Личная зона тревоги

Как террористический акт в Домодедове отразился на мироощущении наших соотечественников?

Десять дней после взрыва
Когда случаются природные катастрофы, крупные аварии или шокирующие террористические акты, возникает ощущение, что словно вся атмосфера вокруг пропитывается тревожностью. Чем ближе катастрофа к месту твоего обитания, тем больше ты «примеряешь» ситуацию на себя и своих близких, тем острее и болезненней чувство сопереживания тем, кто попал в беду.
Террористы «играют» именно на этом: на ощущении, что здесь мог быть КАЖДЫЙ, на чувстве уязвимости, осознании собственной небезопасности. Мы все, кто оказался даже не жертвами, а свидетелями (а посредством телевидения мы все оказались свидетелями теракта), лишаемся ощущения, что мы – хозяева своей жизни. Нет уверенности, что весь наш завтрашний день, все наши планы, мечты, желания не будут перечеркнуты по чьей-то черной воле. Если все время помнить, что «Аннушка уже пролила масло», можно впасть в две крайности. Первая – опустить руки и поверить в бессмысленность существования. Вторая – особенно ярко и трепетно чувствовать все моменты жизни, которая происходит здесь и сейчас.
Я задавала вопросы знакомым и незнакомым людям все эти дни после трагедии, где они себя чувствуют в наибольшей безопасности: дома, на людной улице или, может, в лесу? Знаете, что ответило подавляющее большинство? Все равно где, только рядом с любимыми людьми.

Что делать или куда звонить?

Мария Холкина,
наша землячка,
живущая в Москве:
– Конечно, в связи с последними событиями в голову лезут всякие «а что, если вдруг», и передергивает, и страшно.
Пару недель до трагедии в Домодедове у меня было немного другое «а что, если вдруг». Передо мной в метро упал человек. Мужчина средних лет, прилично одетый, трезвый, менеджер «самого среднего звена» — вроде стоит себе и никого не трогает. И внезапно обмякает и падает на пол вагона, глаза закатываются, щеки краснеют. Его подхватывает пара не менее прилично одетых мужчин, садят на скамейку. Тот очень быстро приходит в себя – ну, как приходит, видно, что человеку плохо, но хотя бы может говорить. Краем уха слышу, что один из подхвативших оказывается врачом. У них завязывается разговор, врач щупает пульс, моя станция, выхожу.
Когда беднягу подхватили и посадили, первая мысль — есть ли в сумке валокордин? Да с чего ему там быть? К тому же откуда я знаю, валокордин ему нужен или что-то другое? И тут меня накрывает вторая мысль, которая вводит в ступор. Как вызвать «скорую» с мобильника? Я НЕ ЗНАЮ.
Знаю, как разблокировать телефон, если забыла пароль. Знаю, как закачать в мобильник музыку. Знаю, как сделать смс-рассылку. Я даже знаю, как «разлочить» айфон, что такое сидия и прочая хренотень. Но я не знаю, на какой номер звонить, если кому-то плохо, если пожар или я стала свидетелем автокатастрофы!
«Прогуглила». Выяснила — 112. Но таких незнаек, как я, очень много. И я снимаю с себя всю ответственность за свое незнание. Надо об этом кричать на всех площадях, развешивать баннеры, говорить в школах, университетах и компаниях. Об этом, дорогое МЧС. Об этом, дорогие мобильные операторы, а не о новых тарифах. В Штатах есть всего один номер телефона, и его можно набрать хоть с мобильника, хоть со стационарного, хоть откуда. А у нас нужно запоминать четыре номера — 01, 02, 03 и 112. Бред, разумеется. Так давайте хотя бы всем об этом расскажем, что еще остается.

Владимир
Александров,
преподаватель
кемеровского вуза:
– Я сам по себе человек не очень тревожный, таковы особенности моей психики. Отдаю себе отчет, что другие люди могут чувствовать себя по-другому, но к событиям такого рода отношусь больше философски. Сочувствую тем, кто пострадал, но «на себя» это не очень примеряю. Ещё заметил такую особенность. У нас в вузе очень много наглядной агитации, что делать в чрезвычайных ситуациях, развешано по этажам. Так вот, обычно студенты пробегают мимо нее, не обращая внимания. Но как только что-нибудь случилось, замечаю, что все больше народа около этих плакатов останавливается и внимательно их изучает.
Ирина,
просто прохожая:
– Когда произошла трагедия в Домодедове, я как-то сразу обратила внимание, что у людей «зашкалило» беспокойство о себе. Со всех сторон раздается: «Как я боюсь», «а если бы там был я», «а я вот недавно там был»… Какой-то сплошной эгоизм, даже сочувствие к тем, кто пострадал, происходит как бы из страха за свою собственную жизнь. Но что поделаешь – такими нас, людей, создал Бог, несовершенными, думающими, по большому счету, только о себе. А может, это наша психика так защищается от ужаса?

КОММЕНТАРИЙ СПЕЦИАЛИСТА

Дмитрий Геннадьевич
Платонов,
заведующий отделением
неврозов Кемеровской
областной клинической
психиатрической больницы:
– Если говорить о нашем отделении, то сюда обращаются люди, у которых в основном уже сформировалось болезненное состояние – невротическое. А для того чтобы невротическому состоянию сформироваться, нужно время. Поэтому непосредственно сразу после таких событий всплеска обращений наблюдать у нас, психотерапевтов, нельзя. И даже в случае, если происходят психотравмирующие ситуации, связанные с терактами, катастрофами, это всегда отсрочено по времени месяца на полтора. Сразу люди идут куда? К знакомым, родственникам, друзьям. Кто-то идет в баню, кто-то выпивает алкоголь. То есть решают обычные и понятные психологические тревожные опасения обычными, бытовыми методами. В большей степени это правильно. Было бы не очень здорово, если бы сразу после таких ситуаций у психологов был бы невероятный перебор работы.
И ещё, очень важную роль играет то, какова личность человека, на которого повлияло то или иное событие. Подавляющее большинство людей справляются с этими событиями сами и забывают о них довольно скоро, если они их не коснулись лично. А личности, которые предрасположены к невротическому способу реагирования, и реагируют болезненно. Есть на эту тему хорошая книга, которую ещё в 30-х годах прошлого века написала знаменитый психолог Карен Хорни «Невротическая личность нашего времени». Так вот, у таких личностей через полтора-два месяца формируются невротические реакции, затем может сформироваться и невроз как заболевание. Такие люди через полтора-два месяца или чуть позже обращаются к психологу, психотерапевтам. И мы им эту помощь оказываем.
Стоит задуматься об обращении к психологу, если после подобного события человек начинает не спать ночью, у него эти страшные мысли постоянно навязчиво вертятся в голове. Тут даже две недели ждать не надо, 5-7 дней такого состояния — достаточный срок для обращения к специалисту.
Если говорить о статистике причин обращений в отделение неврозов, то первое место устойчиво занимают внутрисемейные конфликты. Когда они приобретают хронический характер, когда внутри семьи психологическое напряжение присутствует в течение длительного времени. На втором месте – то, что связано с работой. Неуверенность в завтрашнем дне, конфликты с начальством, которые, в свою очередь, вызывают неуверенность в завтрашнем дне и боязнь увольнения. На третьем месте целый ряд факторов. Но все-таки подавляющее большинство обращений – внутрисемейные причины. Сюда можно добавить какие-то сексуальные проблемы и вещи, связанные с изменой одного супруга другому (эти проблемы в первую очередь относятся к сексуальным, но все равно они носят семейный характер), и эти две основные причины увеличения общей тревожности покрывают почти весь спектр основных причин, порядка 85 процентов.
Люди тревожны в принципе. И надо понимать, что тревога – это хороший адаптивный механизм. Она мобилизует человека, заставляет искать способы преодоления какой-то кризисной ситуации. И вообще тревога в целом – это хорошее эмоциональное состояние. Но когда становится неэффективной, когда тревоги много, а толку мало, тогда возникают невротические реакции и невроз как таковой. А это уже плохо.