрематизм», скорее своими неведомыми путями переходящий в неоархаику. Эти декоративно-символические образы бегут двумя нескончаемыми жизненными потоками: одна такая жизнерадостная группа бесконечно движется вверх, другая – вниз. Это само по себе большое полотно подразумевает ещё таких же 9 или 12 холстов: по замыслу художника, поместить всю эту огромную компанию лучше всего в некоем достаточно большом пространстве, и произведение можно «наращивать» до бесконечности. Только вот вечная проблема — финансово продвигать эту идею сегодня нереально.

В процессе созерцания созрел глупый вопрос: почему олени бегут вертикально вверх или вниз?

— Потому что у меня процентов 70 картин можно вешать как угодно, – сообщает Александр. — Вот работа под пока условным названием «Зима». Её можно складывать, можно повесить, можно положить. Планета под нами тоже крутится – люди то стоят, то лежат, то висят. Это не меняет человека. И картины мои тоже так: если работу перевернуть, она изменится, конечно, но, по сути, останется та же. Её можно горизонтально или вертикально поставить – в зависимости от интерьера и настроения. А если сделать несколько холстов по одной тематике, то каждый раз можно создавать новую картину из этих работ. Можно один холст так оставить, а другой перевернуть, и сюжет поменяется, сменится композиция и сам образ картины. Можно, наоборот, в другую сторону развернуть. Можно так же и интерьер менять. Под разными углами, когда смотришь, могут и разные образы зародиться.

За кулисами

Сашины работы практически все в частных коллекциях, «на руках» у него почти ничего нет. Тем не менее, последнее время художник переживает очень тяжело.

— Чтобы серьезно где-то что-то показать, нужно, чтобы у тебя было 25-30 солидных картин, багаж какой-то. А чтобы создать эту коллекцию, нужно хотя бы год не работать, чтобы ни о чем не заботиться. Не бегать: там рекламу накатал, там в кабаке поработал, здесь занавес повесил, а между делом пописал что-то. У нас как? Удавалось поработать перед кризисом. Тогда, во-первых, был период расцвета кабаков. Жили оформлением. Когда до кризиса подъем пошел, художники оформляли драмтеатр, филармонию, молодежный театр, ДК шахтеров, Дом молодежи. Арендовали цех, большие мастерские. А потом все хуже, хуже, и заказов совсем не стало. Ещё совсем недавно заказывали расписные занавесы, полноценные произведения, а это же как книжку открыть. Сначала должна быть обложка, картинка какая-то, которая обобщает интерьер и действие. Но в итоге пришли к тому, что, чем дешевле, тем лучше. Пошли тендеры. Если у человека миллион рублей стоит занавес, у другого — 900 тысяч, то, естественно, выбирают последнего. Несмотря ни на что: ни на качество, ни на насколько интереснее, богаче…

В активе последних лет у Зайцева есть и церковная роспись. Как-то его сосватали: «Никто не берется в Полысаеве при шахте молебную комнату расписать, денег всего 16 тысяч рублей дают. Может, ты возьмешься? У тебя же работы нет…». Месяц он расписывал комнату на шахте. Причем только на третий день ему сказали, что тамошнюю воду нельзя пить, там подземные разработки идут. Сам же он внимания сразу не обратил. Что с него взять? Художник.

— Где-то на третий день набираю чайник воды, — улыбается художник, — смотрю, а она черная. Спрашиваю: «Что это такое?» — «А вы что, эту воду пьете?» — вопросом на вопрос отвечают. Да, я три дня её пил. Хотя там оказался целый склад с бутилированной водой. Какой хочешь – и йодированной, и минеральной…. Бери сколько хочешь.

Возможности Интернета тоже оказались несколько преувеличенными. Попробовали знакомые в Кемерове несколько лет назад создать такую виртуальную галерею «Синий башмачок», но что-то не срослось.

— Один раз позвонили, сказали, что китайцы какие-то заинтересовались, но они хотят, чтобы побольше было реалистических работ. Я говорю: «Нет реалистических, как пишу, так пишу». И все пропало. Я вышел на их сайт – смотрю, я один «висю». И опять тишина..

В общем, художественного рынка у нас нет как такового. Да, есть салоны, но у меня не салонная живопись.

Град Китеж: на поверхности и в глубине

Последняя Сашина работа «Девятый сон» ещё на мольберте. Он этот холст уже третий год пишет, очень сложная технология.

— У меня в свое время возникла идея этого направления, но она продвигается медленно. Смысл в том, чтобы сделать работу венецианской штукатурки. Это итальянская штукатурка, сделанная под какой-то камень. Если смотреть сбоку, получается эффект этого камня. Её очень сложно делать, так как быстро сохнет, я от неё так устал!

Мир в Сашиных работах мало того, что может хоть переворачиваться, хоть выворачиваться наизнанку, он ещё и для «всматривания». Даже не для созерцания, потому как последний процесс предполагает спокойное течение мыслей. А в эти работы нужно именно всматриваться, чтобы каждый раз тебе словно заново открылся мир через какую-то деталь. Впрочем, они появляются неожиданно даже для самого художника. Переписывать и переделывать он может до бесконечности. Вот в этом картинном углу, например, ещё три дня назад вместо пейзажа лежал огромный рыжий кот.

Какая-то непонятная работа подсознания происходит все время. Немного Сашин мир начинаешь понимать, когда вглядишься в одну из картин-отражений. Пустое пространство над озером, в котором отражается несуществующий лес. То ли бывший, то ли будущий. То ли надежда, то ли безнадежность…. Параллели с градом Китежем только у меня возникают?

— Внешние обстоятельства влияют или нет на то, что ты делаешь?

— Влияет все, но я на этом не акцентируюсь. Когда картину создаешь, есть два пути. Один академический, когда художник садится, рисует эскиз будущей картины, потом расписывает композицию, потом развивает, картон переводит на холст и пишет картину. У меня происходит наоборот, я для себя это называю подсознательным поиском композиции. Когда с холста начинаешь находить какие-то детали. Сюжеты, композиции, постепенно что-то образуется из структуры, из фактуры холста. Где-то попадает какая-то краска – из этого тоже может что-то родиться. Может, это потому, что у меня мозгов не хватает, чтобы сесть и придумать композицию? Когда я начинаю работать, я ещё ничего не знаю. И мне так интереснее. Работа подсознания. Я думаю, что и земля так возродилась. Был взрыв, а там уже все пошло-поехало. Планеты, люди, которые стали писать картины. Я для себя какой-то взрыв делаю, и происходят какие-то образы потом.

— Ты считаешь, твои картины нужно объяснять?

— Есть фраза, что произнесенное однажды вслух теряет сокровенный смысл. Изобразительный язык — он же другой язык. Когда об этом начинаешь говорить, очень много зависит от того, кто это рассказывает и для кого. Каждый может увидеть в одном и том же совершенно разные вещи. А объяснение, мне кажется, ограничивает. Хотя есть крайности. Одно время было модно не называть картину. Все равно название должно быть. Можно его сначала не читать, чтобы не мешать своему воображению. Вот я прочитаю и замкнусь в рамки. Но оно все равно должно быть.

И ещё, несмотря ни на что…

1. Он «сложно переносит» мегаполисы, считает, что «вот здесь есть дом, дерево около дома, и это питает»:

— А попасть в некий столичный муравейник… Я думаю, что там разлечусь на частички года за два-три.

2. Он не может работать «на потоке» и считает, что в этом его проблема.

— Я могу холст «месить» полгода. Ведь идея внутренняя в чем? Создать произведение. У каждого свой способ его создания.

— В общем, либо создаешь произведение, либо зарабатываешь деньги?

— Видимо, так.

Как это можно совместить в современном мире? Лично я не знаю….

Евгения РАЙНЕШ.

Фото Федора Баранова.

Кемерово.