Вот тебе, бабушка, и Юрьев день

На днях исполняется 150 лет со дня отмены в России крепостного права. Часто говорят, что в Сибири его никогда не было. Помещиков в Сибири действительно не было, однако территория Кузбасса входила в Алтайский горный округ, так что здешние крестьяне с 1727 года были приписаны к горным заводам и отрабатывали «подушный оклад», то есть ту же барщину.

Перевозили руду, валили лес, выжигали уголь, иногда работали в шахте или у плавильной печи. Крестьяне не были жестко прикреплены к земле: в пределах округа они могли переселяться на новое место; однако самовольно покидавшие пределы округа считались беглыми. На положении крепостных были и заводские мастеровые; даже вольнонаемные при первой же ревизии прикреплялись к заводам, и труд их превращался в принудительный. Но по большей части мастеровых набирали из тех же крестьян. Они объединялись в команды, подчинялись воинскому уставу, за неповиновение начальству и прочие провинности подлежали военному суду и даже жениться не могли без дозволения начальства. В преданиях горнозаводских рабочих эпоха крепостного права называется «обязательное время».
Впрочем, дети мастеровых обучались в заводских училищах и при усердии могли выслужить офицерский чин и получить свободу. Иван Ползунов, изобретатель парового двигателя, выслужил такой чин через 10 лет беспорочной службы. Похожий путь проделал сын мастерового Козьма Фролов, строитель гидравлических установок: ему пришлось ждать первого классного чина 15 лет; зато сын его Петр дослужился до постов начальника горных заводов и томского губернатора. Но, разумеется, далеко не все карьеры складывались столь благополучно. Иногда детей мастеровых посылали учиться за границу, они женились там на немках и француженках, а когда возвращались, обнаруживали себя со всем семейством на положении рабов; несколько таких случаев описывает Дмитрий Мамин-Сибиряк.
Крепостное право задержалось у нас даже несколько дольше, чем в центральной России: реформу завершили лишь к 1867 году. Крестьяне переводились с «издельной горнозаводской повинности» на оброк, мастеровые переходили на положение вольнонаемных. Абсолютное большинство их осталось работать на горных заводах по контракту (они назывались в народе «кондрашными»).
Впрочем, при советской власти крестьяне быстро вернулись в первобытное состояние: собранные в колхозы и не имеющие паспортов, они снова оказались на положении крепостных.

Возобновилась и практика мобилизации крестьян для проведения горных работ. Например, Краснобродский угольный разрез, старейший в Кузбассе, в 1947 году строили именно крестьяне из окрестных деревень. Разрез (точнее, карьер, как их тогда называли) стали строить поздней осенью, на зиму глядя, именно потому, что до этого колхозники были заняты на уборке урожая. Мобилизовали их вместе с лошадьми и подводами, совсем как в «обязательное время». К вскрышным работам приступили 23 ноября, когда грунт уже промерз на полметра, весь инструмент – клин и кувалда, лопата и тачка. Зато зарплату на разрезе выдавали «живыми» деньгами; колхозникам, которые привыкли трудиться за виртуальные трудодни, такая система чрезвычайно понравилась, и они с удовольствием оставались работать на карьере.
Что касается других сословий, помимо крестьян, то им в СССР пришлось отведать рабского труда в системе ГУЛАГа. Причем в Сибири лагерей было столько, что они быстро затмили воспоминания о казацких вольностях и кержацком свободолюбии.
Писательница Татьяна Толстая в начале 1990-х отправилась преподавать в США и оказалась в провинциальном колледже, в аудитории – одни негры. «Я из страны, где самый знаменитый поэт был черный, и у него были белые рабы». Как они обрадовались…
Напомним, что в России и в США рабство отменили почти одновременно: у них это случилось после Гражданской войны 1861–1865 гг. Интересно, что рудименты рабства в обеих странах пришлось выкорчевывать еще примерно сто лет. В США расовую сегрегацию («а зато вы негров линчуете») победили примерно к концу 1960-х, у нас паспорта колхозникам выдали немножко раньше.
Не менее интересно, что происходит после окончательной отмены крепостных порядков. Тут российско-американские пути вроде бы расходятся. В США наступают времена черного расизма и оголтелой толерантности, так что белый образованный мужчина-англосакс оказывается самым бесправным существом. Россия после 1991 года стремительно возвращается к феодализму, вплоть до торговли «живым товаром», и не только на мятежном Кавказе: появляется целый бизнес по отправке рабынь в заграничные бордели. Впрочем, и в России, и в Америке тем временем образуется новое сословие бесправных эмигрантов-гастарбайтеров: у них это мексиканцы, у нас – узбеки и таджики.
Кроме того, у нас осталась такая вещь, как прописка: институт вроде бы совершенно бессмысленный в условиях тотального электронного контроля, но имеющий важное психологическое значение. Тут уже паспорт выступает как инструмент прикрепления к земле, хотя бы и символического. И разорвать эту пуповину не удалось ни Столыпину, ни Хрущеву, ни Ельцину. Ни даже былинному великану Святогору: он может победить кого угодно, но когда в глупой самонадеянности пытается победить «тяги земные», тут и надрывается.