Огни Кузбасса №6. Ноябрь–декабрь 2010.
Самая заметная прозаическая публикация номера – мемуар Гария Немченко «Донской пролог». Автор родом с Кубани, когда-то редактировал многотиражку на строительстве Запсиба, потом перебрался в столицу. В публикации идет речь о коллективном комсомольско-писательском паломничестве к Шолохову в станицу Вешенскую; правда, казацкий классик не замечает ни комсомольцев, ни литераторов, демонстративно общаясь исключительно с Юрием Гагариным. Все это перемежается воспоминаниями о Кузбассе и Москве.
Интересней всего здесь образ повествователя. То он испытывает явное отвращение к комсомольцам («Выступать «перед активом» я, как можно догадываться, не рвался»). То печалится, что так и не получил всесоюзную комсомольскую премию, хотя его кандидатуру выдвигали трижды. То читает проповедь иронической сокурснице о неподдельном энтузиазме комсомольских строек. То обвиняет «партийно-комсомольскую шушеру», что она нарочно спаивает молодых писателей… В общем, штучка посильней дантова «Чистилища»: и номенклатурную карьеру бросить жалко (как раз избрали в ревизионную комиссию на съезде ВЛКСМ), и бегать за водкой для партийного начальника писателей уже как-то не по летам… Правда, автор себя успокаивает: «Выходит, что я свободен в своих поступках, а он – нет». Свободный выбор лакейской участи – в самом деле, сильная нравственная дилемма.
Владимир Иванов дал в журнал три рассказа, из которых особенно интересен первый. Молодой муж узнает, что его сын – вовсе не его сын, но, пострадав, решает сохранить семью. Все это перемежается выдержками из биографии Томаса Джефферсона, третьего президента США, прижившего нескольких детей от своей темнокожей рабыни. При желании здесь можно разглядеть эхо древнего спора между гностицизмом и ветхозаветной традицией. Одни твердили, что не надо вкушать от древа познания. Другие полагали, что главная разница не между грехом и добродетелью, но между невежеством и знанием. Отметим, что Джефферсон был гностик: он клялся преследовать «все формы тирании над умами людей». Герой рассказа, похоже, приходит к выводу, что меньше знаешь – крепче спишь.
Сергей Донбай сетует:
Вымирает читатель
стихов.
В трубку стиснув
тетрадную пропись,
Он как будто уходит
на зов
(Сам себя заманил
крысолов)
В Интернета
безвылазный хоспис.
Интересно, что интернет при этом пишется с большой буквы(1).
Неудивительно, если вспомнить, что стихи по нынешним временам преимущественно в нем и бытуют. Образ Гаммельнского крысолова, кстати говоря, генетически связан с образом Орфея, который своей музыкой отворял преисподнюю.
В номере помещено окончание романа Юлии Лавряшиной «Темное эхо». Начиналось все почти как в «Анне Карениной»: героиня бросала мужа с детьми и уходила к молодому любовнику. Кончается все почти как в «Преступлении и наказании» или в «Бесах»: любовник оказался мерзавцем, изнасиловал подружку старшего сына героини и был таков. Жена, грехами отягченна, к супругу своему течет, бледна, смущенна. Оказывается, если скрестить Толстого с Достоевским, может получиться занятный дамский роман.
Борис Бурмистров размышляет о судьбах многострадального, как ему кажется, русского языка. «Есть книга «Тайна русского языка», написанная нерусским человеком, азербайджанцем Фазилем Ирзабековым (в крещении Василий). Эта книга должна стать настольной для всех изучающих русский язык и говорящих на нем». Насаждать Фазиля-Василия насильственно, как картофель при Екатерине, – чрезвычайно смелая идея. Несколькими страницами ниже еще один нерусский человек, Александр Гзогян, сетует: «Нечто невообразимое происходит с русским языком последние два десятилетия…»
Вообще-то нерусские радетели родной речи внесли в ее развитие неоценимый вклад: лучший наш толковый словарь составил датчанин Даль, лучший этимологический словарь – немец Фасмер, крупнейшие наши поэты прошлого века носили еврейские, татарские и польские имена. Русский язык тем и богат, что занимались им все кому не лень, вплоть до польского француза Бодуэна де Куртенэ. Меня больше занимает другое: зачем на открывающей нумер юбилейной страничке подчеркивается «Русскому поэту Александру Александровичу Блоку – 130 лет»? Блок, насколько я знаю, на иностранных языках ни строчки не написал. Носятся с этой своей русскостью, как инопланетяне.
1 Практика существует разная; орфографическая норма вроде бы требует прописной буквы – непонятно, зачем, если телевидение, радио и прочие медиа пишутся со строчной.
Областная газета
